Прозрение. Том 2 (СИ) - Бэд Кристиан
Тётка схватилась за горло, и слёзы побежали по её лицу.
— Говори, — приказала Данини.
— Мальчик не знает совсем ничего!
Аминатэ закрыла руками лицо. Морщинистые руки скрыли слёзы. Сколько ей? Лет сто? Двести?
— Ты врёшь!!! — Данини возвысила голос.
Даже я ощутил петлю на горле. Девушка работала жёстко. Это со мной она только шутила.
Хэд…
— Нет! — сдавленно просипела Аминатэ. — Он вам сказал всё! Больше, чем всё!
— Мы не будем его пытать. — Я поднял ладони, пытаясь успокоить женщину. — Не причиним вреда. Если бы мы не хотели ему помочь, то не вернули бы на Суэ. Вы же понимаете это.
Данини чуть улыбнулась, и давление улеглось. Мягко, словно опала волна.
Она видела, что сопротивление сломлено.
— Но зачем его мучить? — всхлипнула Аминатэ. — Он и так всё время плачет во сне.
Мне хотелось её утешить, но эйнитка покачала головой. Она не спешила с милосердием, и здесь я больше доверял ей, чем себе.
— Нужно убедиться, что мы ничего не упустили, — продолжил я уговаривать тётку Эберхарда. — Не бойтесь, у меня нет ни полномочий, ни желания забирать его у вас. Если бы я имел хоть какие-то данные от разведки, с вами говорил бы Локьё, как глава дома. Но я вижу лишь ускользающую ниточку. И я должен убедиться, что проверил все варианты.
— Может, разговор наведет его на собственные пути, — кивнула Данини, ещё больше ослабляя психический пресс. — Я ручаюсь, что он не причинит вреда мальчику. Я останусь с тобой, пока они говорят.
Аминатэ сжала в кулаки тонкие белоснежные пальцы.
— Но я не хочу!
Это была её последняя волевая «судорога».
Пальцы ослабли. Аминатэ Мэдар обвисла в кресле, словно лишённая костей.
— Пусть тогда решит мальчик? — предложила Данини. — Дай ему сделать выбор и стать мужчиной.
Эберхард сам вышел ко мне в сад. В каком-то заморочено-сложном белоснежном костюме, с причёской, как у аристократов. Похожую носил Энек Анемоосто, бедный неудачливый наследник дома Аметиста, с которым мы когда-то познакомились на Карате.
Сад был великолепен. Мраморные дорожки. Скульптуры из цветов, подсвеченные, словно огромные плафоны. Беседки, выращенные из кустарника.
И мальчишка, разряженный, как марионетка в алайском театре Кон-бо.
Нам обещали не мешать, но я знал, что и наблюдают, и подслушивают.
Я сидел на деревянной скамье-корне, живой, растущей так замысловато, что и не отличишь от вырезанной из дерева. Эберхард подошёл, встал рядом, старательно глядя в сторону.
— Я ничего больше не знаю, — сказал он. — Дядя не навещал меня даже во снах. Ему теперь нет смысла искать моего общества. Регентом стал другой. Я получил уведомление о формальных намерениях. Это значит, что новый регент не собирается общаться со мной до совершеннолетия. Я им пока не нужен ни живой, ни мёртвый. Пасьянс сошёлся. Теперь дядя будет вынужден найти надёжное убежище надолго. Может быть, вы, имперцы, правы, полагая, что он мерзавец, но он не дурак.
— Ну, да, — согласился я. — Это я — дурак.
— Ты… — выдохнул Эберхард и смешался. — Ты — чужой. Я раньше не видел таких, как ты. Я видел много недобрых людей. И видел добрых, как твой Дерен. А ты — не добрый и не злой. Ты — как вода в реке. Утонешь, но без тебя — жажда.
Он щелкнул пальцами, подзывая маленькую платформу, где лежали книги и упакованный в пластик пакет. Оружия не было.
Эберхард взял в руки пакет, потом покосился на меня и распечатал его. В пакете тоже оказалась книга. Старинная, кажется, даже бумажная.
— Пожалуйста, передай Дерену. Он говорил, что любит земных поэтов. Можешь посмотреть — это просто книга, больше здесь ничего нет. — Я заметил, как зрачки у него покрываются плёнкой влаги.
Мальчишка отвернулся и стал разглядывать увитое цветами деревце. Тема красоты и паразитизма в действии — корни воздушных цветов присасывались к деревцу и тянули из него соки.
Плечи Эберхарда дрогнули, он обернулся и уставился на меня, чтобы я видел — да, он плачет.
— Ты думаешь, я несдержан? — спросил он с горечью. — Думаешь, всё это не стоит того, чтобы плакать?
— Не знаю, — выбрал я самый честный ответ. — Не волнует меня, хорошо это или нет. Задевает сам факт. Твоя способность плакать по пустякам.
— В семье не без урода, — грустно усмехнулся наследник. — У нас — это тоже нехорошо. Мы не должны показывать эмоции. Мы должны быть куклами. Без слёз, разве что их нальют в специальное отверстие в голове.
Он тяжело вздохнул, посмотрел на книги и взял одну из них. Если пакет явно был приготовлен для Дерена, то книги парень, наверное, читал сам.
— Я не говорю, что нехорошо. — Я задумался. Подобрать нужные слова было непросто. — Говорю, что это пройдёт. Зачем плакать?
— Вас учат сдерживаться, — слабо улыбнулся наследник. — Нас — понимать, что эмоции — штука примитивная, для черни. Потому эрцоги не показывают эмоций на людях. Но я — не эрцог.
Эберхард полистал книгу, качнул головой, отложил. Взял другую и протянул мне:
— Вот эту возьми.
Томик был маленький, в ручном оформлении. Тканый, расшитый серебром переплёт, иллюстрации, выполненные тушью. Редкая, дорогущая книга, существующая, может быть, даже в единственном экземпляре.
— Это баллады Ро. Рогарда, — пояснил пацан и отвернулся, чтобы со щёк не накапало на страницы. — Тебе же нравились его стихи? Я люблю эту книгу. Может, она покажется тебе слишком детской, но, может, и напомнит потом обо мне.
Я взял обе книги — одну голенькую, другую запечатанную в герметичный пакет, поблагодарил и направился к выходу из сада. Больше нам говорить было не о чем.
Может, Данини ошиблась? Эйниты не боги, и лишь тот, кто ничего не делает, тот и не ошибается.
Другой вопрос — куда мне теперь? На Аскон или встретиться сначала с Локьё? Но он бы связался со мной, осени его что-нибудь стоящее.
История двадцать шестая. К вопросам правды и секса (окончание)
Суэ, территория Содружества
Эберхард что-то крикнул, когда я уже подошёл к живому заборчику в два моих роста и витой белой калитке.
Я не расслышал толком его слова и просто помахал рукой.
— Стой! Да стой же!
Я увидел, как мальчишка бежит, и параллельно уловил вибрацию спускающейся шлюпки.
Рос решил забрать меня прямо здесь.
Вот же акробат хэдов!
Я ведь не зря пошёл в сад пешком — здесь кругом были натыканы разномастные деревья, а потому шлюпку было проще оставить на площади.
Но Росу захотелось повыделываться, и он прилетел за мной в сад. Ну, заберёт, ладно. Но ведь потом придётся возвращаться в ратушу за Данини.
Задрал голову: шлюпка втискивалась практически между моим плечом и пушистым гибким забором, фокусник, мать его.
Я хлопнул по теплому хемопластиковому боку повисшей рядом «двойки», Рос высунулся, помахал Эберхарду.
О, так вот чего пацан бежит. Наверное, подумал, что меня привёз Дерен?
Но даже увидев Роса, мальчишка не остановился, и я решил его подождать.
— Что-то забыл? — спросил я наследника, запыхавшегося и бледного от неожиданной нагрузки. Дохлый он был для полагающейся ему медицины.
— Я должен сказать тебе… — на миг Эберхард вошёл в меня глазами, но выскользнул, оборвав контакт, и начал напряжённо оглядываться.
Здесь нас, скорее всего, уже не слушали, не весь же сад начинять жучками. Но кто их знает, этих экзотов? Могли перестраховаться, эрго у них немерено.
Я кивнул Росу, чтобы включил радиоподавление, и лишь потом повернулся к Эберхарду:
— Теперь говори. Нас никто не услышит.
— Ты должен это знать. Неправильно, что не знаешь… — Эберхард всё ещё задыхался. Спортом ему надо заниматься.
Я придержал наследника за плечи, давая понять: пусть отдышится, не особо я и тороплюсь, некуда мне торопиться.
— К Беспамятным все эти тайны! — он вдруг уткнулся в меня и заплакал навзрыд.
Рос спрыгнул, и успокаивали мы пацана вдвоём.