Альфред Ван Вогт - Зверь
— Слушаю вас.
— Мисс Лэнетт — это единственное звено, что связывает вас с этим делом?
Стивенс даже вздрогнул. “Нет, нет, — мелькнула у него мысль — Не будет же он пытаться вынуждать меня признать, что даже сама мысль о подобном могла прийти нам в голову”.
— Что вы хотите этим сказать? — настороженно спросил он.
— Никто другой не вступал с вами в контакт по этому поводу?
— Еще нет. Может, вы кому-нибудь порекомендовали это сделать?
На том конце провода явно зубоскалили:
— Ну уж нет! Послушайте, Стивенс, поставим вопрос ребром. Кого-то осудят за убийство этого негра… Сдается мне, что этот “кто-то” — крупная дичь. И у меня есть все основания полагать, что убийца встревожен, и он вполне мог бы нанять адвоката.
Стивенс неприязненно бросил:
— Так вы уже знаете, кто он? Я правильно вас понял?
— Вот именно… Думаю, что нам известен убийца. Проблема лишь в том, чтобы найти улики и выяснить мотив. Не говорю о ряде других обстоятельств, о которых я предпочитаю умолчать. Так что, Стивенс, доставьте сюда эту дамочку сегодня утром, и все устроится наилучшим образом. До свидания.
Стивенс, положив трубку, стал тут же набирать номер Большого Дома, но затем передумал. “Лучше, — решил он, — подождать встречи с Холандом. Тогда разговор с Таннехиллом будет предметнее”.
В этот момент появилась Мистра.
— Воспользуемся моей машиной, — весело прощебетала она. — Сегодня я буду вашим личным водителем и готова доставить вас в любое угодное вам место.
У нее был “кадиллак” цвета ликера “шартрез”, с открывавшимся верхом. Стивенс пришел в восторг от блеска его хромированных деталей. Пока они выбирались на шоссе, он поглядывал на профиль Мистры и размышлял: “Подумать только, каких-то пять лет назад она была всего лишь секретаршей. А теперь… Да, нелегко будет объяснить эту метаморфозу”.
По прибытии в здание суда их сразу же провели в кабинет Холанда. Тот поднялся из-за стола и уставился на Мистру. Он разглядел ее во всех подробностях — от элегантной обуви до модной шляпки, не забыв по пути остановить взгляд на норковом манто. Его лицо озарилось полной удовлетворения улыбкой. Затем выражение сменилось, и он грубо рявкнул:
— Мисс Лэнетт, были ли вы любовницей Ньютона Таннехилла?
Мистру, казалось, поначалу это удивило, потом вопрос представился ей забавным.
— Нет! — твердо заявила она.
— В таком случае, — с мрачным видом продолжал Холанд, — как вы можете объяснить тот факт, что за все время работы у него вы получали по двенадцать тысяч долларов в месяц, что составляет сто сорок четыре тысячи долларов в год, и так в течение пяти лет. Вы должны согласиться, что это — весьма солидная сумма для секретарши, которую поначалу наняли для того, чтобы составить каталог предметов искусства…
Стивенс повернулся в пол-оборота, чтобы уловить реакцию Мистры. Пораженный приведенными данными, он подумал: “Вот именно, как объяснить этакое?” Спокойствие покинуло его. Конечно, абстрактно он знал, что члены группы пользовались плодами далеко ушедшей вперед науки и были людьми состоятельными. Но сейчас, когда речь зашла о конкретных цифрах, это заставило его призадуматься. И он так далеко унесся в своих мыслях, что голос Холанда доносился до него, словно из какого-то далекого далека. А тот настырно развивал свой тезис:
— …убежден, что мисс Лэнетт поймет: она обязана тесно сотрудничать с правосудием… Уверен, что ей и в голову не приходило, что, начавшись однажды как простой обман, все это в один прекрасный день выльется в убийство… Разумеется, она понимает, к чему я клоню. Не так ли, мисс Лэнетт?
Но та совершенно хладнокровно покачала головой:
— Даже не догадываюсь, что вы имеете в виду, на этот счет у меня нет ни малейшего понятия. Отвергаю все обвинения и инсинуации, какой бы характер они ни носили. Мне ничего не известно о смерти Джона Форда.
Холанду, похоже, не терпелось.
— Да ладно вам, мисс Лэнетт. Лучше должным образом вникните в свое положение. Я пока что расположен вести с вами дело на дружеской ноге. Готов пойти на то, чтобы против вас не выдвигалось никаких обвинений, поскольку вы выступали, скажем так, на второстепенных ролях как до, так и после известных событий в этой криминальной комбинации, закономерно приведшей к убийству.
Стивенс счел, что пора вмешаться и ему.
— Чего именно вы добиваетесь от мисс Лэнетт? А относительно ваших вопросов, хотелось бы уточнить одно обстоятельство: как умер Ньютон Таннехилл?
Холанд с сарказмом метнул взгляд на Мистру.
— Да, да, мисс Лэнетт, — засуетился он, — укажите нам причину его смерти.
Мистра чуть заметно нервно дернулась, но ответила совершенно невозмутимо:
— У него был сердечный приступ. Доктор Лас Сьенгуас сможет вам это объяснить лучше, чем я. Именно он осматривал тело и давал заключение, в то время как мы готовились к похоронам. Раз он так сказал, я считаю, что так оно и было. Кстати, это указано и в свидетельстве о смерти, выданном в Нью-Йорке.
— Ах да, — игриво подхватил Холанд, — верно, свидетельство о смерти, выданное в штате Нью-Йорк. Только знает ли кто-нибудь, где оно? И вообще, видел ли кто-то этот документ? — Он махнул рукой. — Да будет вам, оставим пока этот вопрос в стороне. Мисс Лэнетт, вы не возражаете против встречи с Артуром Таннехиллом, наследником?
Мистра после секундного колебания ледяным тоном произнесла:
— Не имею ни малейшего желания его видеть.
Холанд привстал.
— Не может ли так быть, — громогласно вопросил он, — что это ваше нежелание лично увидеть его как-то связано с тем фактом, что сегодня утром, открыв могилу Ньютона Таннехилла, мы обнаружили его гроб пустым?
Он обошел вокруг стола и все с той же язвительностью закончил:
— Если вы соблаговолите согласиться, то мы немедленно отправляемся в Большой Дом, и я вас представлю мистеру Артуру Таннехиллу. Что на это скажете?
Стивенс поспешил вступить в разговор:
— Я сейчас же позвоню мистеру Таннехиллу и поставлю его в известность о сложившейся ситуации.
Холанд буквально испепелил его взглядом.
— Ну уж нет, ни о чем вы его предупреждать не будете. Я хочу, чтобы это произошло неожиданно для него.
Стивенс с неподдельным гневом воскликнул:
— Ничего более невероятного в жизни не видел! Вы отдаете себе отчет в том, на что идете?
— Еще никогда я не был столь уверен!
Стивенс напряженным тоном бросил:
— Ради бога, одумайтесь! Неужели вы намерены обходиться столь бесцеремонным образом с Таннехиллом? А что скажете об отпечатках пальцев? Их же наверняка можно сверить и быстренько свернуть всю эту историю…
Но едва эти слова сорвались у него с языка, как адвокат пожалел об этом. Ведь если Мистра сказала правду, то отпечатки пальцев у дяди и его племянника окажутся одинаковыми. Но, с другой стороны, представлялось совершенно невероятным, чтобы они даже не подумали о такой возможности. А если они приняли меры, то было маловероятно, чтобы этот вопрос имел какое-то значение.
Холанд ответил:
— Мы сделали все необходимое в этом плане, пойдя обычным путем. Но выяснилось, что нигде нет ни одного документа с отпечатками пальцев Ньютона Таннехилла. А поскольку закон признает только официальные отпечатки, то вопрос для нас оказался закрытым.
Стивенс так и не смог разобраться, испытал ли он от этого известия облегчение или нет.
— В любом случае, — примирительно заявил он, — дайте мне возможность позвонить мистеру Таннехиллу и договориться о встрече. Уверен, что это дело можно решить, не прибегая к никому не нужным силовым приемам.
Холанд отрицательно мотнул головой.
— К черту все ваши предложения! Все равны перед законом. Никакого фаворитизма. Вы пойдете с нами или предпочтете, чтобы я распорядился задержать вас здесь до тех пор, пока мы с мисс Лэнетт не прибудем в Большой Дом?
Стивенс уступил. Спустя пару минут, когда они спускались по лестнице, он подумал: “И все это из-за того, что когда-то Холанда выгнали с работы у Таннехилла. Теперь он постарается взять реванш”.
12
В Большом Доме был всего один этаж, но все равно, венчая вершину холма, он выглядел как величественнее сооружение. За истекшие века его неоднократно переделывали внутри, но внешний вид оставался неизменным.
Круто обогнув небольшую рощицу, машина сразу выскочила к лестнице, о монументальности которой Стивенс как-то уже позабыл. Ведь при взгляде на Дом снизу ее скрывали плотные ряды деревьев. Лестница занимала весь фасад здания — порядка тридцати ярдов — и вела к широкой террасе, куда выходила двустворчатая дверь С рамами из толстого стекла.
Как и сам Дом, лестница была сработана из серовато-белого мрамора. Наверх вели двадцать пять ступенек.
