Самуэль Дилэни - Падение башен. Нова
Темнота.
Молчание.
Ничто.
Затем заворочалась мысль.
— Я думаю, так или иначе… я… я — капитан Кроуфорд? — он старался не думать об этом. Но мысль была им, он был мыслью. Не за что было уцепиться.
Мерцание.
Колокольчик.
Аромат тмина.
Это было начало.
Нет! Он зарылся в темноту. В ушах еще стоял чей-то крик: «Вспомни Дэна…», в глазах — картина поплывшего оборудования.
Слабые звуки, запах, мерцание сквозь сомкнутые веки.
Он подумал о бессознательном страхе, об огненном потоке. Но страх исчез из сердца и участившийся пульс толкал его наверх, туда, где ждало его величие умирающей звезды.
Сон был убит.
Он задержал дыхание и открыл глаза.
Перед ним мерцали пастельные краски. Мягко нанизывались друг на друга высокие аккорды. Тмин, мята, кунжут, анис.
А позади красок — фигура.
— Мышонок? — Катин прошептал это и удивился тому, как отчетливо он себя слышит.
Мышонок убрал руки с сиринкса.
Исчезли и краски и аромат, и музыка.
— Проснулся? — Мышонок сидел на подоконнике, плечи и левая половина лица залиты мягким светом медным. Небо над ним было фиолетовым.
Катин закрыл глаза, вдавил голову в подушку и улыбнулся. Улыбка становилась шире и шире, обнажая зубы, и вдруг слезы исчезли.
— Да, — он расслабился и снова открыл глаза. — Да. Я проснулся. — Он резко сел. — Где мы? На обитаемой станции института Алкейна? — Но он тут же увидел в окне пейзаж.
Мышонок слез с подоконника.
— Луна планеты, называемой Новой Бразилией.
Катин вылез из гамака и подошел к окну. За атмосферным куполом, за низкими зданиями, черно-серый гористый пейзаж покрывал близкий лунный горизонт. Он втянул прохладный воздух и повернулся к Мышонку.
— Ох, Мышонок, я думал, что я проснусь как…
— Дэн получил свое на пути к солнцу. А ты — когда мы удалялись. Все частоты были сдвинуты в сторону красного цвета. Это ультрафиолет разрушает сетчатку и приводит к таким вещам, как у Дэна. Тай все-таки улучила момент и отключила твои входные датчики. Знаешь, ты действительно был какое-то время слепым. Мы засунули тебя в медицинский аппарат сразу же, как только очутились в безопасности.
Катин задумался.
— А что мы тогда делаем здесь? Что произошло потом?
— Мы остановились около обитаемой станции и наблюдали за всем этим фейерверком с безопасного расстояния. Ей понадобилось чуть больше трех часов, чтобы достичь наибольшей яркости. Мы разговаривали с экипажем станции, когда поймали сигнал капитана с «ЧЕРНОГО КАКАДУ». Поэтому мы покружили там, подобрали его и разрешили киборгам «КАКАДУ» убраться восвояси.
— Подобрали его! Ты хочешь сказать, что он выбрался оттуда?
— Да. Он в соседней комнате. Он хочет поговорить с тобой.
— Так это не вранье — насчет кораблей, входящих в нову и выходящих с другой стороны? — они оба направились к двери.
Выйдя, они пошли по коридору со стеклянной стеной, глядевшей на разломанную луну. Катин забылся от восторга, созерцая великолепие щебня, пока Мышонок не сказал ему:
— Сюда.
Они открыли дверь.
Полоса света пересекла лицо Лока.
— Кто здесь?
Катин проговорил:
— Капитан!
— Что?
— Капитан фон Рей!
— …Катин? — его пальцы вцепились в подлокотники кресла. Желтые глаза уставились прямо, в сторону, снова в сторону, опять прямо.
— Капитан, что?.. — лицо Катина прорезали глубокие морщины. Он подавил панику и заставил лицевые мышцы расслабиться.
— Я сказал Мышонку, чтобы он привел тебя посмотреть на меня, когда ты будешь в полном здравии. С тобой… С тобой все в порядке. Хорошо. — Боль проступила на изуродованной плоти и исчезла. — Но это была именно боль.
Катин перестал дышать.
— Ты тоже старался увидеть. Я рад. Я всегда думал, что ты мог понять.
— Вы… рухнули на солнце, капитан?
Лок кивнул.
— Но как вы выбрались?
Лок вдавил голову в спинку кресла. Темная кожа, рыжие волосы, сквозь которые проступало несколько желтых, невидящие глаза — единственное в этой комнате, что имело цвет.
— Что? Выбрались, ты сказал? — он коротко рассмеялся. — Это теперь раскрытая тайна. Как я выбрался? — было видно, как на его лице подрагивают желваки. — Солнце. — Лок поднял руку, согнул пальцы, поддерживая воображаемую сферу, — вращается как миры или некоторые луны. Для предмета, имеющего массу звезды, вращение означает существование неимоверной центробежной силы, приложенной к экватору. К концу стадии накопления тяжелых элементов на поверхности звезды, когда звезда начинает становиться новой, все это проваливается внутрь, к центру, — пальцы его задрожали. — Вследствие вращения материя полюсов проваливается быстрее, чем материя экватора, — он снова вцепился в подлокотники. — В течение нескольких секунд, после начала превращения сферы нет, а есть…
— Тороид!
На лице Лока обозначились складки. Он дернулся в сторону, словно спасаясь от сильного света. Затем пересеченное шрамом лицо вернулось в прежнее положение.
— Ты говоришь, тороид? Тороид? Да. Солнце стало бубликом с дырой, в которую без труда могли бы пролезть два Юпитера.
— Но ведь новы изучались институтом Алкейна почти столетие! Почему же там этого не знают?
— Перемещение вещества идет исключительно внутрь солнца. Перемещение энергии — наружу. Гравитационный сдвиг засасывает в дыру все, что оказывается поблизости, перемещение энергии поддерживает температуру внутри отверстия равной примерно температуре на поверхности некоторых красных гигантов: менее пятисот градусов.
Хоть в комнате и было прохладно, Катин увидел, как на лбу Лока выступил пот.
— Форма тороида таких размеров — короны, которую могли видеть станции института Алкейна — почти полностью идентична сфере. Хотя размеры отверстия велики, но если сравнивать их с размерами разрастающейся сферы лучистой энергии, очевидно, что отыскать отверстие довольно трудно, если только не знаешь заранее, где оно находится… или пока не упадешь в него, — пальцы на подлокотниках неожиданно выпрямились. — Иллирион…
— Вы… вы взяли свой иллирион, капитан?
Лок снова поднес руку к лицу, на этот раз сжатую в кулак. Он попытался сфокусировать на ней взгляд. Другой рукой он попытался схватить кулак, наполовину промахнулся, снова схватил, и промахнулся полностью, попытался еще раз, раскрытые пальцы схватили кулак. Руки его тряслись, словно у паралитика.
— Семь тонн! Единственная материя, достаточно плотная, чтобы находиться в дыре — это элементы, тяжелее трехсотого номера. Иллирион! Он плавает там, ожидая того, кто нырнет туда и вытащит его на поверхность. Направьте свой корабль внутрь, поглядите, где он там есть и черпайте его парусами. Он стягивается к излучениям. Иллирион почти без примесей, — руки разошлись в стороны. — Только… включите наружные сенсодатчики и посмотрите вокруг, чтобы увидеть, где он. — Его лицо сделалось хмурым. — Она лежала так и ее лицо… ее лицо словно великолепные развалины в центре ада. И я протянул все семь моих рук в ослепший день, чтобы отщипнуть несколько кусочков ада, плывущего рядом с… — он снова поднял голову. — Там, на Новой Бразилии, есть иллирионовый рудник… — за окном, высоко в небе, висела гигантская и пестрая планета. — У них есть оборудование для производства иллирионовых ракетных двигателей. Но поглядел бы ты на их лица, когда мы приволокли наши семь тонн. А, Мышонок? — он снова громко рассмеялся. — Ты говорил мне, как они глазели, а? Мышонок!
— Все отлично, капитан!
— Все отлично, Мышонок, — Лок кивнул, глубоко дыша. — Катин, Мышонок, ваша работа окончена. Забирайте свои рекомендации. Корабли улетают отсюда регулярно. Вам не составит труда устроиться на один из них.
— Капитан, — рискнул спросить Катин. — Что вы намерены делать?
— На Новой Бразилии находится дом, в котором в детстве я провел немало приятного времени. Я вернусь туда… чтобы ждать.
— Может быть, вам там надо что-нибудь сделать, капитан? Я глядел и…
— Что? Говори громче.
— Я сказал, что со мной все в порядке, а я глядел, — голос Катина прервался.
— Ты глядел удаляясь. Я глядел приближаясь к звезде. Все нервные центры мозга нарушены. Неврологическая конгруэнтность, — он покачал головой. — Мышонок, Катин, Аштон Кларк с вами…
— Но капитан…
— Аштон Кларк.
Катин поглядел на Мышонка, потом снова на капитана. Мышонок возился с ремнем своего футляра. Потом он поднял голову. Они повернулись и покинули темную комнату.
За дверью они снова остановились перед лунным пейзажем.