Фрэнк Герберт - Капитул Дюны
— Да, вот именно, по необходимости! Но что это, как не сигналы чувств, идущие от плоти, которая, возможно, была там, где ты не должна была быть и делала непотребные вещи?
Другие люди, Другая Память, подумала Ребекка. Испытав это, она понимала, что никогда по доброй воле не откажется от такого дара. Наверное, я и правда стала Сестрой Бене Гессерит. Именно этого он больше всего, конечно, и опасается.
— Вот что я тебе скажу, — заговорил после недолгого молчания Раввин. — Это жестокое рассечение живого сознания, как они это называют, все это ничто, до тех пор, пока ты не поймешь, как принимать решения, нити которых связывают тебя с чужими жизнями.
— Видеть отражения собственных поступков в реакциях других людей, именно так расценивают Сестры свой дар.
— Это мудрость. Так что говорит твоя леди по поводу того, к чему они стремятся?
— Они хотят повлиять на созревание человечества.
— М-м-м. И она находит, что события не находятся вне ее влияния, просто не все из этих событий доступны ее чувствам. Это почти мудро. Но созревание… ах, Ребекка. Разве дано нам вмешиваться в планы Всевышнего? Разве право человека ставить границы природе Яхве? Думаю, что Лето Второй понимал это. А леди, которая поселилась внутри тебя, отрицает эту очевидную вещь.
— Она говорит, что он был ужасным тираном.
— Да, был, но и до него были мудрые тираны, и сколько их будет после нас!
— Они называют его Шайтаном.
— Он обладал силой сатаны. Я вполне разделяю их страхи по этому поводу. Он не столько обладал предзнанием, сколько умел цементировать. Он закрепил форму того, что видел и понимал.
— Это говорит и леди. Она утверждает, что то, что он сохранил, — это их чаша Святого Грааля.
— И опять я могу сказать, что это почти мудро.
Раввин глубоко вздохнул и взглянул на приборы. Энергия на завтра.
Он снова обратил внимание на Ребекку. Она изменилась. Этого нельзя было не заметить. Она стала похожа на Сестру Бене Гессерит, и это было вполне объяснимо. Ее сознание было переполнено людьми с Лампадас. Но те люди не были гадаринскими свиньями, которых надо утопить в море. Да и я не Иисус, подумал Раввин.
— Те вещи, которые они рассказали тебе о Верховной Матери Одраде — о том, что она часто ругает своих собственных архивариусов и Архив… Подумаешь! Разве Архив — это не то же самое, что наши священные книги, в которых мы храним нашу мудрость?
— Значит, вы считаете, что я — архивариус, Равви?
Вопрос смутил его, но одновременно высветил проблему. Он улыбнулся.
— Вот что я скажу тебе, дочь моя. Пожалуй, я немного сочувствую этой Одраде. Архивариусы — такие ворчуны.
— Это не проявление мудрости, Равви?
Как застенчиво прозвучал этот вопрос в устах Ребекки!
— Поверь мне, что это так и есть, дочь моя. Как тщательно настоящий архивариус подавляет в себе всякий, самый легкий намек на предубеждение. Слово есть слово, за одним словом всегда следует другое. Какая надменность!
— Но как судить о том, какое именно слово самое верное, Равви?
— Ах, ну вот и к тебе явилось немного мудрости, дочь моя. Но Сестры Бене Гессерит не достигли мудрости, и мешает им их чаша Грааля.
По выражению лица Раввина Ребекка поняла, что он пытается посеять сомнение в ценности обитающих в ее сознании жизней.
— Позволь мне кое-что сказать тебе по поводу Бене Гессерит, — сказал он и вдруг понял, что ему нечего сказать. Не было слов, не было мудрого совета. Такого не случалось с ним ни разу за многие годы. Оставалось только одно — говорить то, что подскажет сердце.
— Возможно, они слишком долго шли к Дамаску, но на пути им не случилось увидеть ослепительную вспышку озаряющего света, Ребекка. Я слышал, как они говорят, что действуют во имя человечества. Но я не вижу в них этого стремления, и, как мне кажется, его не видел и Тиран.
Ребекка хотела заговорить, но он остановил ее движением руки.
— Созревание человечества? Это их святая цель? Разве человечество — это плод, который надо сорвать спелым, чтобы съесть?
Сейчас, преклонив колени на полу зала Совета, Ребекка вспомнила эти слова, которые воплотились в реальность, и не в чужих жизнях, а в действиях тех, кто пленил ее.
Великая Досточтимая Матрона закончила трапезу и вытерла руки о платье служанки.
— Пусть она приблизится, — приказала Великая Досточтимая Матрона.
Боль пронзила левое плечо Ребекки, и она поползла вперед, не вставая с колен. Некая Матрона по имени Логно подкралась к ней, словно опытный охотник к жертве, и вонзила в плоть пленницы острие кинжала.
Под сводами зала раздался смех.
Ребекка с трудом поднялась на ноги и, подгоняемая острым жалом в руке Логно, шатаясь, подошла к ступеням, которые вели к трону Великой Досточтимой Матроны.
— На колени! — скомандовала Логно, подкрепив свои слова новым уколом.
Ребекка упала на колени, опустив взор на начало лестницы. Желтые плитки были покрыты сетью тонких трещин. Этот изъян, как ни странно, успокоил Ребекку.
Великая Досточтимая Матрона заговорила:
— Оставь ее, Логно. Мне нужны внятные ответы, а не крики. — Потом она обратилась к пленнице: — Посмотри на меня, женщина!
Ребекка подняла глаза и посмотрела в лицо смерти. Какая угроза на этом ничем не примечательном лице. Какие простые черты у этого лица. Какая хрупкая фигурка. Все это усилило чувство опасности, которое испытывала Ребекка. Какой силой должна была обладать эта маленькая тщедушная женщина, чтобы управлять такими ужасными людьми.
— Ведомо ли тебе, почему ты здесь? — требовательно спросила Великая Досточтимая Матрона.
Ребекка заговорила как можно более смиренным тоном:
— Мне сказали, о Великая Досточтимая Матрона, что вы пожелали, чтобы я поделилась с вами знаниями о Вещании Истины и других деяниях Гамму.
— Ты была подругой Вещающего Истину! — Это был не вопрос, а обвинение.
— Он мертв, Великая Досточтимая Матрона.
— Отставить, Логно! — Этот приказ касался фрейлины, которая снова двинулась к Ребекке со своим жалом. — Эта старуха не знает наших порядков. Стань в стороне, чтобы не раздражать меня своей злобой. Ты будешь говорить только тогда, когда я спрошу тебя или прямо прикажу говорить, старая развалина. Тебе все ясно? — Эти слова уже относились к Ребекке.
Ребекка съежилась.
Вещатель прошептал ей в ухо: «Это почти Голос. Будь начеку».
— Знала ли ты когда-нибудь тех, кто называет себя членами Бене Гессерит? — спросила Великая Досточтимая Матрона.
Сразу быка за рога!
— Каждый встречался с этими ведьмами, Великая Досточтимая Матрона.
— Что ты знаешь о них?
Так вот зачем они привезли меня сюда.
— Только то, что слышала о них, Великая Досточтимая Матрона.
— Они храбры?
— Говорят, что они всегда стараются избежать риска, Великая Досточтимая Матрона.
Ты достойна нас, Ребекка. Ты верно раскусила замыслы этих шлюх. Шарик катится по наклонной плоскости в нужном направлении. Они думают, что ты не любишь нас.
— Эти Бене Гессерит богаты? — спросила Великая Досточтимая Матрона.
— Думаю, что по сравнению с вами они бедны, Великая Досточтимая Матрона.
— Зачем ты так говоришь? Не старайся мне угодить!
— Но Досточтимая Матрона, разве ведьмы смогли бы послать большой корабль, чтобы только привезти меня с Гамму? И где теперь эти ведьмы? Они прячутся от вас.
— Да, но где они? — спросила Досточтимая Матрона.
В ответ Ребекка только пожала плечами.
— Была, ли ты на Гамму в то время, когда от нас бежал тот, кого называют башаром?
Она знает, что была.
— Да, я была там, Великая Досточтимая Матрона, и слышала всякие россказни на эту тему. Я не верю им.
— Верь в то, во что велим верить мы, старая карга! Что за россказни ты слышала?
— Я слышала, что он бежал с такой скоростью, что за ним невозможно было угнаться даже взглядом. Что он убил много… людей одним движением руки. Что он похитил корабль-невидимку и бежал в Рассеяние.
— Верь, что он бежал, старая кляча.
Смотри, как она боится. Она даже не может скрыть дрожь.
— Расскажи мне о Вещании Истины, — приказала Великая Досточтимая Матрона.
— Великая Досточтимая Матрона, я не понимаю Вещания Истины. Я знаю только слова Шолема, моего мужа. Я могу повторить его слова, если вы желаете этого.
Великая Досточтимая Матрона посмотрела по сторонам, обдумывая ответ. Скользнув глазами по своим помощницам и советницам, она увидела, что тех одолевает неимоверная скука. Почему она не прикажет просто убить эту старую калошу?
Ребекка, увидев оранжевые огоньки жестокости и желания проявить насилие в глазах Матроны, внутренне содрогнулась. Она вспомнила о своем муже, о его имени, которым называла его в минуты нежности, Шоэль, и это успокоило ее. «Истинный талант» пробудился в нем, когда он был еще ребенком. Некоторые называли это инстинктом, но сам Шоэль никогда не употреблял этого слова. «Доверяй своему внутреннему голосу чувств. Так всегда говорили мне мои учителя».
![Фрэнк Херберт - Дом глав родов Дюны [= Капитул Дюны]](/uploads/posts/books/100283/100283.jpg)
