Айзек Азимов - Академия
О втором решении официальные участники встречи ничего не знали — оно было принято той, которая наверху, в своей спальне, выключила приёмник, чтобы наконец заснуть, — была уже глубокая ночь, Но об этом пока промолчим…
Глава десятая
Кризис приближается
Та же самая неделя минула во Второй Академии, и Первый Оратор улыбкой встретил Студента.
— Ты сердит сегодня, мальчик, значит, принес что-то интересное.
Студент накрыл ладонью стопку листков с компьютерными расчётами и спросил:
— Вы уверены, Оратор, что та проблема, которую вы поставили передо мной, носит фактический характер?
— Исходные данные истинны. Я ничего не добавлял от себя.
— Тогда я вынужден признать, что полученные мною результаты верны, но, видит бог, мне не хочется этого признавать.
— Понимаю. Но при чем тут твои желания? Ну, хорошо, скажи мне, что именно так огорчает тебя? Нет — нет, расчёты отложи. Я потом посмотрю. Пока давай просто поговорим. Расскажи, как ты сам это понимаешь.
— Хорошо, Оратор… В общей психологической ситуации, наблюдающейся в Первой Академии, очевидны глобальные перемены. Всё время, пока они знали о существовании Плана Селдона, не будучи знакомы с его деталями, они верили в него, но не до конца. Они знали, что должны побеждать, но никогда не знали наверняка когда и как. Поэтому там всё время существовала атмосфера напряженности, боевой готовности-то есть именно то, чего и хотел Селдон. Другими словами — Первой Академии всё время приходилось трудиться с полной выкладкой.
— Сомнительная метафора, — откликнулся Первый Оратор, — но я понял, что ты хотел сказать.
— Но теперь, Оратор, они знают о Второй Академии гораздо больше. Раньше им было известно лишь туманное напоминание о ней в записях Селдона, по теперь они догадываются, что ей отведена роль Хранительницы Плана. Они знают, что существует некая организация, которая следит за каждым их шагом и не позволяет им упасть. Поэтому они отбросили прочь сомнения, отказались от борьбы за существование и позволили вести себя на поводке. Ну вот, получилась ещё одна метафора. Прошу прощения…
— Ничего, ничего, продолжай.
— И вот именно этот отказ от активности, эта нарастающая инерция, этот переход к упадочной, гедонистической философии и означает провал Плана. Они снова должны обрести некую самостоятельность.
— Это все?
— Нет, есть кое-что ещё. Реакция большинства населения именно такова, как я описал. Но существует высокая вероятность наличия реакции меньшинства. Знание о нашей руководящей роли, роли поводыря, вызовет у некоторых не расслабление, не покорность судьбе, а совсем наоборот — протест, враждебность. Это следует из теоремы Кориллова…
— Да-да. Теорему я знаю.
— Прощу прощения, Оратор. Очень трудно обойтись без математики… Как бы то ни было, мы имеем дело не только с падением активности в Первой Академии, но и с тем фактом, что некоторая часть её населения может выступить против нас, и весьма активно.
— Теперь все?
— Остался ещё один фактор, вероятность которого достаточно высока.
— Отлично. Что за фактор?
— Пока вся энергия Первой Академии была направлена на борьбу с Империей, пока их единственный враг являл собой неуклюжие, безнадежно устаревшие останки былого величия, они концентрировали своё внимание исключительно на развитии физической технологии. Когда же новой, немаловажной частью их окружения стали мы, резко возросла вероятность перемены в их ориентации. Они могут попытаться стать Психологами…
— Эта перемена в ориентации, — холодно прокомментировал Первый Оратор, — уже произошла.
Губы Студента плотно сжались. Он нахмурился:
— Значит, всё кончено. Это — фундаментальное расхождение с Планом. Оратор, мог ли я узнать об этом, если бы жил… не здесь?
Первый Оратор спокойно и серьёзно ответил:
— Мальчик мой, ты расстроен, удручен — я понимаю тебя. Ты думал, что столь многое тебе открыто, а теперь вдруг с: удивлением обнаружил, что не видел столь очевидного. Ты считал себя одним из Правителей Галактики, а теперь понял, что стоишь так близко к собственному краху. Образно говоря, ты понял, что теперь тебе придётся покинуть башню из слоновой кости, где ты обитал до сих пор, и выйти в широкий мир, отрешившись от всех иллюзий, что питали тебя во время учебы.
Я сам это пережил в своё время. Это нормально. Понимаешь, это необходимо — чтобы какое-то время в начале твоей жизни ты существовал в некотором отрыве от реальности, чтобы ты был здесь, где все знания достались тебе в чистом виде, чтобы вырос и заострился твой разум. Мы могли бы и раньше показать тебе этот частичный провал в Плане, чем избавили бы тебя от теперешнего потрясения, но тогда ты бы ещё не сумел так хорошо понять значения всего этого, как понял сейчас. Так, значит, ты не видишь никакого решения проблемы?
— Никакого… — проговорил Студент, понурив голову.
— Ну что ж, это неудивительно. Послушай меня, юноша. На самом деле способ действия существует, и он уже осуществляется примерно в течение десяти лет. Это необычный способ — мы были вынуждены прибегнуть к нему против своей воли. Он требует учета низких вероятностей, опасных допущений… Нам даже пришлось временами учитывать реакции отдельных людей, потому что иначе в такой ситуации просто нельзя — ведь ты прекрасно знаешь, что Психостатистика, по определению, утрачивает значение, будучи применена на материале ниже планетарных чисел.
— Есть успехи? — выдохнул Студент.
— Пока сказать трудно. Пока мы ещё удерживаем контроль над ситуацией, но впервые за всю историю выполнения Плана так высока вероятность того, что действия отдельных людей могут разрушить всё. Мы воздействовали в нужном направлении на умы ограниченного числа наших противников, у нас есть агенты — но их действия чётко спланированы. На импровизацию они не отважатся. Это тебе должно быть понятно. Мне трудно допустить самое страшное-то, что нас могут обнаружить здесь, в этом мире. Если это произойдет, не только План будет разрушен, но и мы сами. Так что, как видишь, вывод весьма, весьма неутешительный.
— То, что вы сказали, Оратор, это… как бы вообще не вывод. Это не решение — это не больше чем отчаянная догадка!
— Нет. Это — разумная догадка.
— Когда же… наступит кризис, Оратор? Когда мы узнаем, выиграли мы или нет?
— В течение года всё станет ясно.
Студент задумался. Кивнув, он пожал руку Оратора.
— Горькая правда. Но лучше — правда, — сказал он, повернулся и вышел.
Первый Оратор подошёл к стене, часть которой постепенно стала прозрачной. Он смотрел поверх высоких, гигантских строений на бесчисленные спокойные скопления звёзд.
…Год пройдет быстро. Доживёт ли кто-нибудь из них, наследников Селдона, до его конца?
Глава одиннадцатая
На Калган — «зайцем»
Прошло чуть больше месяца, и для Хомира Мунна наступило лето. Он написал финансовый отчет за год, передал все дела своему новому заместителю, недавно назначенному Правительством, — прежний никуда не годился в деловом плане, и занялся подготовкой к полёту своего маленького одноместного крейсера под названием «Русалка» — это имя корабль получил в честь загадочного, романтического эпизода двадцатилетней давности. Корабль был извлечен на свет из ангара и очищен от налипшей за зиму паутины.
Мунн покидал Терминус с грустью. Его никто не провожал — и это было печально, хотя его и раньше никто не провожал в путешествия. Он понимал, что всё должно выглядеть так, чтобы это его событие ничем не отличалось от предыдущих, но радости от этого было мало. Он, Хомир Мунн, вынужден рисковать жизнью в потрясающей авантюре, а улетал один — одинешенек…
По крайней мере, он так думал.
Однако он жестоко ошибался, и поэтому на следующий день был жуткий переполох — как на борту «Русалки», так и в загородном доме доктора Дарелла.
Если придерживаться хронологии, то сначала шок наступил в доме Дареллов. Шум подняла Полли, служанка, чей отпуск к этому времени уже закончился. Она сбежала по лестнице, отчаянно причитая.
Доктор встретил её внизу. Вначале она тщетно пыталась выразить обуревавшие её чувства словами, но в конце концов просто сунула ему листок бумаги и какой-то маленький кубический предмет.
Он недовольно взял всё это и спросил:
— Так в чём дело, Полли?
— Она убежала, доктор!
— Кто убежал?
— Аркадия!
— Что значит — «убежала»? Куда убежала? О чём ты?
Полли сердито топнула ногой.
— Вот уж не знаю! Она ушла — взяла маленький чемоданчик с одеждой, оставила вот эту записку. Да вы бы взяли и прочитали, а не стояли бы так! Ох уж эти мужчины!
Доктор Дарелл недоуменно пожал плечами и раскрыл сложенную вчетверо записку. Записка была короткая и, кроме размашистой подписи «Аркади», напечатана — вернее, написана на принтере.
