Леонид Смирнов - Офицерский мятеж
— Здравствуйте, люди добрые, — улыбнувшись, поздоровался капитан третьего ранга. — Как живете-можете?
Добрые люди заулыбались в ответ — они не боялись военморов. Потому как военморы — не жандармы и не полицаи.
— И вы здоровы будьте, — ответил за всех гармонист. — К кому пожаловали?
— К Ивану Ивановичу Сухову. Сын Петр. В отпуск по ранению, — доложил все как есть.
К чему скрывать, если в этой большой коммуналке тайн нет?
— Петя? Это ты, что ли? — воскликнул усач-гармонист и попытался заключить его в объятия. Гармонь помешала.
Сухов хоть убей не помнил этого соседа, но с удовольствием пожал его могучую руку. Гармонист от избытка чувств прошелся пальцами по клавишам, нарисованным по краям символических мехов, и выдал первые такты знаменитого марша «По долинам и по взгорьям».
— Смерть юнитам! Россию продали! Твари поганые! — раздался с верхних этажей чей-то крик, и в толпу полетел некий предмет.
Стремительным движением Спиваков успел загородить Петра Сухова. Белые брюки и китель кондуктора оказались облиты оранжевой краской. Капли попали даже на рыжие усы кондуктора. Злобный жилец со снайперской точностью запустил вниз презерватив с несмываемой краской.
Народ ахнул, и несколько мужиков побежали бить морду идиоту.
— Вы как, Аристарх Львович?
— Ничего страшного, Петр Иванович, — произнес кондуктор, оглядев свой покрытый оранжевыми каплями и ручейками мундир. — Обычное дело… Мне выдали несколько запасных комплектов обмундирования. Гражданские — люди опасные.
Отец Петра Сухова жил на двадцать втором этаже. Обшарпанную дверь квартиры украшала наполовину отчищенная надпись по-русски «предатели». Петр с волнением поднял руку и нажал кнопку простого электрического звонка. Сухов-старший отпер дверь и отступил на шаг. Они обнялись в тесной прихожей. Спиваков с чемоданами ждал на лестнице.
— Вот и свиделись, сынок. А я ведь уже похоронку получил…
Пупырский запустил в «нервные сети» рейдера свой недоделанный вирус и стал ждать. Программа-насильник, стремительно распространившись по системам управления корабля, начала брать их под контроль.
Теперь без ее ведома ни одна хаарская мышь не пискнет. Вот только имелась единственная загвоздка: приблизительно опознать некие рычаги — полдела; нажимая на них, можно получить вовсе нежданный результат.
После гибели хаарского катера старпом Бульбиев принял опасное решение и выслал для спасения своего командира сразу два десантных катера. Они шли навстречу изувеченному модулю, разбрасывая свои последние АЛЦ. Как ни удивительно, хаарские фрегаты жечь катера не стали.
Тяжело раненного Петра Сухова вместе с раскуроченным ИБМ подняли на борт. Второй катер летел рядом. В случае ракетной атаки он должен был прикрыть командира своим корпусом. Вряд ли это спасло бы Сухова, и все же пилот был готов умереть за него. Однако хаарцы по-прежнему не стреляли. Внимательно следили за спасательной операцией, но больше и щупальцем не шевельнули. Их логику людям не понять.
Пять хаарских кораблей двинулись с места, лишь когда Петра доставили на рейдер. Они взяли захваченный людьми корабль в кольцо и явно хотели брать его на абордаж. Время у экипажа «Джанкоя» закончилось. И Семен Бульбиев скомандовал рискнуть.
Джавдет Шамраев выслушал путаные объяснения кибернетика. За передвижения рейдера в гиперпространстве отвечали пять черных кружков, на которые нужно было давить со строго определенной и неравномерно приложенной силой. Для хаарских конечностей, которых так никто и не видел, может, проблемы в этом никакой. А для военморов проблема была — и нешуточная.
Начальник БЧ-шесть решил, что вероятность успеха — в лучшем случае один к тридцати двум. Прыжок будет — но безо всякого прицеливания. Целиться в белый свет как в копеечку старший лейтенант Шамраев категорически не желал. Лучше уж полагаться на голую удачу. Ее никакая гиперфизика не отменяла.
Пока боевой корабль находится в евклидовом пространстве, личный состав минно-торпедной части и гипер-команды остается на вторых и даже третьих ролях. Военморы всем пытаются помочь, так что рано или поздно начинает казаться, что они только мешаются под ногами. Но стоит командиру принять решение об уходе в гиперпространство, как в один миг происходит чудесное превращение. Теперь «тройка» и «шестерка» — главные на корабле, цари и боги гиперпрыжка. Зато и отвечать им приходится за все на свете.
Старлей Шамраев понимал, что править балом ему предстоит недолго, и это его последний бал. Корабль вылетит за пределы Галактики, сгорит в короне одной из сотен миллиардов звезд или вынырнет в самом центре хаарских владений… Но все же это лучше, чем попасть в лапы ксенов или сдохнуть здесь и сейчас.
Начальник БЧ-шесть мысленно попрощался с женой и сыновьями, попросил помощи у всемогущего Аллаха, а затем последовательно, с одинаковой силой стал нажимать на черные кружки. Рейдер скакнул…
Скакнул он не в адское пламя, но и совсем не туда, куда мечтали запустить его Бульбиев и Шамраев.
Вокруг светили чужие звезды. Теперь надо было определить свое местоположение. Делать это пришлось с помощью переносного компьютера, ведь корабельные погибли вместе с корветом.
Рейдер остался в пределах Млечного Пути, очутившись в ста десяти парсеках от ближайшей юнитской планеты — Нового Орегона. Семен Бульбиев не решился на новый прыжок — вряд ли повезет дважды подряд.
Ну вот определились — дальше что? Тахиограмму на базу не послать, почтовые голуби тоже закончились.
Своим ходом, даже если понять, как работают чужие плазменные движки, не дойти и за тыщу лет. Дожидаясь чудесного спасения, можно торчать в этой глуши до морковкина заговенья. Единственный плюс: над душой больше не висят неприятельские фрегаты, и, значит, появилось время, чтобы поковыряться в хаарской жестянке.
Аварийный запас в десантных катерах и спасательных шлюпках был рассчитан на две недели дрейфа. С учетом потерь личного состава, воздух и воду можно растянуть на шестнадцать суток. Зато питательных таблеток хватит на полгода. Выходит, первейшая задача Бульбиева, который принял командование, — добыть на рейдере чистый воздух и воду. Или, что одно и то же, запустить систему очистки выдыхаемого воздуха и регенерацию собранной в скафандрах мочи и пота.
Емкостей с водой или содержащей воду жидкостью сканирование рейдера не обнаружило. Имевшийся в его помещениях воздух улетучился еще при захвате. После самоубийства хаарского экипажа регенерация воздуха прекратилась. Восстановить ее (равно как и очистку жидкости) было ничуть не легче, чем овладеть гипердвижком и системой наведения. А посему каплейт Бульбиев решил не отвлекать корабельного кибернетика и механика от главного дела.
Старпом поглядел на своих ребят, и ему представилась жуткая картина: младший лейтенант Пупырский и лейтенант Левкоев вкалывают не покладая рук, а остальные — шляются по «Улитычу», поют заунывные песни типа «Напрасно старушка ждет сына домой» и режутся в контрабандно пронесенные на рейдер карты.
Чтобы дисциплина не рухнула и не утянула личный состав на дно, каплейт Бульбиев заставил военморов нести вахты, отдыхать строго по расписанию и проводить политзанятия. Те, кто посмел возмутиться, пошли в наряд первыми.
А что же капитан-лейтенант Сухов? Он так и не пришел в сознание. Его индивидуальный боевой модуль был исковеркан взрывом и разгерметизирован. Обломок хаарского катера сломал каплейту четыре ребра. Скафандр его порвался с правого бока, и автоматическая заклейка опоздала — командир «Джанкоя» успел обморозиться и сильно обжег легкие. Дело усугубляла полученная при взрыве баротравма и тяжелейшая контузия. Попади он сразу в стационар, его бы подняли на ноги за три дня, включая психологическую реабилитацию. Но на борту «Улитыча» не было госпиталя. При эвакуации начмед Лукашин захватил с собой лишь походную аптечку, а его фельдшеры и медбратья — санитарные сумки.
Поврежденные покровы и органы неминуемо начнут отмирать. Даже если не будет заражения, без трети кожи и на искусственной вентиляции легких долго не проживешь. Лукашин сделал каплейту Сухову обезболивание, поддержал уколами сердце и погрузил его в искусственную кому — так у Петра было больше шансов дотянуть до прилета спасателей.
Бульбиев все еще надеялся, что Пупырский и Левкоев научатся управлять рейдером. Но чем дольше они возились с командными системами, тем меньше понимали, что к чему. Запутаться было немудрено: хаарская логика оставалась тайной за семью печатями. Одно и то же действие порождало разные последствия, и нельзя было понять, что к чему. Непредсказуемость хаарской техники бесила. У людей опускались руки. А время утекало…
