Jamique - Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
Они сидели молча и молча смотрели в чужое пространство.
— А ещё мы за чёрным экраном, — сообщил император.
— Что?
— За чёрным экраном. Ощущение, что на границе галактики пространство схлопывается и не существует.
— Ощущение?
— Ну, можно проверить.
— Я почему-то тоже не удивляюсь.
— Да, — флегматично кивнул Палпатин. — За всё своя плата. Не нравится мне она… но что поделать.
— Сами Ринке помогли.
— А ты предпочитал двадцать раз за час стоять в транспарастиловом тоннеле? — огрызнулся император.
— Да… уж, — только и сказал Вейдер.
Они снова замолчали. Тихо гудел корабль. Обычно не замечаемый гул. Ток крови по венам.
— Будем обживать мир, — сказал Вейдер.
— Будем.
— Ты знаешь, кто выжил?
— Не знаю.
— Я тоже.
Небо, полное звёзд. Они не заметили, как они одна за другой стали гаснуть.
А потом ничего не стало.
…Дух же Божий воистину вездесущ — Он пребывает даже там, где нет никаких монад. Без Него не может существовать ничто, даже то, что мы называем мёртвой физической материей. И если бы Дух Божий покинул её, она перестал бы быть — не в смысле перехода в другую форму материи и энергии, но абсолютно.
Даниил Андреев. Роза Мира.
Щёлк. Щёлк.
Тёмный экран.
Конец фильма.
Обрыв.
Тьма.
Программа произвела недопустимую операцию и будет закрыта.
…
Загустевшая кровь
Позабудет клинок.
Память жизнью промыта
Как стоки — дождём.
Посмотри: эти лица —
Как книги без строк.
Посмотри: мы живём,
Мы живём, мы живём.
Постоянным кошмаром
Пылает рассвет.
Небо ночи над нами
Грохочет войной.
Безопасности — нет.
И опасности… нет.
Только детские сны
За рожденья стеной.
То ли память, то ль небыль,
То ль чужая тоска.
Жизнь рожденьем промоет
Младенцу мозги.
Только табуля раза —
Слепая доска.
Только крик из подкорки:
Помоги, помоги…
Но кому? И зачем?
Это что? Голосок?
Перестань, отмахнись,
Уходи, позабудь.
Ну и что, что порою
Проломит висок
Страх… а может — тоска.
Чёрный вой… не вдохнуть.
Посмотри всем фантомам
В слепые глаза,
Отзовись на фантазии
Злых голосов,
Подружись с тем,
Кто призраком
Ходит сюда.
Не забудь ничего
Из предутренних снов.
Наша память —
Слепая вода в полынье.
И скажи мне, скажи,
Что приводит сюда?
Что здесь нужно тебе?
Что здесь надобно мне?
Почему наша память —
Слепая вода?
Почему горячо?
Почему так болит?
Почему мы сражаемся —
Словно рефлекс?
Почему нам пространство
Беззвучно твердит:
Ты же сходишь с ума,
Ты не прав, ты ослеп?
Это злая вода,
Это память дорог,
Это новая жизнь,
Это тот же поход.
Это вбитый до боли
И старый урок:
Ты устанешь.
На помощь никто не придёт.
Нас всё меньше.
В кружении будней и дней.
Нас всё меньше.
Уходят, сдают, устают.
Махакальпа веков.
Мегаповесть смертей.
Успокойся. Усни.
Будь разумен.
Убьют…
Тихо-тихо шуршит
Колыбельная… жизнь.
Мягким шорохом тронет
За щёку… клинок.
Шрам на морде
И кровь.
Боль… кричи…
И держись.
Посмотри.
Ты свободен, не прав и жесток.
Посмотри,
И солги,
И предай,
И убей
Всех — но только не тронь
Бред, ночные слова,
Что сквозь жизни твои,
Что за смертью твоей.
Это память твоя.
Эта память жива.
ЭПИЛОГ
Коммерчески успешно принародно подыхать,
О камни разбивать фотогеничное лицо,
Просить по-человечески, заглядывать в глаза
Добрым прохожим!
Продана смерть моя!
Продана…
Янка Дягилева.После
— Мда, как-то оно всё…
— Несколько пропагандично.
— Да нет, вполне ничего так. Определённые экзистенциональные вопросы, так сказать.
— Знаете, коллега, все эти вопросы давным-давно заданы…
— И на каждый из них дан свой ответ. Знаю, знаю. Но сами посудите, что, собственно, в нашей культуре ещё осталось без вопрошания? Вечные, так сказать, вопросы, человечество задавало на протяжении всего своего существования и неужели вы полагаете, что спустя несколько тысяч лет можно найти что-то новое. Главное, как оформить…
— Да-да. Вот и я об этом. Якобы сложные умственные конструкции, нарочитое разжигание страстей на пустом месте.
— Борьба против законов… это, безусловно, интересная мысль…
— Коллега, подобные мысли всегда нарастали паразитом на любом серьёзном учении, философии, книге. Когда не можешь выдумать своего, тянет на то, чтобы опровергнуть что-то чужое. И в этом проявить глубокий ум.
— Но… мне лично показалось интересным…
— Бросьте. Ну, миры. Ну, уровни. Ладно, выдумал уровни. Так изволь поднапрячься, показать, хотя бы намёком — инаковость, необычность, отличие от примитивнейших земных проблем. Хотя бы антураж туда не переносить. Хотя бы додуматься до простейшей мысли, что высшие по своей структуре существа, раз уж введён уровневый принцип, должны, как-то — отличаться от обычных. Глупо. Шаблонно.
— Это ваше мнение. Мне же понравилась концепция, идея.
— Я полагаю, что идею, сиречь мировоззрение можно выразить проще. Компактней. И не в художественной форме. Не эксплуатируя героев. А так — штампы, штампы. Трафареты. Очень трафаретная концовка.
— Так сказать, смерть.
— Ну, скажете тоже — смерть. Банальный ход сюжета. Вообще, с литературной точки зрения… этот ход… ну…
— Да-да, я вас понимаю. Я думаю, что данный сюжет…
Я весёленький солдатик оловянный,
Я смеюсь и улыбаюсь постоянно.
Я шагаю в никуда,
Надо мной горит звезда,
Но звезда от ёлки светит как-то странно.
А вокруг — леса, поля, как на обложке.
Нарисованные люди, тигры, кошки.
Зелень чистая травы
И окружность головы,
Для реальности неровная немножко.
А за кромкою листа — пустая бездна.
Там рыдают голоса куском железным.
Там смеётся пустота,
Там идёт другая — та,
Звать её сюда, конечно, бесполезно.
Я весёленький солдатик из бумаги,
И улыбка в пол-лица полна отваги.
А за краем — только вой,
Я забыла голос свой,
Я рисунок стёртый на куске бумаги.
Звёзды жёлтые на чёрном-чёрном небе.
Косы русые на мягком-мягком хлебе.
Где-то нарисован бой,
С нарисованной стрелой
Мчится воин,
Не заботясь о ночлеге.
Я на плоскости листа иду неслышно.
Эта песенка проста — её не слышат.
А за мной несётся вой,
С нарисованной косой
Ходит следом смерть —
И дышит, дышит, дышит…
Крик.
Ти-хо…
— Так о чём это мы?
Крик.
Ти-хо, вам же сказали…
— О формализации сюжета, коллега.
Крик.
— Послушайте, да что у меня всё время пищит в ухе?
— Думаю, это давление. У меня есть таблетка.
Опалённые цветы, чёрные, чёрные — пепел лохмьями по земле.
Заревые зарницы в пол-неба.
Чёрная тропинка в чащу.
Обгорелые ветки.
Мёртвая земля.
Сквозь излом ветвей — горит в небе звезда.
У неё багровый взгляд, у неё оскал хищного зверя.
Она притягивает глаза, она забирает душу.
В лесу полумрак. Там вечно полумрак — будто поздней осенью, в поздний вечер.
Горит окошко вдали.
Тропинка к дому.
Под лучами злой звезды возвращаюсь к себе.
Один, оставшийся на земле.
Я открываю дверь.
Кто-то встретит?
— Так вот, оригинальность данной концепции…
Осколки багровых пиков, привкус серы на губах — лето. Дороги тьмы привели нас сюда, в край, где чёрными хлопьями на землю падает снег.
