Константин Хвостополосатов - Засланец
— Запрос информации не инициировался, — казенным голосом ответил хранитель.
— Брешешь ведь, — вспылил я. — Снова какую-то аферу затеваешь, гад кладовочный.
— Я не могу сбросить столько энергии, — примирительно ответил хранитель более живой интонацией. — На станции ведутся работы, которые требуют поддержания ее определенного уровня. Из-за перерыва в подаче энергии придется начать их заново.
— Ладно, убедил, черт болтливый, — пошел я на мировую. — А эта афера, которую ты предлагаешь, проверенная?
— Лично я не инициировал такой перенос, — признался хранитель. — Но эта процедура была неоднократно проведена при переброске кораблей-колоний. Так что поводов для беспокойства нет.
— Да уж, с твоей дисциплинированностью можно ожидать чего угодно, — подумал я. — Запросто может случиться очередной эксперимент на кроликах.
— Все будет штатно, Сергей, ты мне и так здорово помог, — неожиданно ответил хранитель.
— Тогда может два перехода? — обнаглел я.
— Один, но гарантированный, — мне показалось, что хранитель усмехнулся. — Хотя, я пересчитаю результат по факту, энергии потратится меньше и есть шанс, что хватит на второй штатный переход. У меня просто нет данных по переброске корабля этого класса таким способом.
— Ладно, поверим, — согласился я. — Возможно, последний раз в этой жизни. Не сидеть же тут еще черт знает сколько.
К моему удивлению Светлана вовсе не возмутилась и даже не удивилась требованию хранителя к точке перехода, как будто для нее это стало обычной информацией. Система двойной звезды находилась рядом, по этой причине прыгать туда через многомерность было довольно сложно. После довольно напряженных просчетов прыжка, вышли мы не совсем удачно, так что еще пришлось ползти на межзвездных двигателях почти двое суток.
Зрелище перетекающего вещества звездной мантии с одной звезды к другой выглядело грандиозно. Даже Саныч прекратил свой бесконечный трёп, взирая на него. Мне же было не до величия вечного танца звезд. Повинуясь указаниям хранителя, я постоянно корректировал курс «Ботаника». И если бы не полная система жизнеобеспечения пилотского кресла-кокона, наверное, уже вспотел бы весь вдоль и поперек.
— Зона активации перехода достигнута, — проинформировал хранитель. — Вы готовы?
— Поехали, — сказал я, вздохнув облегченно.
— Удачи, Сергей, — услышал я напоследок, приняв короткий импульс информационной посылки.
Переход со стороны, то есть инициированный не мной, я наблюдал в первый раз. Картинка окружающего пространства, густо напитанного светом двух звезд, как будто треснула по заранее намеченным правильным фигуркам пазла. Затем щели между фрагментами слегка увеличились, чуть выше нашего корабля образовался небольшой участок полной тьмы, в которой не просматривалось ни одной хрустальной точки далеких звезд. В какой-то момент на увеличивающийся лоскут тьмы упали первые ближайшие фрагменты нашего бытия, затем еще и еще. И вот уже все вокруг осыпалось, как осенние листья, в трубу гигантского пылесоса. Мир цветов пропал, оставив нас в абсолютной темноте. Я уже собрался отключиться от кокона, потому что переход через многомерность на неопределенное расстояние мог занять много времени, о котором я как-то забыл спросить хранителя, как темнота снова перестала быть полной. Сначала появилась небольшая светлая точка, которая пустила тонкие усики-лучи. Затем эти лучи стали толще, ярче и длиннее. И вот мы уже неслись вдоль каких-то световых полос, все плотнее укутывающих нас со всех сторон. Через момент они полностью сомкнулись.
— Мы в реальном пространстве, — доложила Светлана.
На безумной скорости «Ботаник» убегал от очередного тандема двойной звезды. Я даже подумал, что переход не получился, но Светлана тут же развеяла сомнения.
— Есть частичная привязка к координатам, — доложила она, тут же добавив, — есть получение пакета данных.
Данные мы получили от хранителя, отправившего нас в это путешествие. Фактически это оказалась карта куска пространства вокруг системы двойной звезды, где мы вышли и указания на ней точки нашего назначения. Вместе с ней шла приписка: «Извини, решил использовать нестандартную точку выхода по причине двойной экономии. Но есть и хорошая новость. Проверь у местных, есть вариант, что наскребете из-за этой экономии на второй прыжок».
— Сатрап! — выругался я прилюдно. — Наглый брехливый засранец, а еще хранитель!
— Есть привязка наложением полученной карты, — сообщила Светлана. — Одна целая и семь десятых МББ. Сверхкороткий прыжок с большой погрешностью и сутками пути или много-много дней на системных движках. Что делаем?
— Прыгаем, — отрезал я. — Я так соскучился, что выведу нас прямо в десяточку.
— Хорошо, — согласилась Светлана, — оптимально начать погружение через три часа. Как раз немного отдохнешь от маневров.
— Слушай, а лихо он нас перекинул, — вставил Саныч свои «пять копеек». — Раз — и мы чёрт-те где. И никаких тебе недель безделья. Нам бы так. Светик, а вы со Стеклом не можете чего-нить там исследовать, пересчитать или еще чего, чтобы вот так без нудотни?
— Саныч, если бы мы нашли такое решение, то нам всем не нужно было бы уже ни работать, ни служить до конца дней наших праправнуков, — усмехнулась Светлана. — Но я не вижу возможностей этого сделать.
— А зря, — умно возразил Саныч. — Надо думать, решать, искать ответ.
— Саныч, тебе ли думать? — удивился я. — А как же девиз: «Фигли там думать? Прыгать надо!».
— Да пошел ты Серега, — огрызнулся Саныч вроде как обижено. — Я же о нас всех ратую.
— Мыслитель роденов, — прыснул я. — Ремни пристегни на унитазе, чтобы в такой, как у него позе, не упасть с толчка.
Ждать предписанные три часа я не стал, сразу предложив покончить с нашими делами. При просчете траектории через многомерность мне вдруг пришла в голову идея.
— Светик, дай мне, пожалуйста, векторный пакет от хранителя, хочу посмотреть, — попросил я.
Развернувшаяся объемная диаграмма оказалась привязана к нашим координатам после перехода и сразу ушла корнями в какие-то многомерные дали, удивив меня до дрожи в коленках. От постепенного погружения в последующие слои у меня лишь сложилось впечатление, что я играю в игру «любопытный хомячок», когда прогрызая очередную стенку, натыкаешься на следующую. После прохода очередного слоя у меня странно потемнело в «голове», и вектор явно поплыл. Так глубоко в многомерность я еще не заглядывал. Но самым поганым стало то открытие, что вектор вел глубже.
— Как наш двигатель прокола поживает? — спросил я супругу.
— Прогноз на семьдесят два процента, — ответила Светлана. — Так в Содружестве прыгали только фанаты. Уверен, что сможешь?
— Уверен, что вектор идет дальше, — пробурчал я, наблюдая, как разноцветные пятна снова складываются в тропу к неизвестному миру.
Чуть очухавшись, я нырнул за ним, получив очередную хомячью переборку. Каждый последующий нырок отдавался в сознании тем или иным образом, то размывая спектр вектора, то переплетая его узлами, то временно добавляя ему каких-то огрызков. Мои чувства явно стали терять связь с реальностью, появилось осознанное ощущение, что я начинаю тонуть, постепенно растворяясь в многомерности. Похоже, это и был мой предел. Я уже решил отказаться, но где-то глубоко в душе поднялась волна отчаяния, породившая вокруг моего сознания в многомерности странный всплеск, который больше всего походил на серию волн от брошенного в лужу камня. И сознание мое странным образом отреагировало на это событие. Как будто глубокий холод космоса на миг сковал все мои чувства, моментально охладив хаотически мечущиеся мысли. Укол космического холода длился ничтожно малый миг и так же стремительно стал отпускать мое сознание. Я снова ощущался цельной мыслью, хоть и чувствовал себя крайне неуютно в столь глубоком отрыве от родной реальности. Но я знал, что могу пойти дальше. И, как будто испытав меня на крепость, следующий уровень оказался граничным. Предложенная дорожка вильнула по каким-то аномалиям и начала обратный спуск к моим родным просторам. Вести ее до конца я не стал, ибо просто уверился в том, что теоретически смогу ее пройти.
— Глубина погружения? — уточнил я, ощущая Светлану как-то расплывчато.
— Прогноз на девяносто два от ста возможных для нашего движка, — пришел как через вату ответ моей супруги, — не уверена, что этот прыжок будет целесообразным. Ты вообще как себя чувствуешь?
— Хреновенько, — ответил я честно, — но в принципе почему-то есть уверенность, что осилю.
— Таких маршрутов никто не прокалывал, — тихо прошелестел в сознании голос моей боевой подруги. — Теоретически было установлено, что порог, зафиксированный как сотня по шкале погружения практически не достижим. Им скорее определяется именно теоретическая способность двигателей прокола. Для человеческого сознания эта цифра — просто мифические пределы.
