Сергей Вольнов - Ответный уход
Мне кажется, что они далеко не всё вслух произносили. Каким-то образом они ухитрялись и молча общаться, параллельно разговору. Но я-то был всего лишь свидетелем случайным, а не полноценным собеседником…
Потом ещё сквозь дурман прорвалось: «…да что б Иные без нас делали! Они абсолютно всё у нас позаимствовали, хотя никогда в этом не признаются. Даже черты характера, привычки и бытовой уклад». Не знаю, к чему это относится. И ещё помню, как дедушка Колян Иванов сказал: «Православные – избранный народ нашей эры, призванный наставить человечество на правильный путь. Впрочем, не впервой нам. Мы, восточные славяне, спокон веков особую миссию выполняем. Может, мы и есть пресловутая совесть человечества. И ты, как один из нас…», на что Иван покачал головой и грустно так ответил: «Нет, мне заказали Землю, и я должен её сдать», чем вызвал не менее грустный комментарий деда: «Да ты Иван, родства не помнящий», и уже упомянутое мной заявление, что уж он-то, Колька, родство не забывает… А дальше старик выдал цитатищу из наследия, я аж офигел. Пробрало меня. До такой степени, что в башке прояснилось. Я вообще фигел с самого начала, со всего их разговора, но тут особенно. Уж очень МОЩНО выдано было. От сердца, от всей полноты души, с таким знанием темы, Ё-моё, извиняюсь за каламбур. Вспомнил он и обо мне в тот момент. Не с одним же Иваном делился, я же хоть и случайный свидетель, однако свой же, эрсер, да к тому же слав как-никак, восточный даже. Сашка Кудрявцев я, в конце концов, или Алекзандер Карлисон какой-нибудь?!
– Не кричи, мы хорошо слышим. Поделись и ты с нами.
Я за все свои жизни немало прикончил людей,
И в бесчисленных войнах, и просто в пылу грабежа,
Мы сжигали поля, мы конями топтали детей,
И я помню, как сладкое мясо я хавал с ножа.
Я на брюхе прополз через грязь и безумства любви,
От высокого чувства до диких пещерных утех.
Сколько раз мне цветы у дороги шептали: «Сорви!»,
И душа моя в ранах, и мне не заштопать прорех.
Я прошёл все дороги, и переплыл я все моря,
Я в карманах рубинами звякал, и ел лебеду.
И горячий песок, и края, где морозна заря,
Помнят дикий мой хохот и крик моего какаду.
Я вскарабкался вверх, но давно безнадёжно один.
Нет ни Бога, ни истины, ни красоты, ни добра.
По седеющим травам пустынных
прохладных равнин
Я бреду, и во мне чернота, словно след от костра.
Вам, во тьме ковыряющим землю, в попытке найти
Хоть немного еды, чтоб набить свой
заплечный мешок,
Вам, идущим к шаману, чтоб он обозначил пути,
Вам, бросающим птиц в закопчённый
кухонный горшок,
Вам, так сильно боящимся смерти и ждущим её,
Жрущим водку с молитвой, в попытках
наткнуться на свет,
По утрам посылаю святое своё вороньё —
От высокого духа холодный, унылый привет.
ТАК ГОВОРИЛ АРКАДИЙ СУРОВ, – подписался старик.
Выдержал положенную, традиционно отведённую на запоминание частицы наследия паузу, и уточнил, что стихотворение этого святого он процитировал, потому что оно как нельзя лучше тему иллюстрирует. В принципе же он, как и многие скайеры, считает себя адептом САС. Жил и писал в начале космической эры такой человек, псевдоним на самом деле аббревиатура, и расшифровывается как «Сергей Анатольевич Стульник». До-олго потомок Разъединителя искал ближайшего по духу древнеземного автора, был адептом Александра Дольского, Имре Кальмана, Инны Черкесовой, Альберта Скворцова, других святых чтил, но сюда вот, в Яму добрался – обретя по пути воистину СВОЕГО духовного предка. Каждый эрсер рано или поздно находит наиболее близкую и родную, драгоценную частицу Наследия, перебрав на дорогах духовного поиска множество других. Для того и делятся друг с дружкой, чтобы помочь отыскать…
«Слушайте, парни. Я вам сейчас подарю частичку «на посошок», – сказал дедушка, кряхтя, поднялся наконец на ноги, я и не подозревал, что он ещё способен ВСТАТЬ, но он встал, и поднял голову, посмотрел вверх, где за границей Ямины уже давным-давно звёзды поблёскивали; не отрываясь от ночного неба, негромко, но очень уверенно сказал зачем-то: – Иван, ты сердце моё не трожь, я тебе уже отдал всё, что мог, – и так же негромко прочитал:
Титаник отходящийТитаник отходил. Прощались люди.
И с палубы Христос
Кричал Иуде,
Что позвонит, отправит телеграмму,
Затем переводил
Он взгляд на маму —
Мария вытирала пальцем слёзы.
Апостол Пётр был мрачен и серьёзен.
Лишь Бог-отец,
Вдыхая бриз весенний,
Знал твёрдо о
Грядущем Воскресеньи.
Титаник отходил. Пестрели лица.
Устали слёзы беспрерывно литься.
Ты с палубы кричала,
Что напишешь,
Что возвратишься,
Не предашь,
Услышишь
Сквозь море стихотворную молитву.
Я пальцами ломал в кармане бритву.
Лишь Бог-отец, взывая к всепрощенью,
Знал твёрдо о
Грядущем Возвращеньи.
– Ты прекрасно помнишь цитаты… Санька.
– Я эрсер или зем, не помнящий родства? Наследие – это святое.
– Для эрсеров – несомненно. И что дальше было?
– А дальше мы убрались вон. Мы, это урод, родства не помнящий, и я. Дедушка остался лежать в центре Ямы. Ненадолго, пока не впитался… Честно говорю, в упор не понял я, как это случилось, и почему так, но Иван этот дедушку кончил. Совершенно неожиданно и совершенно зверски. Взял да и свернул ему шею, и тут же, завершая движение ручищи, проломил дедову грудину, и хотел сердце вырвать… но передумал и не вырвал. Застонал, задёргался, будто с соблазном борясь, и не тронул сердце Иванова. Слова старика его остановили?.. А я совсем перестал понимать, что происходит. ЗАЧЕМ ТАК??? Колян упал, урод гривастый развернулся и в сгустившейся темноте медленно зачапал к стенке. Я за ним потащился, на полном автопилоте… Помню ещё, как уже наверху какой-то шиареец перекрыл ему дорогу, когда он в барак хотел войти, за одеждой своей, видать. Крысоид ему говорит: «Зем, тебе не кажется, что не туда забрёл?», а гривастый отвечает: «Мы ведь все братья в этом подзвёздном мире», на что длинноусый, ясное дело, зашипел «Ты мне не брат, грязный скот!», и это были последние в его жизни слова, потому что Иван рявкнул: «Ну тогда умри ты сегодня, а я завтра!», после чего, понятное дело, грохнул крысу одним ударом, и сердце вырвал привычным движением, не колеблясь ни секунды… Вот тут я и не выдержал, сделал ноги. Если он меня ТАК спасать собрался, то лучше уж я помру неспасённым, только чуть позже. ВОТ И ВСЁ, господа хорошие. Я на все ваши вопросы СТАРАТЕЛЬНО ответил, добавить нечего. Что было потом, вы знаете. Участь невольного свидетеля меня до основания потрясла, я проникся и не спускался в Яму несколько суток, ломало меня, но держался. А тут уж вы подоспели, с вашими картинками и опросом старателей в бараках: видел ли кто эти рожи? И обещанием для подробного разговора насильно вывезти на фиг с поверхности, чтоб лишить соблазна вернуться в Яму. Я как услышал вопрос и увидел картинки, так и понял, что он таки сдержал обещание, и я буду спасён. Вырвусь из ада. Конечно, будь вы тяшками, какими-нибудь жуками, кошками или ящерицами, слова путного от меня не дождались бы, уж поверьте…
– Я верю. Потому сделала так, чтобы ты меня принял за ЗЕМА.
– Чего-о?! Ты кто… что такое?!
– Джо, червяк больше не нужен. Отправь его сравнивать земной ад с небесным.
ЧУТЬ СЛЫШНОЕ «пшшш» БЛАСТЕРНОГО ЛУЧА.
КОРОТКИЙ, оборванный ВСХЛИП.
– Уфф, заткнул пасть! Почти всю ночь размазывал манную кашу по тарелке, понимаешь…
– Я знала, что это доставит тебе наслаждение… Пошли уж, зем, родства не помнящий. Утренняя звезда смерти нам светит, в дальний путь манит. Пора раскочегаривать нашу посудину. Я же ЕМУ обещала, что мы ЕЩЁ ВСТРЕТИМСЯ. Я генерал-эмиссар Легиона «ЗероАй» и, в отличие от этого навозного червя, словами не разбрасываюсь.[2]
Радиоактивные
ВРЕМЯ и ТОЧКА
[начало декабря, последнего месяца 12000-го цикла к.э.; по местному календарю начинается зимний сезон; город-долгожитель Каргад, мир Прекрасная Елена (координаты точки выхода из внемера – еще неизменны:
000000000000000000000358 —
0000000000000000000000071 —
0000000000000002/0000000000000001/ 00000000000005)]
Самый густой туман не сравнится со снегом, который ВАЛИТ.
Улицы ночного Каргада, застигнутые первым в этом цикле снегопадом, воистину превратились в лучшее место во Вселенной, чтобы спрятаться.
Видимость – практически ноль.
И следы заметает моментально.
Заносит даже две широкие колеи гусениц милицейского броневика. Он катился, до асфальта пропахивая тридцатисантиметровую снежную целину, укрывшую мостовые и тротуары за какой-то час, но минуту спустя борозды уже почти исчезали. Через две минуты следов и вовсе не останется, поэтому надо стараться успеть уложиться в минутный интервал отрыва.
Естественно, стоит снегопаду прекратиться, – именно это покрывало станет предательски сохранять все до единого отпечатки следов и обернётся (как всё в реальности, которая суть точка разрыва между Добром и Злом) полной противоположностью. Но так будет потом. Не раньше чем когда рассветёт. А то и к середине дня. Метель разыгралась не на шутку, будто снег накапливался весь ноябрь и с наступлением полуночи, в первые декабрьские минуты, небесные хляби мстительно разверзлись…
