Георгий Мартынов - Каллисто
— Вот ведь никому не пришла в голову такая простая мысль, — заметил Лебедев.
— Простые мысли часто оказываются самыми трудными, — сказал Ляо Сен.
Очевидно, Широков успел по пути рассказать о предстоящей попытке, так как участники экспедиции, один за другим, поспешно подходили к палатке Куприянова.
Вскоре явился и командир полка.
— Прожекторная установка всегда готова, — ответил он на вопрос профессора.
— В таком случае пошли.
Как и в первый вечер, все столпились вокруг машины.
Было еще совсем светло, но Куприянов и Штерн рассчитывали, что экипаж звездолета все-таки заметит луч прожектора. Ожидать, пока наступит полная темнота, у них не хватало терпения.
— Может быть, они спят, — сказал кто-то.
— Или не смотрят в нашу сторону!
— Сейчас узнаем, — сказал Куприянов. — Начинайте!
Вспыхнул прожектор — и семь коротких лучей ударились в белый корпус корабля.
Все молча ждали. Слышалось только взволнованное дыхание людей. Минута шла за минутой, но ответного луча не появлялось.
— Не заметили, — сказал Штерн. — Надо повторить.
Едва он это сказал, как от корабля пришел ответ. Вспыхнул свет его прожектора и погас.
— Один! — сказал Куприянов. — Неужели завтра?
— Мне кажется, что это только просьба повторить, — сказал Широков. — Они не успели сосчитать.
— Да, пожалуй, — сказал Штерн. — Для них это было неожиданно.
— Повторите, — обратился Куприянов к подполковнику.
Снова семь раз появился и погас луч прожектора. И тотчас же космический корабль ответил.
Двенадцать раз!
— Значит ли это, что они выйдут через двенадцать дней после посадки на Землю, или через двенадцать дней, считая от сегодня? — спросил Лебедев.
И, будто услышав его вопрос, луч замигал опять.
Девятнадцать раз!
— Ясно! — сказал Куприянов. — Пошлите им одну вспышку в знак того, что мы поняли.
Прожектор поставил короткую точку.
— Весь земной шар должен быть глубоко благодарен вам, Петр Аркадьевич,
— сказал Штерн.
— Они выйдут пятнадцатого августа. Надо немедленно сообщить об этом всему миру, — сказал Куприянов.
НОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Четвертого августа днем в лагере появилась машина секретаря обкома. Козловский приезжал часто, и каждый его приезд вносил что-то новое в жизнь участников экспедиции.
Секретаря обкома очень полюбили все за его заботу, любовь к людям и добрый, отзывчивый характер и радовались, когда видели его в лагере. Один только Широков с тревожным чувством встречал появление знакомой серой машины. Козловский безжалостно ругал его за малейшее упущение. Комендант хорошо помнил угрозу секретаря и не сомневался, что если не будет добросовестно исполнять возложенные на него обязанности, то тот приведет ее в исполнение.
Увидя въезжавшею в лагерь машину, Широков поспешил к ней навстречу, озабоченно проверяя на ходу, нет ли где-нибудь беспорядка. Но лагерь блистал чистотой.
С другой стороны к автомобилю подбегал дежурный по полку, так же, как и Широков, внимательно и беспокойно осматриваясь. Он по-военному четко отдал рапорт.
— Хорошо! — сказал Козловский, узнав, что все благополучно и в лагере нет больных. — Ну, а у вас? — обратился он к Широкову.
— Все в порядке, Николай Николаевич.
— Вот как? Значит, подготовка к работе с гостями закончена?
— Нет еще.
— А вы говорите, что все в порядке, — улыбнулся Козловский. — А вы молодец! — неожиданно сказал он, крепко пожимая руку коменданта. — Как это вам пришло в голову?
Широков понял, что секретарь обкома говорит о вчерашнем разговоре с кораблем.
Увидев Куприянова, Козловский быстро направился к нему.
— Профессор, — сказал он, здороваясь, — я очень сердит на вас. Почему вы мне не позвонили, получив такую важную телеграмму?
— Какую важную телеграмму? — удивился Куприянов.
— О приезде в лагерь иностранцев.
— Такой телеграммы я не получал.
— Тогда другое дело. Считайте себя оправданным. А я уже получил.
Козловский вынул из кармана и протянул Куприянову телеграфный бланк. В этот момент появился дежурный радист и подал профессору только что полученную радиограмму.
— Вот она, — сказал Козловский.
Так и оказалось. Радиограмма извещала о скором приезде трех западных ученых и пяти журналистов, из числа тех, кому правительство СССР разрешило посетить лагерь. Иностранцы должны были приехать двенадцатого числа, и начальнику экспедиции предписывалось встретить их, устроить и обеспечить всем необходимым.
Озабоченный этим известием, Куприянов молча посмотрел на Козловского.
— Встретить, устроить и обеспечить нетрудно, — сказал секретарь обкома. — Поставим еще две палатки — и все! Труднее будет другое…
Он взял листок из рук Куприянова и внимательно прочитал его.
— В полученной мною телеграмме нет фамилий, — сказал он, — а здесь есть. Директор Кэмбриджской обсерватории Чарльз О'Келли; действительный член французской академии наук, профессор биологии Линьелль; профессор Стокгольмского университета Густав Маттисен…
— Тоже биолог, — вставил Куприянов.
— И пять корреспондентов: агенства «Франс-пресс» — Лемарж, агенства Рейтер — Дюпон, агенства «Юнайтед пресс» — Браунэлл, агенства «АДН» — Гельбах и агенства «Синьхуа» — Ю Син-чжоу. Это все первые ласточки. Будут и другие. Ю Син-чжоу, конечно, не в счет, — добавил Козловский. — А с остальными придется держать ухо востро.
— Вы чего-нибудь опасаетесь, Николай Николаевич?
— А вы нет? — Козловский поднял глаза на профессора. Их выражение было жестко и холодно. — Почему эту телеграмму сочли нужным прислать не только вам, но и мне, и мне даже раньше, чем вам?
— Эти люди, вероятно, проверены.
— Кем и как проверены?
— Зачем же им тогда разрешили приехать?
Козловский досадливо пожал плечами.
— Вы что-нибудь слышали о «железном занавесе», профессор? — ответил он. — Неужели вы не понимаете, что нельзя закрывать двери? Предоставьте гостей мне, и я о них позабочусь со всех точек зрения.
Он захватил с собой радиограмму и ушел. Куприянов видел, как он окликнул Черепанова и долго о чем-то говорил с ним.
Встретившись со Штерном, Куприянов рассказал ему все. Старый астроном отнесся очень серьезно к его сообщению.
— Николай Николаевич, конечно, прав. Мы часто забываем, что живем в капиталистическом окружении.
— Неужели можно дойти до такой низости, чтобы покуситься на звездолет и его экипаж? — печально сказал Куприянов.
— Вы помните, почему именно вас назначили начальником экспедиции? — вместо ответа спросил Штерн. — Вот то-то и оно! Мы думаем о здоровье наших гостей, а кое-кто, может быть, думает прямо о противоположном.
Куприянов сел к столу и подпер голову рукой.
— Дикая мысль! — сказал он.
— Дикая, Михаил Михайлович, очень дикая. Но, к сожалению… Что поделаешь? Когда-нибудь подобные мысли никому не будут приходить в голову.
— Мерзость! Они прилетели к нам, как к братьям, а мы…
— Положим не «мы», а «они». К чему так обобщать понятия? Да вы не волнуйтесь, Михаил Михайлович! Козловский сделает все, что нужно. Он человек деятельный и умный. Все будет в порядке.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Меня огорчает самая возможность…
— Что поделаешь! — повторил Штерн.
В палатку заглянул Широков.
— В восемь часов вечера закрытое партийное собрание, — сказал он. — В палатке красного уголка. Повестка дня — бдительность в научной работе. Докладчик — товарищ Козловский.
Куприянов и Штерн молча переглянулись.
***Два часа продолжался доклад секретаря обкома. Сто тридцать коммунистов полка и экспедиции с напряженным вниманием слушали его. Многим этот доклад открыл глаза на опасность, угрожающую космическому кораблю со стороны тех, кто опасался его пребывания на советской земле, готов был на все, лишь бы советские ученые не узнали технических тайн, которые привез он с собой на Землю. Люди поняли, какая ответственность перед наукой и человечеством легла на них.
Козловский закончил так:
— Я не сомневаюсь, что межзвездный полет, осуществленный прилетевшими к нам людьми (он подчеркнул это слово), был предпринят ими с единственной целью — расширить научный кругозор, обогатить сокровищницу знания, разрешить ряд вопросов, стоящих перед их наукой. А это доказывает, что наука на их планете сильна и что человечество этой планеты не боится трудностей. Грандиозное создание их техники, которое находится перед нашими глазами, достаточное доказательство этому. Я не верю, что такое исполинское предприятие, как межзвездный полет, может быть осуществлено в условиях вражды народов, в условиях классовой борьбы, в условиях капитализма. Я верю, что члены экипажа корабля не только такие же люди, как мы, но что они наши товарищи по мировоззрению. Для меня кажется очевидным, что на их планете нет вражды народов, нет классовой борьбы, нет капитализма. Может быть, это такая счастливая планета, обитатели которой никогда и не знали этих зол. Но тогда им не известно, что такое вражда, ненависть, диверсия. Сами себя они не защитят. Это дело нас с вами. В корабле, прилетевшем к нам, мы видим осуществление нашей собственной технической мечты, доказательство того, что эта мечта не утопия, не фантазия. Люди, прилетевшие к нам, опередили нас. Они уже достигли того, о чем мы пока только мечтаем. Их прилет сыграет огромную роль в деле звездоплавания у нас на Земле, поможет нам приблизить день, когда первый межпланетный рейс станет действительностью. В этом мы видим огромное значение прилета к нам космического корабля с другой планеты. Досужие измышления западноевропейских писак и их американских коллег, которые мы с вами ежедневно читаем в газетах, оставим на их совести. Дикая мысль использовать знания наших гостей для увеличения военной мощи чужда советскому человеку. Мы радуемся прилету этого корабля и приветствуем отважных звездоплавателей во имя науки, единой для всех населенных миров, для всех разумных существ во вселенной.
