Jamique - Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса
-Президент Амидала?
-Да. Анакин. Речь идёт о мире, в котором мы будем в состоянии нормально жить. Не скрывать свой брак. И не думать о том, какое будущее ждёт наших детей. Ведь с вероятностью девяноста процентов – у нас будут одарённые дети. Чтобы выжить, надо быть наверху. Понимаешь? Ты считаешь меня циничной? Нет, не говори. Именно таковой ты меня и считаешь. Но просто очень холодно в этом мире. Он напирает со всех сторон, и давит наш островок тепла. Мы ведь одни, Эни. Мы одни. Никакие союзники нам не помогут. Только мы сами. И чтобы обеспечить нормальную жизнь, надо выбраться наверх.
-Ради… семьи?
-Да. Почему ты так удивлён, Эни? Ради меня, тебя и наших ещё нерождённых детей. Для тебя это глупая причина? Мужчины ищут наоборот, войны?..
-А женщины стабильности?
-Ты разочарован?
-Просто… не могу понять. Ради нас…
-Да. Я буду бороться. Интриговать. Пудрить мозги Бейлу. И даже, - криво усмехнулась она, - закрою глаза, если у вас будет лёгкий роман с Мотмой. Потому что… Анакин… Я хочу мира, который будет принадлежать нам. Для того, чтобы мы могли жить в этом мире… И чтобы я не боялась рожать, - она рассмеялась.
-Ты не…
-Нет. Не беременна. А очень хочу. И не могу, потому что…
-Я понимаю, - ответил Анакин. Нахмурился, сел в кресло, сплёл руки. – Понимаю.
Она взглянула на него с безумной надеждой:
-Так ты поддержишь мой план? Ты поговоришь с Мотмой? Ты… ты примешь мой план относительно того, что будет дальше?
-А что будет дальше?
-У Мон есть идея, - она улыбнулась. – Она не говорила конкретно, но намекнула. Сделать так, чтобы Палпатина убили джедаи, а ты оказался на месте преступления, вступил в бой, доказав свою лояльность… а потом свидетельствовал бы против Храма. Канцлера закопают, - только тут Анакин понял, что его жена на грани истерики, - развеют по ветру, сожгут – словом, совершат все необходимые обряды. Президентом, скорей всего, станет Мотма. Но это сейчас пока не важно, это будет своя, сложная интрига, политика, которую мы будем разрабатывать тщательно и поэтапно. Но нам… мне надо знать. Согласен ли ты на устранение Палпатина?
-Ты думаешь, мы справимся без него с государством?
-Я думаю, что с государством справиться легче, чем с ним.
Анакин долго смотрел на свои руки.
-Ты права, - наконец глухо сказал он. – Легче справиться с государством.
-Значит – да?
-Да.
-Эни.
Он поднял голову.
-Иди сюда, - сказал он ей.
Любовь и сила.
Канцлер вертел в руках маленькую костяную безделушку. Статуэтку ручной работы. Подарок одной из планет.
-Молодец, - сказал Палпатин. – Замечательно сработано.
-Я слишком много лгу.
-Тебе всё равно не перегнать меня в этом, - Палпатин улыбнулся губами, но жёсткими оставались глаза. – Я лгу всю жизнь. И буду лгать до самой своей смерти. Ты чувствуешь себя виноватым перед женою?
-Да, - ответил он спокойно. – Я уже говорил. Но это не имеет никакого значения.
-Ладно.
Анакин поднял голову и посмотрел на канцлера. Тот уже не улыбался. Только смотрел.
-Что? – спросил Анакин.
-Не имеет значения? – сказал Палпатин. – Почему?
Перед тем, как ответить, он сделал секундную паузу.
-Потому что, что бы я ни чувствовал… - он замолчал.
-Это не повлияет на твои поступки? – хладнокровно продолжил Палпатин.
-Да.
-Ты уверен?
-Да. Почему я должен быть не…
Палпатин встал и прошёлся по комнате.
-Ты намертво прикипаешь. С мясом и кровью.
-Это плохо?
-Не знаю. Скорей всего, да. В этой ситуации точно: да.
-Я же сказал, что это не повлияет…
-Врёшь. Причём сам себе. Взрыв эмоции – голова теряет контроль. А если это произойдёт в один из критических моментов? Скорей всего, так и будет. Люди редко бесятся в спокойной обстановке.
-Да…
-Слышу в голосе твоём большое невеселье.
-Да, - он вздохнул, переплёл пальцы рук. – Что предлагаете? Отрешиться от привязанностей?
-Не язви, мой мальчик. Отрешением здесь и не пахнет. Но ситуация в самом деле сложна. Ты понимаешь, что произошло? Твоя жена переметнулась. Предала. Не рыпайся, сиди, - остановил его канцлер. – Дай договорить. Не то чтобы я клеймил предательство разными нехорошими словами. Я сам использую и предаю. Это жизнь, - он чуть заметно приподнял плечи. – Но сейчас предают – меня. А значит, становятся моим врагом. Да, я знаю, она не обладает всей полнотой информации. Что это меняет? Ничего. Она не доверяет мне как политику, как человеку. Она работала на меня и на мою власть – теперь же она хочет заиметь её для себя. Молчи. Если бы она знала, что я – ситх, всё было гораздо хуже. Она ревновала б – сильней. Только этот мотив – главный.
-Она говорила о семье и детях…
-Да.
-Теперь вы дайте мне договорить, - Анакин тоже хотел подняться, но потом махнул рукой и остался сидеть. – Семья, мы с ней, дети. Власть ради семьи, - он проговорил это медленно, недоумённо повёл плечами. – Она… серьёзно? Как вы думаете?
-Да.
-Значит, это мотив?
-Для неё – сверхважный.
-Семья?
-Да, - Палпатин улыбался. – Я её даже в чём-то понимаю. Я тоже хочу завоевать мир – для своих.
-Но вы не хотите кормить их манной кашей, - Анакин был резок – неожиданно для самого себя. – Вы не слышали это. Не были с ней рядом. Я же чувствовал эмоцию. Цель.
-Покой?
Анакин вскинул голову:
-Покой. Маленькое гнёздышко тепла и света посреди океана враждебной тьмы, - он рассмеялся сквозь зубы. – Поэтически, но верно. Дело же в том – что для меня – там, в океане – свобода. Именно за неё я дерусь. Чтобы перестать ограничивать себя. Кастрировать, смущаться. Чтобы однажды суметь войти в неё – и пить, и напиться. Ведь ей даже не объяснишь, чего лишил меня Орден. Она не в состоянии понять. Потому что не слышит. Это же из раздела мистического идиотизма. Да, Орден меня лишил: возможности полноценной семьи, политических прав, независимости, свободы выбора в этом… в профессиональном и личном плане… Я как-то пытался объяснить, она не воспринимает. Что Орден отсекает меня от того, чему нет описания в материальном мире. От этого океана свободы и тьмы. Совершенно дикая стихия, в которую я хочу войти и которой я хочу стать. Не те куцые экзерсисы смущенного общения с Силой. Самому стать стихией. Властью. Волей. Волной. Накрыть мир, влиться. Не раствориться, не подчинить. Стать… соприродным… - он рассмеялся вновь, глядя на лицо Палпатина. – Ну да, что я вам объясняю. А у неё при моих попытках появляется на лице такое выражение: чем бы дитя… Глупое такое. Наверно, так же снисходительно смотрят на поэтов, художников, бойцов, бродяг. Какого хрена? Это – не дело. Это так. Ребяческая фигня. Вот то, что я собираюсь командовать флотом – это серьёзно, - он всё-таки вскочил. – То, что я смог бы управлять государством – это серьёзно. Отец и семьянин – это серьёзно. А мои уплывы в океан тьмы – да ладно, мальчик, ты излечишься скоро от этого! Слепая дура.
Он сел.
-Конечно, слепая, - спокойно ответил Палпатин. – Сознательно слепая, мой мальчик. Чтобы она там ни говорила – но в эту область ей путь закрыт. Она никогда не сможет разделить её с тобою. И потому никогда не позволит тебе туда идти. Везде, где – не она. Такая ловушка разума, Анакин. Она не хочет тебя отпускать.
-Знаю…
-Знаешь? А что ты тогда знаешь о том, что она может сделать для того, чтобы тебя привязать? По-настоящему, за самые кишки?
Анакин смотрел на канцлера – будто впервые видел.
-Знаешь, - удовлетворённо кивнул Палпатин. – Вижу, что знаешь.
-Она сказала, - блеклый голос, - что хочет, чтобы у неё были дети…
-Да.
-Но…
-Что ты почувствуешь, если она скажет тебе, что беременна?
-Она не может быть беременна!.. – вскочил, отлетело кресло.
-Анакин, ты что?..
-Или может?
Он сжал кулаки.
-В чём дело?
-Не знаю, - ответил Анакин. – Не знаю. Она утверждает, что предохраняется. Причём сама настояла на том, чтобы предохранялась именно она. И в последний месяц… - он стал смеяться. – Я болван.
Резко развернулся, показывая канцлеру напряжённую спину.
