Дуглас Адамс - Жизнь, Вселенная и все остальное
– Просто ты упомянул какую-то вечеринку, вот я и подумал… – протянул Форд.
– Упомянул, – подтвердил Слартибартфаст, уронив голову на грудь.
Он понял, что совершил оплошность – слово «вечеринка» вызывало у Форда Префекта какое-то нездоровое возбуждение. Причем с каждым новым витком трагической истории Криккита и его народа Фордом Префектом все сильнее овладевало желание танцевать с девушками и пить, пить и танцевать.
Старец сознавал, что лучше было бы до последнего момента молчать о вечеринке. Но слово не воробей, а все же вылетело, и теперь Форд Префект уцепился за идею вечеринки со всем рвением арктурианской мегапиявки, которая, крепко прильнув к жертве, откусывает ей голову и забирает звездолет жертвы себе.
– И скоро мы там будем? – спросил Форд, просияв.
– Как только я объясню вам, зачем нам туда надо.
– Я-то и так знаю, зачем мне туда надо, – пробормотал Форд и откинулся на спинку дивана, заложив руки за голову и ухмыляясь своей коронной мурашки-по-спине-посылающей ухмылкой.
Уходя на пенсию, Слартибартфаст надеялся пожить наконец спокойно.
Он собирался научиться играть на октавентральном милляляфоне – прелестное в своей тщетности занятие, ибо он не обладал необходимым для этого инструмента количеством ртов.
Также он думал написать фантасмагорическую, последовательно-неточную монографию об экваториальных фьордах, дабы навек затуманить мозги науке относительно пары аспектов этого вопроса, которые казались ему важными.
Вместо чего он, черт знает зачем, дал себя уговорить на выполнение необременительной работы по заказу Движения за Реальное Время. И впервые в жизни отнесся к делу серьезно. Что не осталось безнаказанным – в результате он, человек уже не первой старости, мотается по Галактике, пытаясь побороть зло и спасти человечество.
«Лучше камни ворочать», – подумал он, тяжело вздыхая.
– Послушайте, – сказал он, – в ДРТ…
– Где? – воскликнул Артур.
– В Движении за Реальное Время, я вам о нем попозже расскажу. Итак, я уловил соответствия между пятью предметами из числа темпорального мусора, которые в сравнительно недавние времена вновь вынырнули в реальности, и пятью составляющими уничтоженного Ключа. Я смог проследить точную судьбу только двух – Деревянного Столба, который оказался на вашей планете, и Серебряной Перекладины. Она, похоже, находится на некой вечеринке. Мы должны отправиться туда и забрать ее, чтобы она не попала в руки криккитянских роботов. Иначе за судьбу Галактики ручаться нельзя.
– Нет, – твердо сказал Форд. – Мы пойдем на эту вечеринку, чтобы напиться вдребадан и потанцевать с девушками.
– Но разве ты не понял, что я…
– Да я понял! – вскричал Форд с несвойственной ему горячностью. – Все я прекрасно понял. Вот потому и хочу выпить, сколько успею, и протанцевать со сколькими девушками успею, пока все не кончилось. Если все, что ты нам показывал, правда…
– Ну разумеется, правда!
– …то нас вмиг слопают и тапочек не выплюнут.
– Чего не выплюнут? – не понял Артур.
– Та-по-чек.
– А до этого с нами что сделают?
– Сло-па-ют.
– Кто, белые роботы?
– Кто ж еще!
– Я думал, роботы питаются горючим, а не… бр-р… тапочками.
– «Слопают и тапочек не выплюнут», – сказал Форд со всей отчетливостью и быстротой, на какие был способен, – это фигуральное выражение, обозначающее в данном контексте, что нас убьют в мгновение ока. Понял?
– Понял. А зачем им наши тапочки?
– Это художественный образ.
Артур смирился, и Форд продолжал свою речь, стараясь вновь обрести первоначальную пламенность.
– Ты задумайся, кто мы все такие! – вскричал он. – И я, и ты, Слартибартфаст, и Артур – особенно Артур – мы же просто дилетанты, сачки, перекати-поле. Фраера, если хочешь.
Слартибартфаст нахмурился, обиженно и недоуменно, начал было что-то говорить:
– …э-э…
Форд прервал его:
– Понимаешь, мы никакие не фанатики. Ни с какого боку. – Голос Форда креп.
– …э-э…
– А это ключевой фактор. Против фанатиков мы бессильны. Нам, по большому счету, все по фигу – а им совсем наоборот. Значит, они победят.
– Мне очень многое на свете не «по фигу», – дрожащим от раздражения и неуверенности голосом проговорил Слартибартфаст.
– Например?
– Ну, например, – сказал старец, – жизнь. Вселенная. Да все на свете! Фьорды.
– И что, ты готов за них умереть?
– За фьорды? – изумленно захлопал глазами Слартибартфаст. – Зачем?
– Вот видишь!
– Честно говоря, не понимаю.
– А я никак не пойму, – вставил Артур, – при чем тут мои тапочки?
Сознавая, что власть над ситуацией ускользает из его рук. Форд решил не сдаваться.
– Вся штука в том, – прошипел он сквозь зубы, – что мы не фанатики! И настоящие фанатики нас вмиг слопают и та…
– Мои тапочки, то есть шлепанцы, – гнул свое Артур, – это почти все, что я вынес с Земли. Я их просто так не отдам!
– Да заткнись ты со своими тапочками!
– Как скажешь. Ты сам о них первый заговорил.
– Мало ли чего ни ляпнешь, – буркнул Форд. – Суть вот в чем…
Наклонившись вперед, он подпер лоб рукой.
– О чем это я? – произнес он устало.
– Давайте просто отправимся на вечеринку, – предложил Слартибартфаст, – не важно зачем. – И встал, мотая головой.
– По-моему, именно это я и хотел сказать, – заявил Форд.
По таинственному капризу конструкторов, телепортационные кабинки находились за дверью с надписью «Туалет».
17
Все больше распространяется мнение, что путешествия во времени представляют собой угрозу экологии, так как влекут за собой загрязнение истории.
Теория и практика путешествий во времени пространно описаны в соответствующих статьях «Большой Галактической Энциклопедии». Правда, эта наука темпоральных перемещений недоступна для всех, кто не изучал высочайшую гиперматематику по крайней мере в течение четырех жизней. Поскольку до изобретения самой машины времени подобный студенческий подвиг был просто физически невозможен, совершенно непонятно, каким образом люди изначально умудрились эту машину изобрести. Есть гипотеза, что машина времени, как ей и положено по определению, была изобретена во всех эпохах одновременно, но это явная чушь.
Вся беда в том, что масса исторических событий тоже оказалась явной чушью.
Вот один пример. Возможно, некоторым он покажется маловажным, но жизнь многих других он буквально перевернул. Значение этого события уже в том, что именно оно стало первым толчком к учреждению Движения за Реальное Время. (Первым? А может, итоговым? Это зависит от того, в какую сторону, по вашему мнению, движется история. А этот вопрос на данный момент не имеет однозначного ответа.) Есть (был и сплыл?) один поэт. Звали его Лаллафа, и написал он «Песни Долгой Страны» – цикл стихотворений, которые вся Галактика единодушно признала величайшими стихами всех времен и народов.
Эти стихи несказанно прекрасны (доселе были несказанно прекрасны?). То есть человека, возжелавшего поделиться впечатлениями от них, очень скоро переполняло столь сильное душевное волнение, чувство единения с истиной, ощущение цельности и нераздельности всего сущего и т.п., что оставалось только выбежать на улицу, стремглав обогнуть квартал и перехватить в ближайшем баре рюмочку меры всех вещей с содовой. Только после этой процедуры человек вновь мог спокойно воспринимать окружающую действительность. Вот какие чудо-стихи сочинял Лаллафа.
Жизнь поэта прошла в лесах Долгой Страны на планете Эффа. Там он жил, там он сочинял свои шедевры. Он записывал их на высушенных листах хабубры, обходясь и без благ цивилизации, и без жидкости «Штрих». Он описывал лучи солнца в лесу и свои мысли на сей счет. Он описывал тьму в лесу и свои мысли на сей счет. Он описывал девушку, которая его бросила, и свои чрезвычайно образные мысли о ней и ее поведении.
Спустя много лет после его смерти стихи были найдены и произвели фурор. Весть о них мгновенно, точно взошедшее солнце, озарила Галактику. В течение многих веков они были водой и светом для многих множеств людей, чья жизнь иначе была бы куда суше и темнее.
Но вот вскоре после изобретения машины времени руководству одной крупной корпорации по производству жидкости «Штрих» пришло в голову, что, возможно, будь в распоряжении Лаллафы несколько тюбиков высококачественного «Штриха», его стихи оказались бы еще чудеснее. Не худо также устроить, чтобы он сказал несколько слов по этому поводу.
Они пустились в плавание по волнам времени, отыскали Лаллафу и – не без труда – растолковали ему свое предложение. И в конце концов убедили его согласиться. Собственно, они так хорошо его убедили, что он дико разбогател на этом проекте, и девушка, которой попервоначалу было суждено стать героиней столь образного стихотворения, даже не подумала его бросать. Лаллафа и девушка переехали из леса в город, в прелестный шалаш со всеми удобствами, и поэт часто путешествовал в будущее, чтобы блистать остроумием в телевизионных интервью.
