Стенли Вейнбаум - Черное пламя
Дэниел Скотт инстинктивно ощущал угрозу, исходившую от созданного прессой образа Киры Зелас. Но, возможно, это ему только казалось, а тревога жила в нем самом. Он не мог решить, что именно появилось в мире вместо смертельно больной модистки: гений, безумец с манией величия, чудовищная нелюдь или человек будущего? Он видел перед собой невероятно прекрасную женщину с открытым взглядом невинных глаз, и это мешало ему реально оценивать происшедшее. Именно тогда он понял, что имел в виду Герман Бах, когда говорил:
— Какое счастье, что я уже старик.
* * *Внезапно в доме доктора Баха появилась сама виновница их тревог.
Герман Бах пригласил Скотта заглянуть к нему вечером, чтобы обсудить странную нечувствительность одного из пациентов к лекарственным препаратам. Подобный случай упоминался в недавней публикации одного из журналов, и Бах считал, что следует вместе обсудить ее достоверность.
Именно тогда мужчин встретила в вестибюле взволнованная миссис Гейц и сообщила о нежданной гостье.
— Чем обязаны такой чести, мисс Зелас? — церемонно спросил доктор Бах красавицу, уютно расположившуюся в кресле у камина.
— Просто захотелось взглянуть на вас. Здесь так спокойно, и все располагает к отдыху, — с благодушной доброжелательностью сытого хищника проговорила она.
— Вероятно, просто кончились деньги, — угрюмо проворчал Скотт.
Кира резко повернулась на его реплику.
— Кстати, сколько я вам должна? — Она раскрыла сумочку, набитую пачками долларов. — Неужели вы решили, что я обокрала вас? Фи! Я просто взяла в долг необходимую мне сумму.
— Да что там деньги! Вы обманули нас, нарушив вами же данное слово! — возмущенно сказал Дэниел.
Мисс Зелас насмешливо улыбнулась.
— Поразительно, какой вы старомодный, Дэниел! Вам, вероятно, очень трудно жить. — Она окинула взглядом все еще стоявших мужчин и сказала: — Надо проще смотреть на мир, господа.
Доктор Бах на правах хозяина пригласил их в столовую, где миссис Гейц уже расставляла приборы. Во время ужина разговор, естественно, перешел на политику. Тон задал доктор Бах, невинно поинтересовавшись:
— Ну и как? Вы уже приступили к переделке законов?
— Проще не переделывать их, а заменить новыми, — резонно заметила Кира Зелас.
— Именно поэтому вас называют восходящим светилом юриспруденции? — ехидно спросил Скотт.
Кира искренне рассмеялась.
— Это все выдумки журналистов! Но знаний, конечно, мне хватает, как вы догадываетесь. Я хорошо разбираюсь в существующих законах и, главное, умею их применять. Но самое забавное состоит в том, что, опираясь на статьи законов, вполне реально доказать их полную несостоятельность. Пользуясь этим, можно заварить такую кашу, что всему миру не расхлебать, если, конечно, не найдется хотя бы одна трезвая голова. А она как раз перед вами — из меня получится весьма дальновидный политик. Мой принцип — разделяй и властвуй! Вот так-то, господа.
— И ваше окружение поддерживает подобные планы? — поинтересовался доктор Бах.
Девушка пожала плечами.
— Конечно, нет. Любыми методами они стараются помешать мне. Это и не удивительно. Еще древние римляне говаривали: «Homo homini lupus est»[14]. Но я хорошо умею расправляться с противниками. Вы же читаете газеты — поэтому наверняка знаете о некоторых громких процессах. Думаю, что смогу извести под корень любую крамолу.
Подобные речи в устах существа неземной красоты казались не только неуместными, но даже кощунственными. Дэниел Скотт изумленно смотрел на нее, почти не раскрывая рта, тогда как доктор Бах старательно направлял беседу в нужное ему русло. Так, он затронул проблемы войны и мира и услышал в ответ:
— Если для достижения поставленной мною цели потребуется война, что ж, значит, таков ход истории. Без жертв ничего не достигнешь, но при этом целесообразно, чтобы расплачивался кто-то другой. — Она рассмеялась собственной шутке.
Поражал неприкрытый цинизм ее высказываний. Любая тема рассматривалась ею с точки зрения махрового эгоцентризма. На первое место выдвигалось гипертрофированное понимание собственной значимости.
Дэниел Скотт вздохнул с облегчением, когда мисс Зелас отправилась, наконец, отдохнуть, и спросил доктора Баха:
— Интересно, сколько в ее словах было пустой бравады?
— Ни капли, — уверенно ответил Герман Бах. — Здесь налицо явные признаки паранойи, отягощенной манией величия. Она больна и нуждается в лечении. Но подобные больные не допускают даже мысли о своем нездоровье. Для общества, в сущности, они не представляют опасности, если в их руках не оказывается власть. В случае Киры Зелас все осложняется тем, что у нее-то как раз имеются огромные возможности для осуществления любых бредовых замыслов. Я имею в виду абсолютную беспринципность этого существа, многократно усиленную быстрым аналитическим умом, присущим, скорее, не человеку, а компьютеру. Ее необходимо остановить!
Решительные слова старика застали Дэниела врасплох.
— Но что мы можем сделать? — растерянно спросил он.
— Вы прекрасно это знаете, — неумолимо ответил доктор Бах. — Просто все ваше естество противится необходимости делать операцию. Но, поймите, это единственный выход!
— Есть еще опека! — из последних сил сопротивлялся Скотт.
— Для этого надо доказать ее недееспособность, коллега, — насмешливо проговорил старый врач. — А кто поверит нам на слово? Фактов-то нет! Да она обведет вокруг пальца любую комиссию и повернет дело так, что нас самих упекут в психушку. Лучше подумайте, каким образом дать ей наркоз. Эта проблема посложнее прочих: вы же сами видели мои безуспешные попытки усыпить это чудовище.
Дэниел Скотт прекрасно понимал правоту доктора Баха, но все же сделал еще одну попытку:
— Давайте завтра утром снова поговорим с Кирой. Как знать, может быть, за ночь ее планы переменятся…
— Хорошо, — уступил Бах. — Попробуем поговорить, если она, конечно, не успеет удрать до этого.
Дэниел облегченно вздохнул и, приглашенный стариком заночевать у него, остался в доме Баха, чтобы — на всякий случай — быть под рукой.
* * *Всю ночь Дэниел почти не спал. С первыми лучами солнца он, чтобы спозаранку не беспокоить миссис Гейц, сам сварил себе кофе и, взяв дымящуюся чашку в библиотеку, устроился там, просматривая газеты. Вскоре там появилась и Кира Зелас.
Ее пристрастие к черному цвету, зародившееся, по-видимому, еще во времена недавней бедности, вынуждавшей убогую модисточку выбирать немаркие тона одежды, теперь лишь усугубляло красоту нового облика. В этот ранний час черный шелк утреннего «неглиже» оттенял матовую белизну лица и подчеркивал платиновый блеск волос, выразительно выделяя на белом фоне ярко-голубые глаза и капризный рисунок розовых губ.
Дэниел подумал, что каждая женщина наверняка позавидовала бы свойству Киры обходиться без помощи косметики, являя в то же время образец идеального — для любой секунды суток — макияжа. Он пожалел, что по сути своей натуры не является Мефистофелем: тот продал Фаусту молодость в обмен на душу, а он вполне мог бы заработать огромные деньги, торгуя эликсиром красоты. Правда, возросшее количество сумасшедших, а также озверевшие визажисты существенно подорвали бы его коммерцию.
Прекрасно сознавая силу своего обаяния, девушка устроилась напротив молодого врача и приступила к атаке.
— Я вернулась сюда, Дэниел, только из-за вас, — мягко начала она. — Вы сразу понравились мне — я ощутила в вас ту силу, которая всегда притягивает женщин. Чувствую, что и я небезразлична вам. Из нас получилась бы прекрасная пара, — нежно улыбнулась соблазнительница. — Предлагаю вам разделить со мной тот путь, по которому я намерена идти. Вам не стоит бояться осложнений: политическую борьбу я освоила в совершенстве. Но мне нужна опора, и вы, со своим пониманием добра и зла, станете моим прибежищем в этом порочном мире.
Скотту казалось, что от нее можно ожидать чего угодно, но только не подобного предложения: он оказался беззащитен перед ним. Сердце рвалось безоглядно подчиниться желаниям этой удивительной девушки, он весь пылал — но, казалось, в висках безостановочно отдается только одно слово: «Думай! Думай! Думай!»
Не дождавшись мгновенного ответа, Кира Зелас поднялась, подошла к нему и, положив руки на плечи, внимательно заглянула в глаза.
— Завтра я возвращаюсь в Вашингтон, — тихо сказала она. — Надеюсь, любимый, мы поедем вместе.
Она бесшумно вышла из библиотеки.
Постепенно Дэниел Скотт успокоился. Сердце перестало выпрыгивать из груди, дыхание восстановилось, и он с удивлением понял, что может вполне трезво оценивать ситуацию — с уходом Киры Зелас пропало и наваждение.
В библиотеку нерешительно заглянул доктор Бах.
