Генри Каттнер - Долина Пламени (Сборник)
— Но, Бобби, там малыш — совсем не такой ребенок, как мы. Это маленький козленок. И в любом случае…
— Да ладно! — прошептал Бобби. — Ладно!… В любом случае, я думал, что бабушка подойдет. Она слишком толстая, чтобы быстро бегать. — Он презрительно ухмыльнулся. — Он дурак, — продолжал Бобби. — Он не знает, что, когда ребенка привязывают для тигра, охотники всегда рядом. Он ничего не понимает. Когда я сказал ему, что запер бабушку в ее комнате, и никого кругом нет, я думал, он может догадаться. — Вид у Бобби был лукавый. — Я сделал хитро. Я сказал ему это через окно. Я боялся, что он может принять меня за подходящего ребенка. Но он не подумал об этом, а сразу пошел наверх — и быстро. Даже забыл, что должен хромать. Видно, он к тому времени здорово проголодался. — Бобби бросил взгляд на крыльцо, заполненное людьми. — Наверно, полиция уже схватила его, — добавил он беспечно. — Это было проще простого. Я выиграл.
Разум Джейн отказывался следовать за этими фантазиями.
— Она умерла? — очень тихо спросила девочка.
Бобби взглянул на нее. Слово «смерть» имело для него иной смысл. Вернее, не имело никакого смысла, кроме определенного момента в игре. И, насколько Бобби было известно, тигр ни разу не причинил вреда привязанному малышу.
Шагая очень медленно и не совсем прямо, к такси возвращался мистер Ларкин.
Джейн не видела его лица…
Дело, разумеется, по возможности замяли. От детей, знавших обо всем куда больше тех, кто их опекал, тщетно пытались скрыть случившееся. Это было так же бесплодно, как предпринятая раньше детьми попытка защитить старших. Не считая двух старших девочек, они, в сущности, особенно не переживали. Игра закончилась. Бабушке пришлось отправиться в далекое-далекое путешествие, из которого она никогда не вернется.
Что это означает, они понимали достаточно хорошо.
С другой стороны, ложному дядюшке, как им сказали, тоже пришлось уехать — в большую больницу, где о нем будут заботиться всю жизнь.
Это детей несколько озадачило, поскольку выходило за пределы их опыта. Они имели весьма несовершенное представление о смерти, но эта, другая вещь казалась им сплошной загадкой. Правда, понемногу их интерес угас, и они перестали особенно задумываться над этим вопросом, хотя Бобби некоторое время с необычайным интересом слушал теперь «Книгу джунглей», каждый раз ожидая, что тигра не убьют на месте, а куда-нибудь увезут. Этого, естественно, не происходило. Судя по всему, в настоящей жизни тигры были иными..
Очень долго после происшедшего Джейн в ночных кошмарных сновидениях вновь переживала события, которые рисовало ее упрямое воображение; днем она не позволяла ему воскрешать их. Она представляла спальню бабушки, как она видела ее в последний раз: изгибы накрахмаленных занавесок, солнечный свет, красную фарфоровую туфельку, куклу-подушечку для булавок. Видела, как бабушка втирает кольдкрем в морщинистую кожу рук и время от времени поднимает глаза все с большим беспокойством, по мере того как по дому прокатываются долгие жадные волны голоса, исходящие от существа, прячущегося в страшном и пустом убежище внизу.
Должно быть, оно было очень голодно. Ложный дядюшка, лежащий внизу с якобы подвернутой ногой, этот пустой человек, голодный и не имущий думать ни о чем, кроме пищи — мясе с кровью, без которого он не мог жить, — вероятно, ерзал и вертелся с боку на бок на своей кушетке. Пустой механизм на залитой солнцем террасе и кровожадное существо в искривленном пространстве под землей — испускающее волны дикого голода, алчущее одной только пищи…
Очень умно сделал Бобби, передав свое приманочное сообщение через окно.
Наверху, в запертой комнате, бабушка, надо думать, в какой-то момент обнаружила, что не может выйти. Толстыми, в пятнышках пальцами, скользкими от кольдкрема, тщетно дергала она дверную ручку.
Много раз снился Джейн звук тех шагов. Поступь, которой она не слышала, казалась ей громче и более реальной, чем любые шаги, когда-либо слышанные ею.
Она совершенно ясно представляла себе, как эти шаги звучали, когда он поднимался по лестнице, — топ, топ, топ, — через ступеньку, так что бабушка наверняка прислушивалась в тревоге, зная, что это не может быть дядюшка с его больной ногой. Вероятно, она вскочила, с бьющимся сердцем, думая о грабителях.
Это не могло занять много времени. Чтобы добраться по лестнице до коридора, вряд ли потребовалось больше нескольких секунд. К этому времени, надо полагать, весь дом сотрясался от вибрирующего торжествующего рева почти утоленного голода. В ритме с ним, должно быть, звучал топот ног, спешащих размашистыми шагами, со смертельной целеустремленностью приближающихся по коридору. Затем звякнул ключ в замке. А дальше…
Тут Джейн обычно просыпалась..
Маленький мальчик не может нести ответственность. Много раз говорила это себе Джейн, и тогда, и позже. Она не слишком часто потом встречалась с Бобби, а когда приходилось встретиться, оказывалось, что он многое позабыл: новые впечатления заслоняли собою старые. Ему подарили щенка на Рождество, он пошел в школу. Услышав, что ложный дядюшка умер в сумасшедшем доме, он с трудом вспомнил, о ком идет речь, ведь для младших детей ложный дядюшка никогда не был членом семьи, он являлся только участником игры, в которую они играли и в которой победили.
Постепенно гнетущее состояние, охватившее семью, ослабло и исчезло. Сильнее всего оно ощущалось в дни, последовавшие за смертью бабушки, но все приписывали его потрясению. Когда оно прошло, уверенность в этом стала полной.
По чистой случайности, холодная, ограниченная логика Бобби оказалась верной. Со стороны Раггедо было бы нечестно, если бы он ввел в игру еще одного ложного дядюшку, и Бобби был уверен, что тот будет соблюдать правила. Ему действительно пришлось их соблюдать, поскольку это был закон, который он не мог нарушить.
Раггедо и ложный дядюшка были частями одного целого, неразрывно связанными в своем цикле. До тех пор пока цикл не будет успешно завершен, псевдоподия в виде ложного дядюшки не могла быть втянута обратно, связь не могла быть порвана. Так что под конец Раггедо оказался беспомощным.
В сумасшедшем доме ложный дядюшка понемногу умирал с голоду. К тому, что ему предлагали, он не притрагивался. Он знал, чего ему хочется, но этого ему не давали. Голова и туловище умерли вместе, и на дом, принадлежавший когда-то бабушке Китон, вновь снизошел покой.
Если даже Бобби и вспоминал что-то, то никто об этом не знал. Он действовал с абсолютной логичностью, ограниченной только его скудным опытом. Если совершить что-то достаточно дурное, появится полицейский и арестует тебя. А эта игра ему надоела. Только чувство соперничества не позволило ему просто бросить ее и заняться чем-нибудь другим.
Раз так получилось, что ж: он хотел выиграть — и выиграл.
Ни один взрослый не совершил бы того, что сделал Бобби, но ребенок — существо совершенно иное. По взрослым стандартам, ребенок не совсем разумен. В таком случае, из-за того, как работает его разум, из-за того, что он сделал и чего он хотел, — зовите его демоном.
Крестный путь сквозь века
Рассказ
Перевод А. Серебрякова, А. Брусова
Его называли Христос. Но он не был Тем, кто прошел трудный, долгий путь на Голгофу пять тысячелетий назад. Его называли Будда и Магомет, Агнец и Благословенный Господом. Его называли Князь Мира и Бессмертный.
А настоящее имя его было Тайрелл.
Иной путь проделал он нынче, взобравшись по крутой тропе к монастырю на вершине горы, и замер на миг, ослепленный ярким солнечным светом. Его белые одежды, как того требовал ритуал, были запятнаны черным.
Стоявшая рядом девушка тронула его за руку и мягко подтолкнула вперед. Он ступил в тень монастырских ворот и остановился.
Поколебавшись, он оглянулся. Дорога привела его на высокогорный луг, посреди которого стоял монастырь, и луг этот радостно сверкал нежной весенней зеленью. Где-то в глубине души он ненадолго ощутил слабую щемящую грусть, представив себе, что придется расстаться с этим сверкающим миром. Но в то же время он чувствовал, что очень скоро все снова будет прекрасно. И сияние дня отошло куда-то вдаль, став словно бы нереальным. Девушка вновь тронула его за руку, и он, покорно кивнув, двинулся вперед, испытывая неясное, но тревожное ощущение близящейся утраты, которую его утомленный разум сейчас не мог до конца осознать.
«Я слишком стар», — подумалось ему.