Анна Варенберг - Последний владыка
Тревер, признаться, вообще его изрядно раздражал, постепенно превращаясь в глазах Фрэнка из друга во врага… и тоже с тех пор, когда разом получил все то, к чему Рейнольдс слишком долго и настойчиво продвигался, шаг за шагом поднимаясь по ступеням лестницы, ведущей к известности и власти. Тысячи бессонных ночей, труд до кровавого пота, самое ревностное, строгое отношение к себе, чтобы не испортить репутацию неосторожным поступком… А Тревер никогда не относился к жизни серьезно, но удача, как всякая шлюха, сама вешалась ему на шею. Если Треверу — бродяге и страннику — Фрэнк искренне сочувствовал и от душей симпатизировал, то тот же самый человек в новом статусе любимца, фортуны…
Решение возникло само собой. Тревер должен был исчезнуть, а созданный Фрэнком двойник занять его место, передав своему творцу солнечные камни. Но если первая часть задуманного не вызвала особенных сложностей в ее осуществлении, то вторая натолкнулась на препятствие. Этого Фрэнк никак не ожидал! Дублеру следовало заменить основного игрока, выбывшего из игры, а он вдруг вздумал сопротивляться, отстаивая собственную личность. У Рейнольдса просто не было иного выхода, кроме как самым жестким образом расставить все по местам, что он и сделал без колебаний. Так он поступал всегда, если обстоятельства требовали от него принимать быстрые однозначные решения. Он должен был вернуться на Землю и получить солнечные камни, эти кристаллы слишком много значили для Фрэнка — на них строилось все грандиозное здание его дальнейшей почти тысячелетней судьбы.
«У меня в запасе, в самом худшем случае, двенадцать часов, — Джошуа не мог отвести глаз со все еще остававшегося незапертым сейфа, в котором Фрэнк хранил бесценные ампулы с раотаном. — Не так уж много, совсем немного, но если учесть, что по сравнению с вечностью человеческая жизнь длится не больше мгновения…» Так что с философской точки зрения терять ему было нечего. Впрочем, как и с любой другой. Если придется умереть, по крайней мере, он умрет свободным — от Фрэнка с его ледяными глазами и стальным голосом. И далее от голубоватой субстанции, продлевающей его существование… Он превратился в ее раба после того, как Рейнольдс однажды продемонстрировал ему, что случится, если Джош не получит ее вовремя. Но теперь страх исчез. Реактивная психика Джошуа сослужила добрую службу: пьянящее чувство внутренней свободы овладело им целиком, а остановить человека в таком состоянии непросто.
Один за двоих, за себя и Тревера, вот что он сейчас понимал совершенно точно, ибо был уверен в двух вещах: Фрэнк пытался убить Тревера и считает, что достиг успеха, иначе не требовал бы от Джоша играть чужую роль, выдавая себя за другого. Но Тревер жив. Это подсказывало Джошу сердце, он не осознавал смерть своего двойника. Между ними сразу, с первой встречи, установилась незримая прочная внутренняя связь, глубокая душевная близость, когда один человек ощущает другого, точно себя самого. Джошуа сейчас мог наверняка сказать о Тревере, что он далеко, ему плохо, но главное — он жив! Нужно найти и предупредить Тревера раньше, чем он снова встретится с этим параноиком. Джошуа, осторожно ступая, подошел к Фрэнку сзади. Звериное чувство опасности не подвело Рейнольдса. В последнюю долю секунды он успел обернуться, и нанесенный Джошуа страшный удар не убил его наповал, пройдя по касательной, а только оглушил. Отступать было некуда. Джошуа метнулся к сейфу, в котором лежали драгоценные ампулы, и принялся рассовывать их по карманам.
— Что ты делаешь?! Стой!..
— А пошел ты, — выдохнул Джош, каблуком припечатав к полу потянувшуюся к нему руку Фрэнка и с удовольствием услышав его вопль и хруст раздавленной кости. — Ничего у тебя не выйдет, гадина. Потому что я этого не допущу.
Он понимал, что, едва очнувшись, Фрэнк тут же начнет преследовать его, поэтому требовалось шевелиться быстрее. Джошуа бежал по незнакомым узким улочкам Олабара, петляя, как заяц, все увеличивая скорость и радуясь тому, что отлично умеет двигать ногами. Только бы сохранить ампулы, билось в его голове. Бег по такой жаре мог ему дорого обойтись, но пока Джош чувствовал себя прекрасно, за двадцать минут, развив очень приличную скорость, он даже не сбил дыхание. Сказывались постоянные ежедневные тренировки и отменно здоровое сердце. Понимал он и то, насколько отличается от дайонов и какой белой вороной выглядит в современной одежде среди них, не говоря уж о том, что и его внешность с дайонами имеет мало общего. Пока ему не требовалось скрываться, это не имело никакого значения, а теперь дело другое. Он не знает в Олабаре ни единого человека! Да и во всей Галактике общался всего с тремя — Фрэнком, Идис и Тревером, но это особый разговор. Кстати, о разговоре. Не обладая даже намеком на социальный опыт, Джошуа понятия не имел о том, как подойти и обратиться к кому бы то ни было, что сказать или спросить, как представиться. Ему никогда не доводилось этого делать. Однако хуже Фрэнка врагов у него быть не может, а потому, в точности как птица — подранок падает под ноги человеку, отдаваясь на его милость, бросился к первому попавшемуся дому, отчаянно стуча в низенькую деревянную дверь и не зная, что станет делать, если эта дверь не откроется. Но ему повезло.
— Входи, — сказал молодой мужчина с аккуратной бородкой и живыми темно — карими глазами. — Отдышись.
Джошуа рухнул на стоявший возле стены маленькой прихожей деревянный стул с высокой резной спинкой и перевел дух.
— Я художник, — продолжал мужчина. — Кангун. Говорю тебе о роде своих занятий, чтобы ты сразу понял, что есть у меня нечего и пить тоже, кроме воды — это сколько угодно. Поэтому если ты что‑то украл, и за тобой гнались, но не поймали, ты сделаешь благое дело, поделившись со мной, а то третий день во рту ни крошки.
У меня ничего нет, — сокрушенно отозвался Джошуа. — Рад бы помочь, но нечем. Я ничего не крал.
Зря, — изрек Кангун. — Впрочем, я тоже не ворую. И тоже зря, — подумав, добавил он. — Ну и что мы с тобой будем делать?
— Не знаю, — честно признался Джошуа. — Мне бы переодеться. Меня ищет один человек с Земли, и я тоже оттуда. Но он мой враг.
— Одежда денег стоит, — все остальное Кангун пропустил мимо ушей. — А у тебя ни гроша нет. Я прав?
Да, — Джошуа и в руках‑то никогда не держал никаких денег, хотя знал, зачем они нужны и как выглядят. — Но я могу заработать, — нашелся он, испытав законную гордость за свою догадливость. — Ну, сделать что‑нибудь такое, за что платят деньги, — счел он нужным пояснить, заметив, что Кангун на его слова никак не реагирует, зато рассматривает с живейшим интересом.
— Угу, угу, — кивнул тот, — сделай. У меня найдется, пожалуй, пара не совсем рваных штанов для тебя. Я их вообще‑то хотел пустить на тряпки, кисти вытирать, но ладно, обойдусь. Тебе нужнее. Только их надо сначала найти.
Спустя пять минут он позвал из комнаты:
— Вон они, под кровать завалились. Иди, вытаскивай.
Джошуа лег на пол и, чихая от пыли, извлек то, что Кангун называл штанами. При всей неприглядности этого предмета они были все же лучше, чем комбинезон, который бросается в глаза всем и каждому. Хотя ничего более затасканного, затертого и нелепого Джошуа никогда не видел. Впрочем, он вообще слишком мало пока видел в своей коротенькой жизни. Вздохнув, Джошуа разделся до белья и собирался было облачиться в щедрый дар Кангуна, но тот остановил его.
— Ты обещал отработать, — напомнил он.
— Я и не отказываюсь, но как? — спросил Джошуа. — Что я должен делать?
— Иди сюда, — Кангун подтолкнул его к середине комнаты. — Мне нужна натура. Ты подойдешь. Бесплатно никто не хочет позировать, а я должен сделать эскиз для фрески нового храма, если не получу этот заказ, мне конец. До сих пор меня выручала только моя сестра Айцуко, но она, как ты понимаешь, женщина, а мужской натуры я так и не нашел. Так, — он обошел вокруг Джошуа. — Раздевайся полностью.
— Зачем?
— Ты что, тупой? Я же все объяснил. Не знаешь, зачем нужны натурщики?
Джошуа действительно не имел об этом представления, но, как загипнотизированный, выполнил просьбу Кангуна и замер в той позе, которую тот велел ему принять, поставив вперед одну ногу и повернув голову в сторону маленького и довольно грязного окна.
— Отлично, — Кангун поспешно установил мольберт и принялся наносить на холст мазки резкими, уверенными движениями, время от времени вскидывая на Джоша сосредоточенные глаза, в которых плясал весьма ощутимый огонек безумия. — Не двигайся. Скажи, когда устанешь, я дам тебе отдохнуть.
Устать от того, что просто стоишь на одном месте? Это показалось Джошу странным. Пока он никаких особенных неудобств не ощущал, разве что неловкость от того, что зачем‑то вынужден стоять голым перед незнакомым человеком. Кангун с ним больше не разговаривал, полностью погрузившись в работу. От нечего делать Джошуа обводил глазами обшарпанные стены его жилища, с полу до потолка завешанные большими и маленькими картинами без рам, выполненными в разной манере, но, безусловно, весьма талантливой рукой одного и того же человека. Среди них было несколько изображений очень милой юной девушки, глядя на которую, Джошуа ощутил незнакомое, странное чувство, словно что‑то переворачивалось в груди, заставляя сжиматься сердце.
