Ольга Ларионова - Леопард с вершины Килиманджаро (сборник)
– Объяснитесь, – по-королевски бросил Лакост.
Мне пришлось во всеуслышанье рассказать о том, как я хотел спихнуть Илль в пропасть. Я умышленно не назвал эту расщелину канавой, чтобы сгустить краски.
– Честное слово, надо было! – неожиданно перешел на мою сторону Туан. Вероятно, причуды сестры порядком ему надоели.
– Вынужден признаться, что не имел бы ничего против, – склонил голову Лакост.
– Остановка за немногим, – резюмировал Джабжа. – На дворе еще ночь, и вам остается только исправить ваш промах. Пропасть в десяти шагах.
– Не поддавайтесь, вас провоцируют! – крикнула Илль. – Сами научили меня драться, а теперь хотят продемонстрировать.
Она вскочила на кресло ногами и изогнулась, опираясь на спинку. Кем она была в этот момент – ящерицей? Кошкой? Что же это за хищный гибкий зверек, бросающийся на человека и в одно мгновенье перекусывающий ему сонную артерию? Ах, да, соболь. Вороной соболь. По-древнему – аскыр.
Я смотрел и ждал, когда она бросится на меня. Я был почти в этом уверен. Я представлял себе, как тонкие пальцы, черные пальцы захлестывают мне шею, но я отрываю ее от себя и тащу к обрыву, что окружает Хижину, – и тут я вспомнил ее, замершую на моих руках с опущенными ресницами… Я вздрогнул.
– Ага! – закричала она. – Испугались! И правильно сделали. Эти хвастуны сами не могут со мной справиться, уж разве что вдвоем. А надо было мне тогда бросить вас и не откликаться, пока бы вы не съехали под горку.
– И что тогда? – полюбопытствовал я.
– Ничего. Вы стукнулись бы ногами о противоположную стенку и спокойно выбрались бы. Глубина пропасти там не больше полутора метров.
– И вообще, – сказал я, – зачем вам было меня спасать? Ведь это не входит в ваши обязанности.
– Несколько странные представления о задачах и обязанностях персонала спасательной станции, – наклонив голову набок, задумчиво заметил Лакост.
Он, кажется, шутил.
– Спасательной? – переспросил я.
– Ну, да, – невозмутимо подтвердил он.
Это было здорово придумано. Спасательной?! Нет, вы подумайте – спасательной! Я захохотал.
– От чего же вы спасаете? Ведь каждый может узнать… Нет, молодцы, люди! Люблю здоровый юмор. Спасатели…
Все почему-то смотрели в стороны, словно тактично ждали, когда я перестану смеяться. А я не переставал. Уж очень это мне понравилось – спасать людей, которые знают, что все равно они не погибнут. Когда-то это называли «мартышкин труд».
– А вот что, ребятки, – сказал вдруг круглолицый с полотенцем, – начихаем-ка мы на законы гостеприимства, возьмем уважаемого гостя под локотки и скинем-ка его со стартовой площадки. Разбиться он, разумеется, разобьется, но что-нибудь да уцелеет. Кусочки соберем – придется мне поработать; руки-ноги заменим биоквантовыми протезами, всякие там печенки-селезенки поставим наилучшие, патентованные. Память восстановим почти полностью – это я гарантирую, запросим в профилакториуме снимок нейронной структуры… А?
Я уже не смеялся.
– Слух обеспечим отменный, – Джабжа перекинул салфетку через согнутую руку, наклонил голову, ухмыляясь. – Зрение – острейшее. Обоняние – высшей кондиции. Не угодно? И потом живите себе все положенные вам годы с миром, живите – поживайте, детей… – Он быстро глянул в сторону Илль и осекся.
– Ладно, – сказал он, – отставить избиение младенца. Присутствующим ясно, что с горок лучше не падать. Чтобы прожить свои положенные годы, – опять свирепый взгляд в мою сторону, – по возможности с собственными конечностями. Ну, а о тех, кто по тем или иным причинам не удосужился еще обратиться в Комитет «Овератора», я даже и не говорю – для них это совершенно противопоказано, – и он снова с минимальной дружелюбностью – слишком демонстративной, однако, чтобы быть искренней, – глянул на меня.
Свирепость у него была уморительная, и это несколько примирило меня с только что преподанным мне уроком. Да, годы, проведенные в одиночестве, здорово сказываются на психике.
Лакост, видимо, думал о том же:
– Вы ведь тот самый механик, который просидел одиннадцать лет на каком-то буе?
Все знают. Я кивнул.
– Какого же черта вы молчите? – вдруг взорвался Джабжа. – В кои-то веки выудишь в горах интересного человека, а ему и в голову не приходит отплатить за гостеприимство. Выкладывайте, что там с вами приключилось.
Этот Джабжа распоряжался, словно он был начальником базы. Милый дворняга. Но я был ему благодарен уже потому, что носик на черноглазой рожице поехал круто вверх, чтобы никто не забывал, кто именно выудил меня, такого интересного, из ледяной могилы.
– Я думаю, что в общих чертах вы и сами все знаете, – попытался я скромно увильнуть от рассказа.
– Рассказывайте же! Ну!
Ишь, какой капризный головастик!
И вдруг светлое лицо Саны встало передо мной. «Не надо… Не вспоминай об этом… Не теряй на это времени – нашего времени…»
Эти ребята ждали от меня веселых приключений. Кос-мический вояж с десятилетней остановкой. Тайна рокового буя и искушение святого Антония на современный лад. А для меня это были те, четверо, которые погибли в первые же минуты этих лет и продолжали оставаться со мной до сих пор. Я был виновен перед ними, и ни доводы собственного рассудка, ни воля Саны не могли заставить меня оправдаться или позабыть о них.
– Вы ведь были там не один. Как же произошло, что остальные не вернулись?
Я посмотрел на Джабжу с ненавистью. Что он лез ко мне? Какое он имел право спрашивать о том, в чем я был не виновен перед людьми? А уж то, что касалось меня самого, я никак не собирался раскрывать здесь, в каком-то случайном уголке, где мне суждено провести одну ночь.
– Мы осмотрели буй и кое-что подремонтировали. – Я постарался отделаться краткой информацией, – Получили с Земли «добро» на обратный вылет и поднялись с буя. Два раза обошли вокруг него, потому что, когда мы прилетали, его сигнализационная система работала нечетко. На первом витке все было хорошо, а на втором сигналы стали гаснуть. Потом нас швырнуло обратно к поверхности… Я тогда не понял, что это происходит против воли командира корабля. Я думал, что он сознательно возвращается, чтобы устранить недоделки. Мне было не до того – ведь система сигнализации целиком лежала на моей совести.
– Ну?.. – сказал сдержанный Лакост.
– Я занял межпланетный фон, так как на ультракоротком не смог бы связаться с киберцентром буя, и вызвал дежурных «гномов» из сектора приема и сигнализации. «Выходите первым!» – крикнул мне командир, и я, еще не снявший скафандра, выскочил из корабля и громадными прыжками бросился к появившимся из лифта «гномам». В последний момент мне показалось, что командир и механик-фоновик с отчаянными лицами что-то выколачивают из межпланетного фона. Я это вспомнил потом, когда стал все вспоминать. А тогда я бежал к роботам, и самый большой из них неожиданно схватил меня и бросился в лифт. Я закричал и стал вырываться, но вы понимаете, что этого сделать нельзя, если робот выходит из подчинения. Лифт полетел вниз с ускорением не меньше земного свободного падения, и когда он остановился на среднем горизонтальном уровне, толчок был слишком силен, и я потерял сознание.
Собственно говоря, это было все. Что я мог им еще рассказать? Как мне мерещились их крики, стуки и скрежет металла? Как я боролся с роботом, мешая ему спасать меня? Как до сих пор…
– Вы были самым молодым на корабле? – тихо спросил меня Джабжа.
– Да, – ответил я, не зная, к чему этот вопрос.
– И он приказал вам выйти первым…
Да, я должен был выйти первым и спуститься в отделение фонотронов. Я был самым молодым… И меня ждала Сана. Командир знал, как она меня ждала. Он приказал мне идти первым. Может быть, он еще что-нибудь передавал мне, но ультракороткие фоны уже молчали. А я даже не успел оглянуться и посмотреть, вышел ли кто-нибудь следом за мной или нет.
– Я думаю, что никто больше не вышел, – задумчиво сказал Лакост. – Раз начала отказывать аппаратура, то не могла работать и выходная камера корабля.
– Можно было вырезать люк изнутри, – предложил Туан, словно это сейчас имело какое-нибудь значение.
– Нет, – сказал Джабжа, – Время. Они не успели бы этого сделать.
– Почему на буе не было приспособления для мгновенного переноса корабля к ангарному лифту? – не унимался Туан.
Откуда я знал, почему его не было.
– Теперь это есть везде, – сказал Лакост, – но разве их спасло бы это?
Я кивнул:
– Ангар находился на глубине пятидесяти метров. Они не успели бы выйти из корабля, как излучение достигло бы смертельной плотности, а металл, деформируясь, расплющил бы звездолет, как он и сделал это со всем ангаром.
– Но ведь излучение проникло вглубь не мгновенно?
– Достаточно быстро. Меня спасло еще и то, что металл, уплотняясь, сам становился изолирующим слоем. Да еще защитное поле после каждого горизонтального уровня – его включал мой «гном».
