Айзек Азимов - СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ
— Но я тоже изолят, дорогая.
— Со временем ты станешь меньшим изолятом, Пел. Не настоящей Геей, но меньшим изолятом, и у тебя тоже будет множество партнерш.
— Мне нужна только ты, Блисс.
— Ты просто ничего об этом не знаешь. Ты узнаешь со временем.
Во время этого диалога Тревиц не отрываясь смотрел на обзорный экран. Корабль как раз вошел в облачный слой, и все заполнилось серым туманом.
Микроволновый диапазон, подумал Тревиц, и компьютер тут же переключился на восприятие радарного эха. Облака исчезли, и появилась поверхность Компореллона в условных цветах, со слегка расплывчатыми границами между областями с разной структурой.
— Теперь так и будет? — удивленно спросила Блисс.
— Пока не спустимся ниже облаков и не переключимся на обычный свет.
Не успел Тревиц договорить, как вновь появился дневной свет и изображение стало нормальным.
— Понятно, — сказала Блисс. Потом спросила: — Но вот чего я не понимаю — почему для таможенника имело значение, что Пелорат обманывает жену?
— Я сказал этому парню, Кендрею, что если он нас задержит, то это может дойти до Терминуса, и жена Пелората все узнает. Тогда у Янова будут неприятности. Я не стал уточнять, какие неприятности, чтобы таможенник подумал, что крупные. Между мужчинами существует нечто вроде заговора. — Тревиц улыбался. — Мужчина не может предать товарища. Он даже поможет, если его попросят. Вероятно, из-за того, что в другой раз помощь может понадобиться самому помощнику. Я допускаю, — теперь он говорил серьезно, — что подобный заговор есть и среди женщин, но, не будучи женщиной, я не имел возможности в этом убедиться.
Хорошенькое лицо Блисс стало мрачным как туча.
— Это шутка? — грозно спросила она.
— Нет, я серьезно, — сказал Тревиц. — Правда, я не утверждаю, что Кендрей пропустил нас только ради того, чтобы спасти Пелората от гнева жены. Возможно, мужская солидарность просто послужила последним аргументом.
— Это ужасно. Ведь ваше общество держится на правилах. Как можно пренебрегать ими из-за каких-то глупостей?
— Если уж на то пошло, — сказал Тревиц, мгновенно переходя к обороне, — сами правила тоже можно иногда считать глупостью. В наши мирные времена, когда торговля благодаря Сообществу процветает, на большинстве планет нет особых строгостей со въездом и выездом. На Компореллоне по каким-то непонятным политическим соображениям все усложнили. Зачем нам переживать из-за этого?
— Не в этом дело, — сказала Блисс. — Если подчиняться только тем правилам, которые нам кажутся справедливыми и разумными, ни одно правило не устоит, так как всегда найдется кто-нибудь, кому оно таким не покажется. Это может кончиться анархией и разрухой.
— Общество не так легко разрушить, — сказал Тревиц. — Вы говорите как Гея, а Гее никогда не понять ассоциации свободных индивидуумов. Иногда правила, разумные и справедливые при введении, после изменения социальных условий становятся бесполезными и даже вредными. Тогда эти правила просто необходимо нарушать, чтобы обратить внимание на их непригодность.
— Так любой вор и убийца сможет доказать, что служит человечеству, — возразила Блисс.
— Это уже крайность, — ответил Тревиц. — В сверхорганизме Геи автоматически поддерживается консенсус, и нарушать правила никому не приходит в голову. Можно сказать, что Гея влачит растительное существование или вообще окаменела. В свободном обществе есть элементы беспорядка, но эту цену приходится платить за способность к переменам и нововведениям. Это разумная цена.
— Вы совершенно неправы, — голос Блисс зазвенел, — если считаете, что Гея не развивается. Наши взгляды и обычаи постоянно подвергаются самопроверке. Они не сохраняются по инерции за пределами разумного. Гея учится на опыте и изменяется по мере необходимости.
— Даже если это и так, изменения наверняка очень медленные, потому что на Гее нет никого, кроме Геи. В свободном же обществе, даже когда все согласны, обязательно находятся немногие несогласные. И если они достаточно умны, энергичны, правы, наконец, они побеждают и становятся героями грядущих эпох. Например, Хари Селдон. Он противопоставил свою мысль всей Империи, создал психоисторию, План, и в конце концов победил.
— Только до поры до времени, Тревиц. Вторая Империя, которую он планировал, не состоится. Вместо нее будет Галаксия.
— Будет ли? — резко сказал Тревиц.
— Это ваше решение. И сколько бы вы ни отстаивали право изолятов на свободу быть глупцами и преступниками, что-то в глубине вашего разума заставило вас согласиться со мной-нами-Геей, когда вы выбирали.
— Вот я и ищу, что скрыто в глубине моего разума, — еще резче сказал Тревиц. — Начну с этого, — добавил он, показывая на обзорный экран, где на горизонте показался обширный город, скопление построек разной высоты посреди полей, побуревших от заморозков.
— Как жаль, — сказал Пелорат, — я хотел наблюдать за посадкой, но, увлекшись вашим спором, все пропустил.
— Не огорчайтесь, Янов, — сказал Тревиц, — еще посмотрите, когда будем улетать. Обещаю вам, что мой рот будет закрыт, если вы уговорите помолчать Блисс.
А "Далекая Звезда", следуя микроволновому лучу, пошла вниз, к посадочной площадке космопорта.
14
Вернувшись на таможенную станцию, Кендрей с мрачным видом проследил за отлетом "Далекой Звезды". К концу смены он все еще был в дурном расположении духа.
За ужином к нему подсел сменщик, долговязый светловолосый парень с такими светлыми бровями, что он казался безбровым.
— Что случилось, Кен?
Кендрей скривил губы.
— Гейтис, корабль, который недавно прошел, — гравитик.
— Тот, чудной, с нулевой радиоактивностью?
— Потому и с нулевой. Он без топлива. Гравитик.
— Который нам велели засечь? — спросил Гейтис.
— Тот самый.
— И он достался тебе. Опять тебе повезло.
— Не так уж и повезло… Там была женщина без паспорта, и я о ней не сообщил.
— Что-о? Знаешь, я ничего не слышал. Ты мне ничего не говорил. Я ничего не хочу знать об этом. Хоть ты мне и друг, я не собираюсь становиться соучастником задним числом.
— На этот счет я спокоен. Почти. Не мог же я не пропустить корабль. Им нужен гравитик. Ты ведь знаешь.
— Конечно. Но ты, по крайней мере, мог доложить об этой женщине.
— Вот еще. Она не замужем. Они ее просто подобрали для… для развлечения.
— А сколько мужчин на борту?
— Двое.
— И они подобрали ее для… для этого? Они, наверно, с Терминуса?
— Точно.
— Чего только не вытворяют на Терминусе!
— Да уж.
— Мерзость. И все им сходит с рук.
— Один из них женат, и он не хотел, чтобы супруга узнала. Если бы я доложил об этой женщине, могло дойти до супруги.
— Но ведь супруга на Терминусе?
— Конечно, но все равно могло дойти.
— Ну и поделом этому типу.
— Правильно, но я не хочу, чтобы это вышло из-за меня.
— Тебе попадет за то, что не сообщил. Желание замять скандал еще не оправдание.
— А ты бы сообщил?
— Наверно, пришлось бы.
— Нет, и ты бы не стал. Правительству нужен этот корабль. Если бы я стал настаивать, люди на корабле могли раздумать садиться. Они бы развернулись и улетели на другую планету. Это бы правительству не понравилось.
— А тебе поверят?
— Надеюсь… А женщина симпатичная. Представь себе женщину, которая согласилась отправиться с двумя мужчинами, да еще женатыми. И у них хватило духу воспользоваться этим случаем. Какой соблазн…
— Не думаю, что тебе хочется, чтобы твоя миссис узнала об этих твоих словах. Или даже мыслях.
— А кто ей расскажет? — стал оправдываться Кендрей. — Ведь не ты?
— Ну-ну, ты же меня знаешь. — Сердитый взгляд Гейтиса смягчился, и он добавил: — Парней, которых ты пропустил, не ждет ничего хорошего.
— Знаю.
— Компореллонцы очень скоро все узнают, и если тебе это сойдет с рук, тем троим не сойдет.
— Знаю, — повторил Кендрей. — Но мне их жаль. Какие бы неприятности ни ждали их из-за женщины, это ничто по сравнению с тем, что их ждет из-за корабля. Капитан отпустил несколько замечаний… — Кендрей остановился, и Гейтис нетерпеливо спросил:
— Каких?
— Неважно, — сказал Кендрей. — Если эта история всплывет, они станут моим козырем.
— Я не собираюсь никому рассказывать.
— Я тоже. Но мне жаль этих терминусцев.
15
Всякий, кто побывал в космосе и испытал его однообразие, знает, что самое интересное наступает во время посадки на новую планету. Поверхность планеты проносится внизу с такой скоростью, что еле успеваешь разобрать очертания суши и воды и заметить прямые линии и многоугольники — вероятно, дороги и поля. Уже можно различить зелень растительности, серый цвет бетона, коричневый цвет голой почвы, белизну снега. Наибольшее любопытство возбуждают населенные места — города, которые на каждой планете обладают своими особенностями планировки и архитектуры.
