Джон Браннер - Звездное убежище
— Нам известно, что люди разных рас способны иметь вполне жизнеспособных детей. На Лубаррии, где многие жрецы — это кэтродины, фальшивая религия кэтродинов заставляет женщин всегда уступать жрецам, лишь только они того пожелают, очень много детей смешанной крови. Прямо здесь, на Станции, есть кэтродино-лубаррийцы в лубаррийском секторе. Кэтродины их не принимают, лубаррийцам не нравится их завышенное самомнение, поэтому они стараются остаться здесь, на Станции.
То же самое между элчмидами и пагами. Я слышал, что когда у вас на планете, госпожа археолог Узри, — он глянул паге прямо в лицо, — не могут утихомирить какого-нибудь мужчину, то его выпускают в толпу элчмидских женщин. В результате частенько появляются смешанные дети. Только их убивают сразу после рождения.
— Примерно так, — беспристрастно признала Узри. — Ты довольно умен, парень.
— Слишком умен, я бы сказал, — рявкнул Лиг-мер. — У майко есть очевидные причины рассуждать о подобных вещах. Потому что в результате можно заключить, что все расы имеют одно происхождение, и Майкос и Лубаррия неоправданно подвергаются угнетению.
В воздухе повисло внезапное напряжение. Узри его почувствовала, Ланг тоже, даже маленький зверек по имени Санни вопросительно поднял голову и зашевелил носом, принюхиваясь. Викор тоже это почувствовал. Но слишком поздно. Потому что к этому моменту уже прозвучали роковые слова, которые теперь эхом отдавались в его голове. Он сказал, на самом деле сказал в лицо кэтродину в присутствии паги:
— Но так и есть! Чудовищному угнетению, которому нет ни малейшего оправдания!
Наступила долгая тишина. Или, вернее, молчание, страшное потому, что никто из них не произносил ни слова. Отовсюду доносились звуки музыка с танцплощадки, обрывки разговора из-за кустов, даже слабые отголоски грозы, бушевавшей в Горах.
ИЗГНАННИК! ИЗГНАННИК! Слово это будто ударами молота отдавалось в мозгу Викора. Он посмотрел на застывшее лицо Узри, на побагровевшее от негодования лицо Лигмера, на насмешливую полуулыбку Ланга. Внезапно он ощутил необъяснимую злость на Ланга. Викор никогда не ожидал от себя такого дикого поступка. Поставить крест на своей жизни, на свободе перемещаться между Станцией и домом, на своей работе курьера в революционном движении Майкоса — и все из-за минутной потери контроля над собой! Каким-то образом в этом был повинен Ланг. Он чувствовал это всем существом, он это ЗНАЛ — и в то же время понимал, что ничто сказанное или сделанное Лангом не может толком объяснить его собственный идиотский промах.
Викор неуверенно встал с места с нелепым достоинством, поставил на столик свой недопитый бокал вина, бросил на Ланга взгляд, в котором читались и боль, и обида, и уязвленная гордость, и медленно зашагал прочь.
— Н-да, — сказала Узри. — А вот я бы его не отпустила. Если бы элчмид заявил что-либо подобное, я бы выбила ему все зубы и отправила на корм мужчинам.
— Ничего, это ему даром не пройдет, — сказал Лиг-мер сквозь стиснутые зубы. — Здесь, на Станции, с ним практически ничего нельзя поделать, он укроется среди майко, и глейсы не позволят до него добраться. Но он больше никогда не сможет покинуть Станцию. Разве что ему захочется совершить самоубийство. Я отдам необходимые распоряжения казначею корабля на случай, если он решит явиться на корабль, сделав вид, что ничего не случилось.
Он повернулся к Лангу.
— Должен поблагодарить вас, досточтимый сэр, — сказал он и привстал в полупоклоне. — Я не мог понять, к чему вы клоните, когда настаивали, чтобы он высказал свое мнение. Теперь вижу, что вы хитроумно спровоцировали его высказать подрывные идеи. Это ценная услуга, за которую мы, кэтродины, вам весьма благодарны.
— Вам не за что меня благодарить, — сказал Ланг, и взгляд его был тверд и бесстрастен. — Я нейтрален. В настоящий момент я гражданин Станции, и ваши национальные проблемы меня не касаются.
Он поднял бокал и осушил его. Когда стекло вернулось на стол, его манеры совершенно переменились.
— Я бродил по тому, что вы называете туристским центром, — сказал он. — Весьма впечатляет.
— И в нем чертовски трудно разобраться, — резко сказала Узри. — Центр постоянно меняется. Вчера я спустилась через Радиевый люк и попала в Город. Сегодня мне пришлось пройти сквозь Пещеры и часть Океана, чтобы добраться сюда. Океан ладно, сверхъестественная жидкость, которая в нем вместо воды, выветривается, как только выходишь на сушу. Но путь через пещеры был довольно неприятен.
— Почему? — спросил Ланг, подняв бровь. — Я их еще не осматривал.
— Осмотрите, если вы нормальный человек, — Узри засмеялась. Звук был чем-то средним между смехом и ворчанием. — А если даже и ненормальный. По непагским стандартам, я имею в виду. Другие расы считают нас исключением, потому что мы не уступаем мужчине, пока он не докажет, что достоин женщины, победив ее в схватке один на один. Но это только вопрос подхода. Поэтому нам незачем посещать Пещеры для развлечения, как это делают другие.
— Так это… скажем так: место экзотических развлечений?
— В основном, да. Одним из доказательств, которые приводят наши историко-генетики в пользу того, что расы других планет представляют собой деградировавших потомков древней пагской расы, служит то, что мы предпочитаем партнеров собственной расы. Паг и пага. В здешних же Пещерах большинство посетителей ищет контакта с представителями иных рас. Кэтродины желают глейсов, элчмиды крутятся вокруг лубаррийцев… тьфу! — Она состроила гримасу отвращения. — Полная деградация!
— Ваши мужчины берут элчмидских женщин, как вы сами недавно признали, — резко заметил Ланг. — Значит, ваши мужчины принадлежат к деградировавшей расе, а женщины нет?
Прежде чем Узри смогла найти ответ, он склонился над столом, чтобы приглядеться к снимку корабля, растворившегося в окаменевшей лаве на Пагре.
— Сколько останков кораблей нашли на Пагре? — спросил он.
Узри вдруг заколебалась, как будто собиралась говорить о чем-то совсем другом, и нахмурила лоб. Но у Ланга был убедительный вид человека, который начисто забыл, о чем говорилось прежде. Пага отказалась от своих намерений и ответила на последний вопрос.
— Мы нашли пятнадцать. Все располагаются в слоях примерно одного времени. На том участке, откуда, по независимым оценкам наших археологов, пагская раса распространилась по планете.
— Пятнадцать. — Ланг полез в карман и вынул подготовленную глейсами карту Станции, которой его снабдили по прибытии. — На Станции всего шестнадцать стыковочных узлов для кораблей, — сказал он. — Не считая четырех маленьких, в треть мощности основных. Достаточно близкое совпадение, госпожа археолог Узри. Все данные в вашем распоряжении, можете сделать умозаключения.
Он вновь посадил своего любимца-зверька на плечо, встал и кивком попрощался с ними, прежде чем скрыться за кустами.
— Кто он такой? — изумленно спросила Узри, когда он ушел.
Лигмер покачал головой.
— Исключительно богатый турист — по официальной версии, — сказал он. — Путешествует по галактике. Услышал про Станцию, прибыл посмотреть, насколько правдивы слухи, после чего отправится восвояси.
— Туманно, — вынесла заключение Узри. — Это опасный человек, Лигмер. У меня такое впечатление, что, он хотя и не бывал на Станции, но знает о ней больше, чем мы узнали за столько лет изучения.
Она вдруг задрожала, что почти невероятно для паги, и дрожь прокатилась по ее сильному телу под черной блузой.
— Он мне не нравится! — свирепо сказала она. — Он мне оч-чень сильно не нравится!
Глава одиннадцатая
Викор шел с опущенной головой с маской в руке. Ему казалось, что движется так уже много веков. Эхо его слов звучало в голове, билось о грани сознания, как волны в скалистый берег. Мозг пульсировал в такт бешеному биению сердца, дыхание было тяжелым и прерывистым.
Губы его шевелились, повторяя бессмысленные самообвинения: «Ты, кажется, сошел с ума. Ты, кажется, сошел с ума. Ты, кажется, сошел с ума…»
Он уселся на склоне в отрогах Гор и устремил взгляд на Город. Но это был невидящий взгляд. Перед глазами плыли совершенно другие картины — родная планета, Майкос; его народ; прошлое, которое было и его будущим, перечеркнутое одной неосторожной фразой.
С прошлым ничего нельзя было поделать. Невозможно пойти к кэтродинским властям и молить о прощении — твердолобые кэтродины никогда не простят. Он же сначала будет страдать, потом умрет. Умирать Викор не хотел.
Он хотел жить. А жить отныне предстояло на Станции.
Он ухватился за спасительную надежду — возможно, он еще пригодится. Может быть, он, как Ларвик, станет сеять недуг среди надменных кэтродинов — хотя его и отталкивала дурно пахнущая природа деятельности Ларвика.
