Рэй Брэдбери - Отныне и вовек (сборник)
– Эй! – окликнул Рэдли, когда мы с ним столкнулись у дверей капитанской каюты.
– Сэр? – отозвался я.
– Не дергайся. Зачем тут околачиваешься? Разве твое место не на квартердеке[21]?
– Как бы это сказать, сэр, – начал я, кивая на дверь капитана. – Шесть дней. Не слишком ли долго капитан сидит взаперти? Я уж стал беспокоиться… Все ли в порядке? Вот, думал постучаться к нему.
Рэдли впился в меня взглядом, а потом протянул:
– Ну, разве что…
Я на цыпочках шагнул к двери и осторожно постучал.
– Нет, не так, – сказал Рэдли. – Учись, пока я жив.
Он подошел к двери и грохнул по ней кулаком. Немного выждав, он постучался опять.
– А он хоть когда-нибудь откликается? – спросил я.
– Окажись тут сам Господь Бог, капитан бы соизволил подать голос. А мы с тобой кто? Никто.
Внезапно взревела сирена, и из динамиков разнеслось: «Внимание! Капитанская поверка. Экипажу собраться в центральном отсеке. Построиться для капитанской поверки».
Мы бросились выполнять команду.
Все пять сотен членов экипажа собрались в центральном отсеке.
– Стройся! – скомандовал Рэдли, ответственный за построение. – Капитан идет. Смир-р-р-но!
Раздалось тихое электрическое жужжание, будто поблизости роились насекомые.
Дверь центрального отсека с шипением съехала в сторону, и вошел капитан. Сделав три уверенных, неспешных шага вперед, он остановился.
Рослый и хорошо сложенный, капитан предстал перед экипажем в белой парадной форме.
В седой копне его волос темнело лишь несколько пепельных прядей.
Глаза его были закрыты непрозрачными радиолокационными очками, в которых плясали диодные огоньки.
Все как один мы затаили дыхание.
Наконец он скомандовал:
– Вольно!
И все как один выдохнули.
– Рэдли, – вызвал капитан.
– Экипаж построен, сэр.
Капитан провел руками по воздуху:
– Да, температура поднялась на десять градусов. Действительно, личный состав в сборе.
Он двинулся вдоль первой шеренги, но неожиданно остановился и протянул руку к моему лицу.
– Ага, вот один из тех, кто поддает жару в очаг юности. Имя?
– Измаил Ханникат Джонс, сэр, – ответил я.
– Будь я проклят, Рэдли, – заметил капитан. – Разве это не звук пустыни Голубого хребта или израненных красных холмов Иерусалима?
И, не ожидая ответа, продолжил:
– Так-так, Измаил. Что ты способен видеть такого, чего не вижу я?
Поедая его глазами, я отпрянул и в панике беззвучно воззвал:
– Квелл!
Мне вдруг захотелось сорвать с капитанского лица эти темные электрические линзы: я был уверен, что увижу за ними глаза цвета чеканного серебра, цвета чешуи невиданной рыбы. Белые. Ох, боже мой, этот человек весь бел, совершенно бел.
Тут мелькнувшей в воздухе тенью у меня в голове пронеслись слова Квелла: «Несколько лет назад Вселенная полыхнула вспышкой протяженностью в световой год. Господь прищурился и выбелил капитана до этого цвета бессонницы и ужаса».
– Ты что-то сказал? – Капитан уловил наши мысли.
– Никак нет, сэр, – слетело у меня с языка. – Я не способен видеть ничего такого, чего не видно вам.
Ответа не последовало. Вместо этого он развернулся и зашагал обратно к началу шеренги, спрашивая на ходу:
– Какова первая заповедь космического полета?
Личный состав забормотал что-то нечленораздельное, и лишь один голос ответил:
– Проверяй герметичность и держи наготове кислородный шлем, сэр.
– Хорошо сказано, – одобрил капитан и продолжил: – А каковы действия экипажа при столкновении корабля с метеоритом?
На этот раз ответил я:
– Семь секунд на заварку пробоины – и вся команда спасена, сэр.
После недолгой паузы капитан веско спросил:
– А как проглотить целиком пылающую комету?
Молчание.
– Нет ответа? – прогремел капитан.
Квелл невидимо начертал в воздухе свои мысли: «Они еще не видали таких комет, сэр».
– Не видали? – откликнулся капитан. – Но такие кометы встречаются сплошь и рядом. Рэдли?
Рэдли дотронулся до одной из панелей управления, и перед нами зависла опустившаяся с потолка карта звездного неба. Это была трехмерная картина, мультимедийная мечта о Вселенной.
Капитан слепо вытянул вперед руку.
– Вот здесь в миниатюре изображена Вселенная.
Звездная карта замерцала.
Капитан же продолжал:
– Справятся ли ваши глаза с тем, с чем мои, мертвые, не могут? В районе туманности Конская Голова среди миллиардов огней горит один особенный. По причине своей слепоты я вынужден убеждаться в его присутствии вот таким способом.
Он дотронулся до центра экрана. Через мгновение перед нами высветилась огромная, великолепная комета с длинным хвостом.
– Я указываю на вихрь, Рэдли? – спросил капитан.
– Так точно, сэр, – ответил тот, а команда ахнула и зашепталась при виде этой бездонной красоты.
– Ближе! Ярче! – приказал капитан.
Изображение кометы стало исполинским ослепительным призраком.
– Итак, – продолжал он. – Это не солнце, не луна и не галактика. Кто скажет, как это называется?
– Сэр, – несмело произнес Рэдли, – это же просто комета.
– Нет! – проорал капитан. – Не просто комета. Это бледная невеста с развевающейся фатой возвращается на брачное ложе к своему исчезнувшему, не познавшему ее жениху. Разве она не чудо, ребята? Священный ужас для глаз наших.
Мы стояли молча, в ожидании. Рэдли, подойдя ближе, спросил:
– Капитан, не та ли это комета, что впервые прошла мимо Земли лет тридцать назад?
И я, что-то смутно припоминая, назвал имя:
– Левиафан.
– Точно! – провозгласил капитан. – А ну, повтори! Громче!
– Левиафан, – повторил я, не понимая, к чему он клонит. – Величайшая комета в истории.
Капитан резко отвернулся от звездного экрана, переведя на нас свой пристальный невидящий взгляд:
– Грубая мощь Вселенной в виде света и развевающегося кошмара несется вперед. Левиафан!
– Не тот ли самый Левиафан, – вполголоса начал Рэдли, – выжег ваши глаза?
Люди зашептались, вглядываясь в прекрасное чудовище.
– Только лишь для того, чтобы дать мне великое прозрение! – воскликнул капитан. – Да! Левиафан! Я видел эту комету вблизи. Трогал кромку необъятной, в миллион миль, фаты. А потом эта непорочная белизна приревновала мой влюбленный взгляд и лишила меня зрения. Тридцать, тридцать, тридцать лет назад. И каждую ночь она возникает перед моим мысленным взором: летящая, полная арктических чудес грозовая туча, белоснежная Божья посланница. Я стремился к ней. Принес ей в жертву мою воспаленную душу. Но она погасила меня, как свечу! А потом улетела, не оглянувшись. Хотя смотрите.
Он дотронулся до трехмерной схемы, и комета стала еще больше, загорелась еще ярче.
– Левиафан возвращается, – произнес капитан. – Тридцать долгих лет ждал я этого дня, и время наконец пришло. Из вас, ребята, я составил экипаж своего космического корабля, чтобы помчаться навстречу этому ниспадающему свету, который однажды поверг меня во мрак, но теперь возвращается, чтобы встретить свой конец. Скоро я занесу кулак, ваш общий кулак, чтобы нанести удар.
Люди встревожились, но никто ничего не сказал.
– Что? – спросил капитан. – Молчите?
– Сэр, – обратился к нему Рэдли, – это не наше задание, не наша миссия. Ведь на Земле у нас остались близкие…
– Они узнают об этом! И будут торжествовать, когда мы пустим кровь этому чудовищу и похороним его в могильнике туманности Угольный Мешок.
– Но возникнут вопросы, сэр, – возразил Рэдли.
– А мы на них ответим. И выполним свою миссию. После того, как разделаемся с Левиафаном. Будем учиться ремеслу чистого разрушения. Посмотрите на Левиафана! Что это? Летящий ужас, что вырвался из горла Божьего, когда Он, изведав тьмы, спал? Изнуренный временем, изможденный после Сотворения мира, содрогнулся ли Бог в неудержимом приступе кашля, чтобы избавиться от этого обескровленного сгустка? Кто знает, кто способен угадать или рассказать? Мне известно лишь одно: этот древний бич, этот выплюнутый ком, что угрожает Вселенной, гонится за нами по пятам. Теперь умерим свой пыл. Где Бог – там весна и свежие ветры. А Левиафан несет кровопролитие и гибель. Великий Боже, я преклоняюсь пред Тобой. Но Твой старый недуг пришел разрушить тело мое, раздробить кости и полыхнуть в мои мертвые глаза своим зловещим светом. Только безумие даст мне силы для этой последней ночи. Только сумасшествие позволит вести долгую битву по всему фронту. Задохнувшись и погибнув у тебя в лапах, Левиафан, вернусь я к моему Господу.
Мы застыли, словно околдованные.
Наконец Рэдли осмелился высказаться:
– Ад, о котором вы вели речь… он и есть тот самый ад?
– Что тут скажешь, – ответил капитан, – ведь это явилась сама Смерть, чтобы свести старые счеты. Бог оценивает Себя на Земле в четыре миллиарда сил. Но это чудовище собирается нарушить порядок вещей. За какой-нибудь месяц эта тварь длиной в световой год взметнет Тихий океан и затопит все живое на Земле.
