Олег Авраменко - Реальная угроза
Запершись у себя в каюте, я поначалу собирался лечь спать, но сна у меня не было ни в одном глазу. Я выбрал наугад один из множества фильмов в нашей бортовой видеотеке, но через полчаса мне уже стало ясно, чем всё закончится. Тогда я взял монографию «Прикладная физика вакуума» — настольную книгу каждого звёздного лётчика — и принялся читать раздел о нерегулярных возбуждениях энергетических уровней в области переменной гравитации. Ясное дело, на пьяную голову я не смог вникнуть в громоздкие формулы и уравнения, а тем более — понять их физический смысл. В конце концов я откинулся на подушку, закрыл глаза и стал думать о своей причудливой личной жизни.
В том, что она причудлива и ненормальна, не было никаких сомнений. К моим двадцати трём годам у меня было свыше двух дюжин девушек — а этим может похвастаться далеко не каждый молодой человек моего возраста. То есть, похвастаться, конечно, может любой — но в подавляющем большинстве случаев это не будет соответствовать истине. В моём случае это соответствовало, хотя я никогда ни перед кем не хвастался. Во-первых, я считал подобное хвастовство признаком плохого воспитания; а во-вторых, все упомянутые девушки, все без исключения, не были моей заслугой. Меня ими снабжала Элис — на протяжении всей нашей учёбы в колледже. Единственный мой самостоятельный роман имел место ещё в интернате, но тогда всё ограничилось невинными прогулками по вечерам и поцелуями.
А в колледже я повстречал Элис и, насколько могу судить о прошлом с расстояния в пять лет, полюбил её с первого взгляда. Наверное, она сразу почувствовала это — почувствовала то, о чём я сам не подозревал, и очень тонко, ненавязчиво, но вполне определённо дала мне понять, что в сексуальном плане парни её не интересуют. С тех пор мы стали только друзьями, и чем дальше, тем крепче становилась наша дружба, а Элис, не в силах мне дать того, чего я всегда подсознательно хотел от неё, делилась со мной своими подружками. И так — целых пять лет. Хоть смейся, хоть плачь…
Где-то в полвторого, когда я уже начал дремать, раздался звонок в дверь.
— Кто там? — машинально спросил я.
От этих слов интерком автоматически включился и уже в записи повторил мой вопрос для посетителя.
— Это я, Лина, — послышалось из динамика.
Удивлённый, я поднялся с койки и набросил рубашку.
— Что ж… Заходи, пожалуйста.
Ключевая фраза разблокировала дверной замок, и в каюту вошла Лина, одетая в розовый халатик и пушистые тапочки на босу ногу. Её белокурые волосы были всклокочены, а губы слегка припухшие — ну, конечно же, от поцелуев.
— Элис попросила меня прийти к тебе, — сказала она.
— Ага, — протянул я. — Понятно.
Лина смущённо потупилась.
— Только не подумай ничего такого. Она не принуждала меня. Я сама не против. Ты мне всегда нравился. Но раньше я думала, что Элис будет возражать.
— Всё в порядке, — сказал я, подступил к ней и легонько обнял девушку. Под халатом у неё больше ничего не было — только тело, которое ещё сохраняло теплоту прикосновений Элис… — Ты горяченькая?
— Как это?
— Ну, прямо с постели?
— Да… — Лина застенчиво улыбнулась. — Если хочешь, я приму душ.
— Ни в коем случае, — заявил я и прижался губами к мягким губам девушки. К тем самым губам, которые совсем недавно целовала Элис и которые целовали её. Это было необыкновенное, пьянящее ощущение.
6
Полёт продолжался, и от вахты к вахте Элис стремительно прогрессировала. Она допускала всё меньше ошибок, её действия становились всё боле точными и уверенными, а выбор тех или иных вариантов, предлагаемых компьютером, — всё ближе к оптимальному. Конечно, Элис ещё далеко было до настоящего профессионала, однако её успехи впечатляли, с чем не могли не согласиться и командор Томассон с капитаном Павловым. Наша группа по-прежнему плелась в хвосте по показателям эффективности, но уже через десять дней достигла отметки восьмидесяти семи процентов, что было совсем неплохо.
А через месяц после принятия Элис в нашу команду Томассон, в качестве подарка к этому небольшому юбилею и в знак признания её успехов, даже позволил ей на пару часов занять место штурмана. Было бы преувеличением сказать, что она справилась со своей задачей на «отлично» или хотя бы «хорошо» — но твёрдое «удовлетворительно» заслужила. После этого я уже не сомневался, что её зачисление в постоянный штат лётно-навигационной службы всего лишь вопрос времени.
Я объяснял быстрый рост Элис её природными способностями, хорошей подготовкой, полученной в колледже, а также настойчивостью и отчаянным желанием самоутвердиться, сполна воспользоваться предоставленным ей шансом. Топалова добавлял к этому ещё один фактор, который она окрестила «экстремальной стажировкой».
У нас Элис исполняла обязанности штатного пилота, работала наравне с остальными и активно, на практике, усваивала профессиональные навыки, тогда как на гражданских судах (да и на военных тоже) стажёры были как бы сбоку припёка, и им доверяли не то что второстепенные, а большей частью третьестепенные функции. Так, скажем, на кораблях класса «Марианны» они занимали посты помощников навигатора и оператора погружения, а также второго помощника штурмана. В нашей рубке управления такие пульты тоже присутствовали, но были деактивированы и предназначались лишь для нештатных ситуаций — при прохождении сложных участков пути или в боевой обстановке, когда кораблю требовалась дополнительная манёвренность. В обычных же обстоятельствах эти посты были совершенно нефункциональны, так что стажёры, занимавшие их, практически не делали ничего полезного и только время от времени довольствовались «объедками», великодушно предоставляемыми им старшими товарищами.
Нельзя, однако, сказать, что это была в корне порочная и неверная практика; просто ошибкой было ровнять всех молодых лётчиков под одну гребёнку. Да, большинство новичков не годились для исполнения обязанностей штатных пилотов на тяжёлых кораблях — помимо того, что им не хватало умения, они не выдерживали психологического пресса ответственности, это было выше их сил. Но кроме таких заурядных выпускников (и кроме подобных мне уникумов — скромно, не правда ли?), существовали ещё ребята, вроде Элис, способные выдержать интенсивную подготовку и всего за пару месяцев приобрести необходимый опыт. Их существование ни для кого не было секретом, и тем не менее гражданские компании предпочитали не рисковать, а в Военно-Космическом Флоте существовал строгий порядок продвижения по службе: если ты стажёр, то сиди в стажёрах как минимум год, прежде чем тебе предоставят возможность доказать своё право на должность штатного пилота. Астроэкспедиция, где рисковые предприятия считались нормой, в принципе могла бы позволить себе интенсивную подготовку молодых лётчиков, однако наше начальство под предлогом недостаточного финансирования предпочитало брать только опытных пилотов и навигаторов — так и дешевле, и надёжнее, благо Корпус всегда считался престижным местом службы. Исключение, сделанное для меня, по большому счёту, не нарушило принятых правил — я оказался вполне зрелым лётчиком… ладно, не буду лишний раз поминать о своей уникальности. А вот случай с Элис действительно мог стать прецедентом — и ещё неизвестно, как на это посмотрит высшее руководство Астроэкспедиции.
Сама же Элис чувствовала себя на седьмом небе от счастья и была преисполнена благодарности ко мне. Впрочем, переспать вместе она больше не предлагала — протрезвев, всё-таки поняла, что это была плохая идея. Зато каждый вечер (или утром, если у нас была ночная смена) присылала ко мне Лину, отмеченную печатью своих ласк, а я занимался с ней любовью, представляя на её месте Элис. Лина была далеко не глупа и быстро разобралась в своей роли, но ничуть не обиделась. У неё был золотой характер, к тому же она испытывала определённое удовлетворение от того, что помогает нам с Элис в наших непростых и запутанных отношениях. Вот так мы втроём и жили — можно сказать, в любви и согласии.
Однажды вечером Топалова, улучив момент, когда поблизости никого не было, сказала мне:
— Ты знаешь, Алекс, у нас на корабле не принято рыться в чужом белье. Но всё же о вас с Элис и Линой потихоньку шепчутся. Больно странная вы троица.
— Ну и что? — спросил я, краснея.
Она посмотрела на меня долгим взглядом.
— Не понимаю почему, но меня очень беспокоит твоя судьба. И вообще — всё связанное с тобой. Я испытываю к тебе определённые чувства, более глубокие, чем просто дружеское расположение. Но это не влечение женщины к мужчине и не проявление материнского инстинкта. Это… это вроде привязанности сестры к младшему брату. У меня никогда не было братьев. И сестёр тоже. А я всегда хотела иметь кого-то родного и близкого. Особенно брата. А ты с самого первого дня приглянулся мне. Ты именно такой, каким бы я хотела видеть своего брата.
