Ольга Ларионова - Чакра Кентавра (трилогия)
— Тарита–крэг не согласен, — послышался очень тихий, хриплый до неузнаваемости голос.
Рука в перчатке опустилась и легла на книгу, указывая на ту самую звезду, которую они обошли стороной — запретную Чакру Кентавра.
Ту самую, которую кто‑то любовно назвал Звездочкой–Во–Лбу.
К ней подходили неторопливо, заранее отметая неподходящие планеты, а таких было большинство: или чересчур жаркие, или слишком большие, а одна, к прискорбию, была заселена достаточно развитыми гуманоидами, чьи города гроздьями огней расцвечивали ночную сторону. Оставалась четвертая планета, такая же каменистая и безлесая, с разреженной стылой атмосферой; она напоминала ту, от которой Тарита–крэг уже один раз отказался. Командор подвесил мак в безвоздушном пространстве, давая крэгу возможность полюбоваться на вакантное обиталище со стороны. Дружинники, уже насмотревшиеся на самые разнообразные миры и вблизи, и издали, бесцельно слонялись по соседским каютам, готовые к возвращению домой — и всеми силами скрывавшие эту готовность: и только Скюз, меткий стрелок, разглядывал не планету, а млечный поток чужих светил, словно высматривая себе подходящую цель.
— Командор! — внезапно разнесся по всем отсекам мака его голос. — Мы кого‑то догоняем!
Перепрыгнув через коня, по своему обыкновению разлегшегося посреди каюты, Асмур кинулся в малую каюту, откуда донесся призыв. Стена, которую Скюз почти всегда держал в состоянии кристальной прозрачности, была обращена не на красновато–бурую поверхность планеты, а в черноту межзвездного пространства, и оттуда, как бы рождаясь па глазах, медленно всплывал какой‑то причудливый кокон, который в первый миг все приняли за живое существо, потому что на нем отчетливо виднелись многочисленные шипы, хвосты и глаза. Загадочное нечто было лишь немногим менее их собственного мака, и, когда оно разинуло круглую пасть, Скюз чуть было не метнулся к пульту аннигиляционной пушки, но вовремя удержался, потому что приказа приготовиться к атаке не последовало.
Командор молча наблюдал.
И тут из черного круглого зева того, что было все‑таки не чудовищем, а только гнездом, медленно выползли два существа. Покрытые странной белесой шерстью, отливающей металлом, каждый с единственным красновато–фосфорическим глазом, они мерно покачивались возле своего жилища, сцепившись голыми хвостами, словно купались в черной ледяной пустоте. Мертвящей жутью веяло от этих циклопов, и непонятно было, что же внушает такой ужас — волчье мерцание глаза, настороженное шевеление смертоносных клешней или чуткий, подрагивающий хобот, готовый, казалось, мгновенно высосать кровь из своей добычи.
Каждый почувствовал, что перья па его крэге встают дыбом.
И в этот миг за спиной прозвучал властный голос Тарита–крэга:
— Звездные волки! Уничтожьте их!
Дружина разом отпрянула от окна, готовая ринуться выполнять столь естественный приказ, но поднятая рука командора остановила их.
Эрл Асмур, как и в первый раз, невольно поднес руку к горлу, и голос его прозвучал еще тише, но за немощью звуков стояла такая несокрушимая воля и столь укоренившаяся привычка повелевать, что не было на корабле ни единого человека, который посмел бы ослушаться могущественного эрла, когда он произнес:
— Захватить живыми.
Тарита–крэг, которому перечили впервые в жизни, возмущенно захлопал крыльями и взлетел к потолку командорской каюты, словно готов был покинуть мак прямо сейчас, а потом, гневно щелкая когтями, с которых сыпалась шелуха, ринулся к себе в алтарный шатер. Если бы вся дружина не была занята поспешным натягиванием скафандров, может быть, кто‑нибудь и заметил бы, что крэг словно хочет сказать что‑то — и не решается.
Один только Гаррэль вдруг на миг остановился, но его товарищи, уже одетые и застегнутые наглухо, торопливо выметывались из мака навстречу неведомым и отвратительным хищникам, и он заторопился им вслед, не подозревая о том, что с этой минуты круто меняется судьба не только командора со всем экипажем, по и всего Джаспера.
СЫНОВЬЯ ЧАКРЫ
Часть вторая, которая уже начинается, хотя первая часть еще не закончилась
I. Если посмотреть с другой стороны
Что‑то тяжелое шлепнулось рядом па пол, послышался скрежет, потом па долю мгновения как будто раздвинулся театральный занавес, и в проеме означилась медовая желтизна, в которой плавало изваяние дракона; что‑то мелькнуло, но слишком поспешно, чтобы в нем можно было распознать человека или животное. И занавес сомкнулся.
Навалилась абсолютная темнота.
Юхан полежал еще несколько минут, потом осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, перевалился со спины на бок и включил нагрудный фонарь. Огляделся.
Полукруглая стена, переходящая в потолок, а с другой стороны — крупноячеистая решетка, превращающая этот сегмент каюты в темницу. И на полу — второе тело в скафандре, лицом вниз. Юхан подполз, приподнял неподвижное тело за плечи, легонько встряхнул. В шлемофоне послышалось сдержанное мычание.
— Юрг! — позвал он шепотом. — Юрген!
Глаза под прозрачным щитком приоткрылись, и Юхан поспешно выключил фонарь.
— Больно, Юрик? — спросил он участливо. Вместо ответа тот, кого он называл Юргеном, сел и тоже включил свой фонарь.
— Перебьюсь, — ответил он, морщась. — Драться в гостях при погашенной иллюминации — дело дохлое.
— Было бы с кем, — вздохнул Юхан. — Впрочем, тут что‑то нам п–подкинули…
— Где? — насторожился Юрген, шаря световым лучом по полу. — Не оказалось бы взрывчаткой!
В световом круге заискрился морозным инеем какой‑то кирпич. Две головы в шлемах разом нагнулись над ним — это был здоровый брус хорошо промороженного мяса.
— Бред какой‑то, — оцепил ситуацию Юрген. — Не трогай, Юхан, вдруг это человечина… Перейдем‑ка к интерьеру.
Решетка из прозрачных прутьев в палец толщиной была явно раздвижной, но никакие усилия не позволили сдвинуть ее ни на сантиметр. В крупные ячеи прошла бы рука, но для этого нужно было снять скафандр. К тому же никакого замка с той стороны видно не было. Зато справа, возле стены, к решетке была прикреплена поилка, наполовину наполненная прозрачнейшей водой, а над поилкой виднелась дверца — по–видимому, отсюда и был заброшен мороженый деликатес. И чем дольше они глядели на откидную дверцу, небрежно закрученную проволокой, тем больше приходили в недоумение.
Дверца была не больше форточки, по мало–мальски тренированный человек мог пролезть в нее без особого труда.
— А э–эти с прииветом, — пробормотал Юхан, как всегда, от волнения впадая в удвоение гласных. — Заму–уровали, называется!
Юрген посмотрел на часы:
— Так. Запас кислорода — на три часа. Из них два пятнадцать уже прошли. Я снимаю скафандр. Ты — только по моей команде.
— Это почемуу же?..
— Потомуу, что я — командир космической станции!
— Так где та станция…
Гражданин Финляндии, полковник военно–воздушных сил Юхан Туурсвалу, был человеком дисциплинированным, но обожал флегматично препираться, опровергая легенду о немногословности скандинавов. Это у пего сочеталось органично.
Сейчас возражать дальше не имело смысла, потому что командир уже расстегнул скафандр.
Снял шлем.
— Дышится, — сказал он удивленно. — А ну подсади…
Оставшись в тренировочном костюме и толстых шерстяных носках, он двигался непринужденно и бесшумно и детскую задачку с форточкой легко мог бы решить и без помощи бортинженера. Очутившись по ту сторону решетки, он осторожно подкрался к занавеске, приоткрыл щелку и заглянул в слабо освещенное помещение. Несколько секунд он стоял, окаменев от изумления, потом тихо повернулся и махнул рукой — разоблачайся, мол, и поживее!
Юхан, настороженно наблюдавший за каждым его движением, мог бы поклясться, что па лбу командира выступили крошечные капельки пота. Он в один миг скинул скафандр, подтянулся па руках и с обезьяньей гибкостью, не утерянной к тридцати семи годам, выскользнул наружу и встал плечом к плечу со своим командиром.
Юрген осторожно повернул голову и посмотрел на своего бортинженера с надеждой: может быть, его самого обманывали глаза и все открывшееся им — плод воображения? Но у Юхана тоже медленно отвисала челюсть — значит, не чудилось.
Мало того, что у противоположной стены спал, прикрыв морду крылом, иссиня–черный дракон; но на фоне этой темной громады на пестрых подушках, небрежно брошенных прямо на ковер, мирно почивало самое пленительное создание, какое только могло возникнуть в воображении земного мужчины.
— Сатана перкеле! — прошептал Юхан, исчерпывая этим весь свой арсенал крепких выражений.
