Пол Андерсон - Генезис
Но ведь они оба были на задании: он проверял, что происходит в этой реальности, чтобы потом доложить Страннику, она старалась объяснить и оправдать все это в его глазах. Как и Кристиан, Лоринда помнила о своем прежнем единстве с узлом. Память эта была столь же туманна и обрывочна, как и у него, — скорее чувство чего-то запредельного, чему нет ни формы, ни названия. Так спустя много лет вспоминают религиозное откровение. Однако отношения с Геей доминировали в сознании Лоринды, а еще больше — в подсознании, так же как для Кристиана много значило родство со Странником, а через него и с Альфой. Лоринда — смертная женщина, ограниченная всевозможными рамками, — говорила от имени узла Земли, честно и без прикрас.
По молчаливому соглашению они мало говорили о своих целях и просто радовались друг другу и тому, что их окружало. Так длилось до утра четвертого дня. Наверное, погода напомнила им вековую привычку выполнять свой долг. Ветер выл и свистел, окна ослепли от дождя, даже в карете нельзя было выехать из поместья. В доме было промозгло, не помогал и огонь в камине. Уютно горели свечи на накрытом к завтраку столе, блестело серебро и фарфор, но по углам таились густые тени.
Кристиан допил кофе, поставил чашку и докончил начатую фразу:
— Да, нам лучше бы приступить к делу. Только я не очень хорошо представляю, что искать. Даже сам Странник не знает.
Гея слишком многое скрывала за туманными формулировками. Впрочем, Странник был сейчас (как ни понимай это слово) подключен к ней и пытался взглянуть с общей, космической точки зрения на судьбу планеты — сколько же ей уже миллионов лет?
— Но вы же помните свое задание, — ответила Лоринда. — Вам надо прояснить природу внутренней деятельности Геи и выразить ее в моральных… в человеческих терминах. — Она выпрямилась на стуле, и тон ее стал решительнее. — Ведь мы, эмуляции, — люди. Мы мыслим и действуем, чувствуем радость и боль точно так же, как любой человек.
Кристиан решил, что надо разрядить обстановку.
— И производим на свет новые поколения, — сказал он, — точно так же, как это всегда делалось.
Красивое лицо Лоринды залил румянец.
— Да, — произнесла она и очень быстро добавила: — Но, конечно… здесь… речь идет всего лишь о базе данных. Если угодно, об архиве. Можем для начала посетить одну-две такие реконструкции.
— С удовольствием, — облегченно улыбнулся Кристиан. — Что бы ты посоветовала?
— Афинский Акрополь? — предложила Лоринда. — Причем в то время, когда он еще не лежал в развалинах. Античная цивилизация всегда меня привлекала. — Она потрясла головой. — И знаете, до сих пор привлекает.
— Гм… — Кристиан потер подбородок. — Насколько я помню уроки истории, греки были шайкой коварных и вздорных политиканов, только и норовивших подделать результаты выборов или поприжать кого послабее. Разве Афины не пустили на финансирование строительства Парфенона незаконно присвоенные сокровища Делийской лиги?
— Это были всего лишь люди, а не ангелы, — сказала Лоринда так тихо, что за шумом ветра он едва ее расслышал. — Но то, что они сотворили…
— Конечно. Я согласен. Отправляемся.
В восприятии амулеты имели вид серебристых дисков в два сантиметра диаметром, висевших на груди пользователя под одеждой. В реальности же — в подлинной, внешней реальности — это были мощные программы, обладавшие собственным интеллектом. Кристиан не знал, до какой степени они находятся под прямым контролем Геи и насколько внимательно она за ними следит.
Не размышляя, он протянул Лоринде руку. Та взяла его ладонь и крепко сжала. Но, произнося команду, смотрела она прямо перед собой, в мерцающее пламя камина.
Мгновенно, не почувствовав ни малейшего движения, они очутились на широких мраморных ступеньках под безоблачным небом, лучившимся жарой. Было тихо; с крутых склонов, где ничего не построили, пахло тимьяном — в нем не жужжали пчелы, его никто не рвал. Внизу лежал город: обожженные солнцем крыши, открытые площади-агоры, храмы с колоннами. Воздух был так прозрачен, что Кристиан вообразил, будто почти различает мельчайшие детали статуй.
Спустя немало времени гости стали подниматься по лестнице — все так же молча, держась за руки — туда, где на балюстраде перед святилищем Ники выстроились крылатые девы-победоносицы. Каменные одеяния их развевались под ветром, которого не чувствовал Кристиан. Одна склонилась завязать сандалию…
Долго бродили двое по портикам Пропилеев, смотрели на дорические и ионические капители, на картины и вотив-ные таблички в Пинакотеке. Они могли бы остаться тут и на ночь, но все остальное ждало их, и горячность смертных была им столь же ведома, сколь усталость. Краски полыхали…
О каменные девы и каменные цветы Эрехфейона!
Прежде Кристиан считал Пантеон утонченно-изысканным — так выглядели изображения и модели, которые он видел, когда над разбитыми, изгрызенными химической эрозией развалинами можно было лишь рыдать. Но сегодня он узрел, как Пантеон огромен. Жизнь кричала с каждого орнамента — алого, синего, золотого; а внутри, в полумраке, красота нашла свое средоточие в колоссальной статуе Афины работы Фидия.
…После, намного позже, он стоял рядом с Лориндой наверху Стены Кимона, над Асклепиумом и театром Диониса. Солнце клонилось к закату, и в городе играли, сплетаясь, тени; восток дышал прохладой. Странно, но говорили они почти шепотом. Не могли ли они дать голосу силу, не хотели ли?..
Он покачал головой и сказал, не найдя лучших слов:
— Великолепно. Невероятно.
— Разве это не стоит всех злодеяний, войн и мук?
На миг Кристиану стало не по себе, так серьезна она была.
— Не ожидал, что тут все будет так… э-э… ярко.
— Известно, что греки красили стены домов.
— Да, я тоже слышал. Но ведь историки не знали, в какие цвета?
— Не вполне. Лишь кое-где остались следы. В основном это, должно быть, догадки Геи. Особенно скульптуры. Об Афинах, например, в исторических хрониках сохранилось лишь краткое описание. — Лоринда сделала паузу и взглянула в сторону гор. — Но, конечно, то, что мы видим сейчас, — учитывая весь объем доступной ей информации и то, что она способна обрабатывать все данные одновременно и понимает, как мыслили тогда люди, — это наиболее вероятная реконструкция. Или по меньшей мере — наименее невероятная.
— Наверное, она испробовала несколько вариантов. Хочешь на них взглянуть?
— Пожалуй, нет, если только вы не хотите. Мы и так уже ошеломлены, не правда ли? — Она замялась. — К тому же… ну…
Он кивнул: о
— Ага. — Обвел рукой тихий, недвижный, без единого дыма над крышей город. — Страшновато тут. В лучшем случае — как в огромном музее. Боюсь, для наших целей здесь мало полезного.
— Для ваших целей. — Лоринда посмотрела ему в глаза. — Я всего лишь… даже не экскурсовод. Может, я голос Геи в ваших ушах? Нет, как максимум я — ее шепот. — Улыбка, коснувшаяся ее губ, была какой-то жалобной. — Наверное, главная причина моего существования — составить вам компанию.
Он засмеялся и протянул ей руку. Лоринда тут же крепко стиснула ее.
— Я очень рад вашей компании, моя эксцентричная мисс Эшкрофт.
Она улыбнулась шире и теплее:
Благодарю вас, любезный сэр. И я рада тому, что сегодня… жива. Куда теперь отправимся?
— Я бы посетил какую-нибудь живую историю, — сказал Кристиан. — Можно и древнегреческую, почему бы нет.
— Эпоху Перикла! — хлопнула в ладоши Лоринда. Он нахмурился:
— Ну, не знаю. Пелопоннесская война, мор… Хорошо ли там примут чужаков-варваров? Тем более что ты женщина…
Судя по голосу, Лоринда поборола разочарование:
— Ладно, тогда куда мы?
— Может, в эпоху Аристотеля? Если я не ошибаюсь, в Греции тогда было хорошо, что бы там Александр ни творил за границей, а в обществе распространился космополитизм. И патриархальный уклад пошел на убыль. К тому же Аристотель меня всегда занимал. Он ведь был в своем роде одним из первых ученых.
— Давайте сперва наведем справки. А сначала заглянем домой и выпьем по чашке чаю.
Они вернулись в поместье в тот же миг, когда его покинули, чтобы не волновать слуг. Оказалось, что недостаток уединения, сочетаясь с усталостью, не дает им говорить ни о чем, кроме пустяков. Впрочем, они были друг для друга хорошими собеседниками.
На следующее утро (а солнце сияло!) они вышли в сад и сели на скамейку у пруда с рыбками. На лепестках цветов дрожали дождевые капли. Становилось теплее, и пробуждался пьянящий аромат. Было тихо.
На этот раз команду произнес Кристиан. Амулет у него на шее вдруг потяжелел, язык еле ворочался. Говорить вслух было не обязательно, но слова помогали ему оформить мысль.
Ответ возник у них прямо в сознании. Кристиан почему-то повторил его сухим профессорским тоном:
