Рэй Брэдбери - Самые знаменитые произведения писателя в одном томе
— По-твоему, у меня помрачение рассудка?
— Нет, всего лишь замедленная реакция. Вот я, к примеру, разменяв шестой десяток, сразу сообразил, что влился в ряды лишних людей. Мы, конечно, не африканцы, Квотермейн, и даже не язычники-азиаты, но мы помечены клеймом седины, а руки у нас покрыты ржавчиной, хотя еще недавно были гладкими и чистыми. Терпеть не могу того субъекта, чья растерянная одинокая физиономия глядит на меня по утрам из зеркала. А что со мной творится при виде хорошеньких женщин, боже мой! Меня охватывает неистовство. Такой весенний сумбур в мыслях смутил бы даже мумию фараона. Короче говоря, в разумных пределах можешь на меня рассчитывать, Кел. Спокойной ночи.
Два телефона щелкнули одновременно.
Квотермейн высунулся из окна. Под луной стояли тыквы, мерцающие жутким октябрьским светом.
«Откуда, хотелось бы знать, у меня такое ощущение, — спросил он сам себя, — будто первая тыква похожа на меня, вторая смахивает на Блика, а третья — вылитый Грей? Нет, нет. Быть такого не может. Господи, где бы мне отыскать метроном Брейлинга?»
— Вон отсюда! — прокричал он в темноту.
Подхватив костыли, Квотермейн с усилием поднялся с кресла, еле-еле спустился по лестнице, допрыгал до веранды и кое-как добрался до тротуара, где подмигивали стоящие рядком тыквенные головы.
— Ну и ну, — забормотал он. — Впервые в жизни вижу такие гнусные, омерзительные тыквы! Ну, держитесь!
Он замахнулся костылем и с плеча рубанул оранжевую голову, потом вторую и третью; свечки, мерцавшие сквозь прорези, угасли.
Попятившись, чтобы сподручнее было рубить, кромсать и полосовать, он рассек каждую тыкву на части, да так, что наружу брызнули семечки, а клочки рыжей плоти разлетелись во все стороны.
— Эй, кто-нибудь! — позвал он.
Его экономка в смятении выскочила из дому и ринулась через обширный газон.
— Не поздно ли будет, — громогласно осведомился Квотермейн, — затопить печку?
— Затопить печку, мистер Кел?
— Да, затопить распроклятую печку. Доставайте противни. У вас есть рецепт тыквенного пирога?
— Как не быть, мистер Кел.
— Тогда собирайте эти ошметья. Заказываю обед на завтра: «Сплошные десерты!».
Квотермейн развернулся и на костылях взобрался по лестнице.
Глава 14
Внеочередное заседание Гринтаунского муниципального комитета по образованию должно было начаться с минуты на минуту.
Кроме Келвина Си Квотермейна присутствовали еще двое: Блик и мисс Флинн, секретарь-референт.
Квотермейн указал на столик с пирогами.
— Что это такое? — удивились двое других.
— Триумфальный завтрак, а может, обед.
— На мой взгляд, это пироги, Квотермейн.
— А что же еще, дурная твоя голова! Пир победителей, вот что это такое. Мисс Флинн?
— Да, мистер Кел?
— Внесите в протокол. Сегодня перед заходом солнца я сделаю несколько заявлений над оврагом.
— А именно?
— «Слушайте меня, подлые бунтари. Война не окончена: вы не сдались, но и не победили. Похоже, все решит случай. Готовьтесь, октябрь будет долгим. Вы у меня на крючке. Берегитесь».
Квотермейн умолк, закрыл глаза и сжал пальцами виски, будто старался что-то вспомнить.
— Ага, вот. Незабвенный полковник Фрилей. Нам требуется полковник. Когда Фрилей был произведен в полковники?
— Сразу как Линкольна застрелили.
— Так-так. Кто-то из нас должен стать полковником. Им буду я. Полковник Квотермейн. Как на ваш слух?
— Весьма достойно, Кел, весьма достойно.
— А раз так — отставить разговоры и приступить к пирогам.
Глава 15
На веранде у Дуга с Томом ребята расселись в кружок. В голубой краске потолка отражалась голубизна октябрьского неба.
— Трам-тарарам! — начал Чарли, — прямо не знаю, как сказать, Дуг, но мне жрать охота.
— Чарли! Ты не о том думаешь!
— Я как раз о том думаю, — возразил Чарли. — Земляничный пирог, а сверху — огроменное белое облако взбитых сливок.
— Том, — потребовал Дуглас, — загляни-ка в блокнот: что сказано в уставе насчет измены?
— С каких это пор мысли о пироге считаются изменой? — Чарли поковырял в ухе и с преувеличенным интересом стал разглядывать комочек воска.
— Не мысли, а разговоры.
— Да я с голодухи ноги протяну! — сказал Чарли. — И у других на уме то же самое — того и гляди, кусаться начнем. Не катит твоя затея, Дуг.
Дуг обвел глазами своих солдат, словно подначивая их заныть вместе с Чарли.
— У моего деда есть книга, где написано, что индусы могут голодать по девяносто дней. Так что успокойся. После первых трех суток уже все нипочем!
— А у нас сколько прошло? Том, глянь-ка на часы. Сколько прошло?
— М-м-м, один час и десять минут.
— Обалдеть!
— Что значить «обалдеть»? Нечего смотреть на часы! Смотреть надо в календарь. Любой пост длится семь суток!
Они еще немного посидели в молчании. Потом Чарли спросил:
— Том, а теперь сколько прошло?
— Не говори ему, Том!
Том важно сверился с часами:
— Один час и двенадцать минут!
— Кранты! — Чарли скривился. — У меня брюхо к спине прилипло. Всю жизнь буду питаться через трубочку. А вообще-то я уже умер. Известите родных и близких. Передайте, что я их любил.
Закатив глаза, он откинулся на дощатый пол.
— Два часа, — в скором времени сообщил Том. — Целых два часа голодаем, Дуг. Не хухры-мухры! Нам бы еще после ужина проблеваться — и, считай, дело сделано.
— Ох, — подал голос Чарли, — чувствую себя как у зубодера, когда он мне укол всадил. Все онемело! У ребят просто кишка тонка, а то бы они тоже тебе сказали, что пухнут с голоду. Точно я говорю, парни? Сейчас бы сырку! Да с крекерами!
Раздался общий стон. Чарли не унимался:
— И жареную курочку!
Все взвыли.
— И ножку индейки!
— Вот видишь. — Том ткнул Дуга в локоть. — Всех до судорог довел! И где же твой переворот?
— Еще один день!
— А потом?
— Сухой паек.
— Пирог с крыжовником, яблочное пюре, сэндвичи с лучком?
— Завязывай, Чарли.
— Булка с виноградным джемом!
— Заткнись!
— Не дождетесь, сэр! — фыркнул Чарли. — Сорвите с меня шевроны, генерал. Первые десять минут все шло как по маслу. А теперь у меня в животе бульдог мечется. Пойду-ка я домой, сяду как человек, положу себе полторта с бананами, пару бутербродов с ливерной колбаской. Лучше уж загремлю под фанфары из вашей долбаной армии, но, по крайней мере, останусь жив, а не усохну, как мумия, на каких-то объедках.
— Чарли, — взмолился Дуг, — ты же у нас в штабе — правая рука.
Залившись краской, Дуг вскочил и сжал кулаки. Это было поражение. Хуже некуда. Разработанный план у него на глазах пошел прахом, и великий переворот сорвался.
В это мгновение городские часы начали бить полдень, и протяжный металлический бой спас положение, потому что Дуг бросился к перилам и стал смотреть в сторону главной площади, на этот неприступный железный монумент, а потом и на зеленый сквер, где по обыкновению старики просиживали за шахматными досками.
У него на лице мелькнула отчаянная догадка.
— Постойте-ка, — пробормотал он и выкрикнул в полный голос: — Шахматные доски! — Одно дело — испытание голодом, и оно пойдет нам на пользу, но теперь я вижу настоящую цель. Вот там, у здания суда, эти гнусные стариканы играют в шахматы.
Мальчишки недоуменно заморгали.
— Как же так?
— Да, как же так? — эхом повторили остальные.
— У них на шахматной доске — мы с вами! — воскликнул Дуглас. — Мы для них — шахматные фигуры! Старичье может нами двигать хоть по прямой, хоть по косой. Почем зря гоняют нас по шахматной доске.
— Дуг, — произнес Том, — ты у нас голова!
Бой часов умолк. Наступила глубокая, дивная тишина.
— Что ж, — выдохнул Дуглас. — Наверное, теперь каждому ясно, что делать дальше!
Глава 16
В зеленом сквере, под мраморной сенью здания суда, у громады часовой башни ожидали шахматные столики.
И хотя серое небо робко предрекало морось, стариковские руки разложили дюжину шахматных досок. Две дюжины седых голов склонились над черно-красными театрами военных действий. Пешки и ладьи, кони, ферзи и короли вздрогнули и сошли с мест, а королевства стали рушиться на глазах.
Каждый ход пестрел бликами от листвы деревьев; старики, шамкая впалыми ртами, поглядывали друг на друга то с прищуром, то с холодком, то с ухмылкой. Их беседа шуршала и шелестела вблизи памятника жертвам Гражданской войны.
Дуглас Сполдинг подкрался незамеченным и, выглядывая из-за памятника, пристально следил за движением фигур. Приятели сгрудились у него за спиной. Поначалу они тоже смотрели во все глаза, но вскоре начали по одному пятиться назад и сонливо опускаться на траву. Дуг шпионил за стариками, а те часто, по-собачьи, дышали над своими досками. Их руки подрагивали. Снова и снова.
