Филип Дик - Стигматы Палмера Элдрича (сборник)
— Во всяком случае, у нас есть Чуинг–Зет, — сказал Норм. — Майерсон, в будущем лучше держись от Элдрича подальше; говорить с ним буду я. Если бы я знал, что из–за твоей работы…
— Бывшей работы, — прервал его Барни и вернулся к сломанному экскаватору. Первая попытка убить Палмера Элдрича оказалась неудачной. Появится ли у него еще когда–нибудь такая возможность?
И была ли у него такая возможность сейчас?
Он пришел к выводу, что ответ на оба эти вопроса один — «нет».
В тот же день, ближе к вечеру, колонисты из Чикен–Покс собрались, чтобы вместе принять наркотик. В торжественной обстановке, при напряженном молчании присутствующих, порцию Чуинг–Зет поделили между всеми.
— Тьфу, — скривившись, сказала Фрэн Шайн. — Отвратительный вкус.
— Подумаешь, вкус, — нетерпеливо бросил Норм, кладя в рот свою порцию. — Кажется, ты права, — добавил он, — вкус несвежих грибов. — Он героически проглотил слюну и продолжал жевать. — Гэк, — сказал он мгновение спустя, и его стошнило.
— Без набора… — начала Хелен Моррис. — Где мы окажемся? Просто где–нибудь? Я боюсь, — быстро говорила она. — Мы будем все вместе? Ты уверен, Норм?
— Кого это волнует? — сказал Сэм Риган, пережевывая свою порцию.
— Смотрите на меня, — сказал Барни Майерсон. Они с любопытством повернулись к нему; что–то в его голосе заставляло их подчиняться.
— Я кладу Чуинг–Зет в рот, — сказал Барни. — Вы видите это, верно? — Он начал жевать. — Теперь я жую.
Сердце его громко стучало. «Боже, — подумал он. — Удастся ли мне выйти из этой истории невредимым?»
— Да, мы видим, — кивнул Тод Моррис. — Ну и что? Собираешься лопнуть или взмыть в воздух, как Элдрич, или еще что–нибудь?
Он тоже начал жевать свою порцию. Все уже жевали, все семеро, увидел Барни. Он закрыл глаза.
Открыв их, он увидел склонившуюся над ним жену.
— Я еще раз спрашиваю, — сказала она, — ты хочешь второй «Манхэттен» или нет? Если хочешь, то мне нужно приготовить еще льда.
— Эмили, — неуверенно сказал он.
— Да, мой дорогой, — язвительно сказала она. — Каждый раз, когда ты так произносишь мое имя, я знаю, что ты собираешься прочитать очередную лекцию. Что на этот раз?
Она села на диван напротив него и разгладила юбку — яркую, в бело–голубую полоску, которую он купил ей на Рождество.
— Я готова, — заявила она.
— Никаких лекций, обещаю, — сказал он.
«Неужели я в самом деле такой? — подумал он. — Постоянно произношу тирады?» Пошатываясь, он встал с дивана и схватился за торшер, стоявший рядом, чтобы не упасть.
— Ну и накачался же ты, — заметила Эмили, смерив его взглядом.
Накачался! Этого слова он не слышал со студенческих времен; оно давно вышло из моды, но Эмили, естественно, продолжала его употреблять.
— Сейчас, — сказал он так отчетливо, как только мог, — говорят «надрался». Запомнила? Надрался.
Он неуверенно подошел к кухонному шкафу, где они держали алкоголь.
— Надрался, — повторила Эмили и грустно вздохнула. Он заметил это и спросил, что случилось.
— Барни, — начала она, — не пей столько, хорошо? Называй это, как хочешь, накачался или надрался это одно и то же. Думаю, это я виновата; ты столько пьешь, потому что я тебе не подхожу.
Она слегка потерла кулаком правый глаз; знакомый жест, выражающий беспокойство.
— Дело не в том, что ты мне не подходишь, — сказал он. — Просто у меня высокие требования.
«Меня научили много требовать от других, — подумал он. — Требовать, чтобы они были столь же уважаемы и уравновешенны, как я, а не жили одними эмоциями, без всякого самоконтроля.
Ведь она художник, — сообразил он. — Вернее, так называемый художник. Это больше соответствует истине. Жизнь художника без таланта».
Он начал смешивать очередную порцию, на этот раз бурбон с содовой, без льда; он лил виски прямо из бутылки в шейкер, а не в бокал.
— Когда ты начинаешь наливать себе подобным образом, — сказала Эмили, — я знаю, что ты злишься, и сейчас начнется. Ненавижу это.
— Ну так и иди отсюда, — ответил он.
— Черт бы тебя побрал, — бросила Эмили. — Я не хочу никуда идти! Ты не мог бы просто… — она сделала беспомощный жест, — быть более милосердным, относиться ко мне с большим пониманием? Научиться не обращать внимания на мои… — голос ее сорвался; она чуть слышно добавила:
— Мои неудачи.
— Ведь я не могу их не замечать, как бы мне этого ни хотелось, — ответил он. — Ты думаешь, мне хочется жить с кем–то, кто не в состоянии ничего довести до конца? Например… А, к черту все это.
Какой во всем этом смысл? Эмили все равно не изменится; она была просто обычной неудачницей. Ее представление о хорошо проведенном дне ограничивалось гончарным кругом, жирными, напоминающими экскременты, красками и руками по локоть в липкой серой глине. А тем временем…
Время уходило. И весь мир, включая сотрудников мистера Булеро, а в особенности его консультантов–прогностиков, все больше отдалялся от Барни Майерсона. «Я никогда не стану консультантом в Нью–Йорке, — думал он. — Так и буду торчать здесь, где ничего, абсолютно ничего нового не появляется. Если бы удалось занять место прогностика моды в Нью–Йорке… Моя жизнь приобрела бы какой–то смысл, — осознал Барни. — Я был бы счастлив, поскольку занимался бы работой, при которой мог полностью применить свои способности. Чего, черт возьми, еще желать? Ничего; это все, о чем я прошу».
— Я ухожу, — сказал он Эмили и, поставив бокал, направился к шкафу и снял плащ с вешалки.
— Ты вернешься, прежде чем я лягу спать? Со скорбным видом она проводила его до дверей квартиры в доме номер 11 139 584 — считая от центра Нью–Йорка, — где они жили уже два года.
— Посмотрим, — сказал он и открыл дверь.
В коридоре кто–то стоял: высокий, седой, с выступающими стальными зубами, неподвижными глазами без зрачков и сверкающей искусственной рукой, торчащей из правого рукава пиджака.
— Привет, Майерсон, — сказал человек и улыбнулся; блеснули стальные зубы.
— Это Палмер Элдрич, — сказал Барни, повернувшись к Эмили. — Ты видела его фотографии в газетах, тот самый знаменитый промышленник.
Естественно, он сразу узнал Элдрича.
— Вы хотели меня видеть? — неуверенно спросил он; все это было как–то странно, как будто когда–то уже происходило, но несколько иначе.
— Я хотел бы немного побеседовать с вашим мужем, — сказал Элдрич Эмили необычно мягким голосом; он поманил его рукой, и Барни вышел в коридор. Дверь за его спиной закрылась. У Элдрича был мрачный вид; он уже не улыбался, а когда заговорил, его голос уже не был мягким.
— Майерсон, вы плохо распоряжаетесь своим временем. Вы ничего не делаете, просто повторяете прошлое. Зачем же мне продавать вам Чуинг–Зет? Вы извращенец; я еще никогда ни с чем подобным не встречался. Я даю вам еще десять минут, а потом отправлю вас обратно в Чикен–Покс, на прежнее место. Так что решайте, чего вы, черт побери, хотите, и понимаете ли вообще что–нибудь.
— Что такое Чуинг–Зет, черт побери? — спросил Барни. Палмер Элдрич поднял искусственную руку и толкнул его со страшной силой. Барни начал падать.
— Эй, — слабо сказал он, пытаясь сопротивляться страшному давлению. — Что…
Внезапно он оказался лежащим на спине. В голове у него шумело и звенело; он с трудом открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на окружающей обстановке. Постепенно приходя в себя, он обнаружил, что на нем пижама, но чужая; у него никогда такой не было. Неужели он оказался в чужой квартире и на нем чужая пижама? Какого–то мужчины…
Он в панике посмотрел на кровать. Рядом в постели…
Рядом, натянув одеяло на обнаженные плечи, тихо посапывала незнакомая девушка, с белыми, как хлопок, волосами.
— Я опаздываю, — сказал он хриплым и почти неузнаваемым голосом.
— Нет, нет, — пробормотала девушка, не открывая глаз. — Не волнуйся. Мы доедем отсюда до работы за… — она зевнула и открыла глаза, — пятнадцать минут.
Она улыбнулась Барни; его замешательство ее развеселило.
— Ты всегда это говоришь, каждое утро. Иди, приготовь кофе. Я хочу выпить кофе.
— Ну конечно, — сказал он и выбрался из постели.
— Братец Кролик, — шутливо сказала девушка. — Ты такой испуганный. Ты боишься за меня, за свою работу…, и постоянно торопишься.
— Боже мой, — сказал он. — Я отказался от всего.
— От всего?
— От Эмили.
Он посмотрел на девушку, Рони…, или как ее там?., и на ее спальню.
— А теперь у меня ничего нет, — сказал он.
— Ну и прекрасно, — саркастически сказала Рони. — Может, теперь я скажу тебе что–нибудь приятное, чтобы и ты почувствовал себя хорошо.
— И я сделал это именно сейчас, — сказал Барни, — а не год или два назад. Незадолго до того, как пришел Палмер Элдрич.
