Аластер Рейнольдс - Город бездны
— Я хочу заключить с тобой соглашение, — заявил мой бывший друг. — Правда, с технической точки зрения это скорее можно обозначить как «шантаж».
— Ты это серьезно?
Мы встретились в туннеле, который тянулся вдоль «хребта», во время очередной инспекции, возле узла номер семь.
— Более чем серьезно, Небесный. Тебе давно пора это понять.
— Кажется, я начинаю понимать.
Я посмотрел в глубь туннеля. Вдали разливалось пульсирующее оранжевое сияние.
— Чего именно ты хочешь, Норквинко?
— Власти, Небесный. Мне недостаточно руководить контролерами. Возможно, для того, кто помешан на компьютерах, это предел мечтаний. Но техническая работа меня больше не интересует. Я побывал на борту чужого корабля. Тогда я понял, на что могу рассчитывать. Теперь мне нужны более широкие перспективы. Я помню, какие блага ты обещал мне на борту «Калеуче». Теперь пришло время мне получить частицу обещанной власти и нести за нее ответственность.
— Есть огромная разница между взломом программного обеспечения и управлением кораблем, Норквинко, — сказал я, тщательно подбирая слова.
— Только не надо меня учить, наглец. Мне это прекрасно известно. Поэтому и говорю, что мне необходимы перспективы. Не бойся, я не мечу на твое место. Пусть оно лучше перейдет ко мне естественным путем — по наследству. Я хочу стать старшим помощником — позиция на одну ступень ниже твоей, это меня вполне устроит. К тому же у меня будет масса возможностей, когда мы приземлимся. Думаю урвать себе жирный кусок по окончании нашего Путешествия.
— Кажется, я понял, к чему ты клонишь, Норквинко.
— Понял? Ну еще бы. Шантаж — весьма действенное средство.
Оранжевое свечение в коридоре приближалось, к нему начал примешиваться слабый гул.
— Назначить тебя в команду контролеров — это одно дело, Норквинко. У тебя, по крайней мере, была необходимая квалификация. Но сделать тебя старшим офицером я не могу. За какие бы нитки я не дергал.
— Это не моя проблема. Ты постоянно твердил мне, какая у тебя великолепная голова, Небесный. Пораскинь мозгами, проверни какую-нибудь интригу. Ты же знаешь, как обеспечить мне погоны офицера.
— Есть вещи, которые в принципе невозможны.
— Только не для тебя, Небесный. Для кого угодно — только не для тебя. Неужели ты хочешь меня огорчить?
— А если у меня ничего не выйдет?
— Тогда кое-кому станет известна твоя затея со спящими. Не говоря уже об истории с Рамиресом. Или о смерти Бальказара. Ну и про личинок на сладкое.
— Ты тоже замешан в этом.
— Я просто выполнял приказы. И только недавно понял суть твоих замыслов.
— Ты знал о них с самого начала.
— А кто это докажет?
Я хотел ответить, но к нам приближался грузовой состав, и мне пришлось бы слишком напрягать связки. По рельсам с грохотом неслась цепочка капсул, возвращаясь из отдаленной секции. Мы молча зашагали назад, пока не достигли ниши, где можно было переждать. Эти вагоны — и не только они — давно нуждались в реконструкции или, по крайней мере, в ремонте. Но пока они не рассыпались, и основная часть второстепенного оборудования была давно снята с них и использовалась для других целей, а то, что осталось, давно работало кое-как.
Мы стояли молча, плечом к плечу, а машина приближалась к нам, заполняя собой туннель — оставался лишь узкий просвет по бокам ее округлого корпуса. Интересно, о чем думал Норквинко в эту минуту? Неужели он и впрямь воображал, что я серьезно отнесусь к его предложению?
Когда грохочущий состав был в трех-четырех метрах от нас, я толкнул Норквинко.
Он упал на рельсы, раскинув руки.
Я увидел, как машина яростно поволокла вперед его тело — а потом оно исчезло из виду. Еще минуту состав продолжал двигаться, затем затормозил, словно не торопясь. По правилам он должен был остановиться немедленно, как только на пути возникало препятствие, но эта функция, как и многие другие, перестала действовать много лет назад.
Двигатель натужно захрипел, в туннеле запахло озоном.
Я с трудом выбрался из ниши. Пока состав продолжал движение, это было невозможно, но сейчас я сумел протиснуться вдоль вереницы капсул и подошел к головному вагончику. Больше всего я боялся ненароком задеть какой-нибудь рычаг, который включает задний ход — тогда меня бы просто расплющило о стенки туннеля.
Я заглянул под колеса, ожидая увидеть изуродованное тело Норквинко, застрявшее между рельсами и днищем капсулы.
Но он лежал рядом. А под днищем капсулы валялся его расплющенный кейс с инструментами.
Я опустился на колени. Норквинко получил скользящий удар по голове, кровь обильно текла из раны, хотя череп, похоже, был цел. Он дышал, но был без сознания.
И тут мне в голову пришла мысль. Отныне от этого человека будут только проблемы — так или иначе, рано или поздно, ему придется умереть. Но идея, которая у меня появилась, была слишком соблазнительна, слишком красива. Это будет сопряжено с большим риском, к тому же мне потребуется хотя бы полчаса полного одиночества. Да, получасовое опоздание груза не останется незамеченным. Но кто обратит на это внимание? И будут ли приняты какие-то экстренные меры? Вряд ли. Насколько мне известно, даже составы, которые находятся в лучшем состоянии, не отличаются надежностью. Забавно… Я стал правителем крошечной империи, но не мог заставить поезда ходить по расписанию.
Убедившись, что контейнер по-прежнему не дает составу тронуться с места, я поднял Норквинко и понес его вверх по «хребту», к узлу номер шесть. Это оказалось нелегко. Но в шестьдесят лет у меня было здоровье тридцатилетнего, а Норквинко за эти годы заметно потерял в весе.
К этому узлу были присоединены шесть модулей со спящими. Из шестидесяти несколько момио были мертвы. Я был уверен: среди этих шестидесяти найдутся как минимум трое, кого можно выдать за Норквинко — особенно если позаботиться о том, чтобы лицо жертвы было изуродовано при падении под поезд.
Пробравшись к обшивке корабля, истекая по́том и едва переводя дыхание, я добрался до капсулы, в которой лежал кандидат — на мой взгляд, лучший. Он был заморожен, но жив — и это идеально соответствовало моим планам. Пристроившись за пультом управления капсулой, я начал «разогревать» пассажира. Вообще, этот процесс занимает несколько часов, но сейчас меня не интересовало, насколько пострадают клетки его тела. Никто не будет проводить посмертное вскрытие. Труп найдут под поездом, и никому не придет в голову заподозрить подмену.
В этот момент у меня на запястье зазвенел браслет-коммуникатор.
— Капитан Хаусманн на связи.
— Мы получили сигнал о возможных технических неполадках, сэр. Состав в туннеле номер три, возле шестого узла. Прикажете отправить для проверки аварийную бригаду?
— Нет, в этом нет необходимости, — протянул я неторопливо, стараясь не выдать волнения. — Я нахожусь недалеко и сам все проверю.
— Вы уверены, сэр?
— Конечно… Нет смысла поднимать бригаду.
Пассажир «отогрелся», но его мозг погиб. Я поднял его из саркофага. Да, сложением он вполне напоминал Норквинко, совпадал и цвет волос. И оттенок кожи. Насколько мне известно, у Норквинко не было романтических связей с кем-либо на «Сантьяго» — но если и были, даже любимая женщина не сможет отличить его от мертвого пассажира, когда я закончу работу.
Приподняв своего бывшего друга, я уложил его в саркофаг. Он еще дышал и даже пару раз простонал, прежде чем снова потерять сознание. Я раздел его догола и опутал тело паутиной биомониторов. Устройства ввода автоматически прилипли к его коже и начали окончательную подстройку. Некоторые датчики аккуратно вошли под кожу и, змеясь, поползли к его внутренним органам.
На пульте загорелся ряд зеленых огоньков — саркофаг принял Норквинко. Потом крышка мягко опустилась.
Я осмотрел главную панель с показателями текущего состояния.
Запрограммированное время сна истекало через четыре года. «Сантьяго» уже достигнет орбиты Конца Путешествия, и для спящих настанет время «проснуться» и шагнуть в свой новый Эдем.
Этот срок меня вполне устраивал.
Я удовлетворенно кивнул. Теперь мне предстояло оттащить пассажира по туннелю вдоль «хребта» — предварительно облачив его в одежду, снятую с Норквинко.
Когда мы были на месте, я положил пассажира в десяти метрах от машины, которая все еще пыталась сдвинуть с места кейс Норквинко, наполняя воздух вонью пережженных обмоток. Затем я извлек из шкафчика для инструментов, который находился в нише, увесистый лом. Несколько ударов — и лицо пассажира было изуродовано до неузнаваемости. Кости его черепа хрустели, словно ореховая скорлупа. Вернувшись к поезду, я с размаху выбил кейс из-под днища капсулы.
Освобожденный состав мгновенно начал разгоняться. Пришлось бежать впереди, чтобы меня не расплющило об стену. Проворно перешагнув через труп, я укрылся в следующей нише и с отрешенным любопытством наблюдал, как груженые капсулы бегут все быстрее. Потом головная капсула ударила спящего и потащила его вперед, подминая под себя.
