Илья Стальнов - Последний госпитальер
К примеру, на Ботсване в среднем из ста новорожденных детей десять имеют очевидные или легко распознаваемые пороки развития в жизненно важных внутренних органах. Многие нежизнеспособны и погибают до, во время или сразу после рождения. Это трагедия. Но не большая ли трагедия ожидает тех, кто выживает, но при этом остаются тяжелыми инвалидами, парализованными и умственно отсталыми?
Да, на нашей планете, на Московии, давно решена эта проблема в пользу здорового потомства. Но следует ли нам со своими мерками подходить к жизни других народов, населяющих миры обозримой Вселенной?.."
Сомов глянул в окно и увидел, что его «мобиль» выехал наконец на более-менее приличную трассу, по которой в разные стороны передвигались, неимоверно чадя и пыхтя выхлопными трубами, допотопные машины с двигателями внутреннего сгорания. Главный госпитальер уже попривык к этим безобразным уродцам, владевшим еще старой Землей более сотни лет.
Вполне возможно, что деградация очень скоро окончательно низведет цивилизацию на этой планете до первобытно-общинного строя, подумал он. А ведь каких-нибудь двести лет назад негры, живущие здесь, летали в космос, пользовались благами развитых в техническом отношении миров. Но увы и ах! Кто-то устремлен в своем развитии вперед, а кто-то смотрит назад. На Ботсване, предоставленной самой себе, забыли дорогу к звездам. Ее цивилизация скатилась до технического уровня двадцатого столетия, а некоторые люди вообще предпочли вернуться в пещеры.
«Мобиль» Сомова с виду ничем не отличался от какого-нибудь устаревшего «форда», но работал на совершенно иных энергоносителях, не загрязнявших токсическими выбросами внешнюю среду. Он пронесся по пустынным улицам Аба-Ду, что само по себе было удивительным, ведь обычно жизнь во всех ее проявлениях бурлила на этих улицах в любое время дня и ночи, и остановился у электронного КПП с древними железными воротами, ведущими к двухэтажному зданию, в котором обосновалась дипломатическая миссия Московии.
Сомов бывал в миссии по делам службы довольно часто. Вход в коридор будто был прикрыт «мыльным пузырем», на котором играла радуга. Проходя через него, Сомов почувствовал легкий треск. «Мыльный пузырь» представлял собой первую линию микробиологической защиты. Вторая линия – невидимый барьер, при его пересечении тело будто обдавало холодом. После третьей линии можно было считать себя стерильным. Одновременно одежда была вычищена невидимыми струями ионизированного воздуха. Сомов не видел в этих предосторожностях никакого толка – имуннопрофилактические меры, принимаемые перед полетом на миры второй линии, делали для людей не такими уж и страшными эти микробы. Но существовало психологическое отторжение человеком с планет первой линии грязи, вони, антисанитарии. Так что защитбарьеры были больше данью брезгливости работников посольства, и главный госпитальер не мог их винить.
Робот– «домовой» преподнес госпитальеру хрустальный бокал с охлажденным безалкогольным коктейлем из сока местных плодов, прекрасно утоляющим жажду.
– Спасибо, – сказал Сомов.
Он был человеком от природы вежливым, и вежливость его распространялась даже на бездушные автоматы.
Вопросы, связанные с развертыванием новых госпиталей на Ботсване, пока не решались, и одно это лишило Сомова хорошего настроения. Столь неприятное известие сообщил ему третий секретарь посольства Владимир Иванович Дубровенко – высокий худой человек, который делал все возможное, чтобы наладить культурные связи с правительством Ботсваны, но, к сожалению, пока еще ему немногое удавалось из-за зыбкости положения самой верховной власти на планете. Здесь часто происходили государственные перевороты. Сменяющие друг друга в бесконечном калейдоскопе диктаторы из армейских сержантов с манией величия, племенные вожди, национал-экстремистские группы редко держались более года и заканчивали чаще виселицей, тюрьмой или изгнанием.
– Давно хочу познакомиться с настоящими властителями Ботсваны, – часто жаловался посол Дубровенко Никите Федоровичу, когда они оставались один на один. – Только вот где их искать? То ли на далеких островах в океане, то ли в самой чаще джунглей, то ли в подземных пещерах…
Да, кто-то невидимый управлял здесь всей государственной машиной, по своей воле меняя отдельные ее детали.
Но кое-какую приятную информацию Сомов все же получил. Она касалась того, что вскоре с Московии должен был прибыть звездолет, который доставит на Ботсвану пятерых опытных медиков на смену студентам-практикантам из академии, чья практика уже подходила к концу.
И еще одна встреча в тот день состоялась у Сомова, которую он вполне мог бы отнести к разряду неожиданных. Выходя из здания миссии, он нос к носу столкнулся с другом далекой юности Серегой Филатовым, с которым когда-то вместе обучался на «Лысой горе».
– Никита? Сомов? – окликнул госпитальера человек примерно одного с ним возраста.
– Мы знакомы? – недоуменно пожал плечами госпитальер.
– А ты посмотри получше. Неужели я так сильно изменился? – заулыбался невзрачный мужчина средних лет.
Если бы не было этой улыбки до самых ушей, Никита Федорович никогда бы не признал Серегу. А тут он заулыбался в ответ и обнял старинного приятеля за плечи.
– Вот теперь узнал! Но ты действительно изменился.
– Косметформирование. Лица меняются по нашим желаниям. Не меняются только глаза…
– Ты как очутился на Ботсване, а? Давай, рассказывай…
– Нет, Никита, не здесь, – проговорил Филатов, – пойдем лучше посидим в консульском баре. Вспрыснем нашу встречу.
– Сколько же мы с тобой не виделись, чертушка? – никак не мог успокоиться Сомов, похлопав по плечу старого друга одной. Он взял со столика стаканчик с коктейлем «Черная незабудка». – Наверное, лет сто…
– Никак не меньше, – Филатов взял бокал сока синего апельсина.
– Не думал тебя здесь встретить. Небось все по раскопкам разъезжаешь. Знатный археонавт Филатов. Помню лет пятнадцать назад о твоих находках на планете Интейра, что в созвездии Гончих Псов, вся информсеть Галактики гудела. Еще бы! Серега Филатов отыскал следы давно сгинувшей цивилизации. Замки, дворцы и все такое прочее. И где? На абсолютно мертвой планете!
– Интейра далеко не всегда была мертвой, – улыбнулся воспоминаниям Филатов. – Многие геологические эпохи тому назад условия там были гораздо более приемлемыми для жизни, чем сейчас. Атмосфера достаточно плотная, имелась вода в жидком состоянии. Достаточно богатая флора и фауна. Есть предположение, что та цивилизация развилась до уровня полетов в космос и, может быть, даже полетов межзвездных. Но Интейра постепенно лишалась атмосферы. Одна из версий причин – излишняя техногенная активность интерианцев.
– И гипотетическим интерианцам пришлось сменить место жительства? – улыбнулся Сомов, желая проверить, остался ли по-прежнему его друг таким же горячим мечтателем, каким был прежде.
– Началось «великое переселение народов». Часть интерианцев осели на третьей планете в системе звезды Бронксвелла, где к тому времени существовала жизнь, но не было разума. Оторванные от благ цивилизации, от энергетических станций, компьютеров, заводов-автоматов колонизаторы должны были бороться за выживание. На протяжении нескольких поколений они еще пытались сохранить свои знания, передавая их детям и внукам. Но без практических навыков уже в третьем поколении все эти знания выродились во что-то вроде религиозного культа. Типичный тотальный регресс.
– Откуда информация? Третья планета Звезды Бронксвелла… Ты что, и там сумел побывать?
– Пришлось. Так что за слова свои я отвечаю.
– И какими же стали всемогущие интерианцы?
– Они просто вымерли все до одного. Опустились до пещер и вымерли.
– Нечто похожее, по моим наблюдениям, происходит с ботсванцами, – заметил Сомов, прищелкнув пальцами.
– Подожди, это еще не все. Ты забыл про вторую половину населения Интейры. Они, как мне кажется, оказались более удачливыми. Возможно, они нашли другую, более подходящую планету у другой звезды, может, основали где-то подземную колонию с искусственным климатом на одном из спутников планет-гигантов. Каким-то образом они смогли восстановить утраченную технику, но на некоем принципиально ином уровне…
Видя, что рассказу о судьбе интерианцев не будет конца, Сомов постарался перевести разговор на другую тему:
– А потом куда ты запропал? Я справки наводил в твоей экспедиции. Ответили, что ты в длительной командировке на далеких мирах…
– Было и такое… – кивнул Филатов, подумав о том, что, как ни жаль, а только никогда он не сможет раскрыть другу всей правды о том, где и как провел пятнадцать лет жизни, сколько сил потратил на то, чтобы стать тем, кем стал. А жаль, ведь профессиональный археонавт никуда не ушел из него. Вот только обстоятельства заставили изменить любимой работе и взяться за другую.
