Евгений Гуляковский - Стратегия захвата
— Прошло уже четыре часа, — тихо напомнил Лонгу координатор, словно Лонг был ответствен за слишком долгое молчание купола.
— У них может быть другое измерение времени, отличное от нашего.
— Смотрите, там что-то происходит! — крикнул дежурный техник.
Все повернулись к центральному экрану. На нем в самом центре пустыни вскипал огромный пылевой волдырь. Он стремительно рос вверх и вширь, захватывал километры пространства, наливался изнутри багровым отсветом и разбрасывал во все стороны черные клочья ваты.
— Вот он, ответ… — с горечью проговорил координатор. — Я был прав, и они все-таки ударили первыми…
Никто не возразил ему.
Огненный столб, вырвавшийся из центра песчаного волдыря, закручивался, расширялся, шел к кораблю. Люди молчали, подавленные масштабом надвигавшейся на них катастрофы.
Прежде чем завыли сигналы тревоги, поданные наружными датчиками, Рент включил защитное поле на полную мощность. Корабль вздрогнул. На нижних палубах глухо зарычали генераторы, принимая на свои холодные роторы полную нагрузку. Заискрили контакты, зафыркали, запели на разные голоса десятки механизмов сложной полевой защиты корабля.
— Здесь нет атмосферы, ударной волны не будет, зачем такая мощность? — прокричал Лонг, стараясь перекрыть тонкий визг вибрирующих переборок.
Рент молча кивнул в сторону экрана. Протуберанец ширился, выбрасывал во все стороны столбы пламени. Вдруг вся пылевая пустыня дрогнула и медленно поползла к кораблю.
Лонг глянул на шкалу мощности и не поверил прибору. Ста двадцати гигаватт хватало, чтобы погасить излучение короны звезды. А стрелка прибора еще продолжала ползти вверх. Пустыни на экране уже не было видно. Вдоль всего корабля струилось холодное голубое пламя, обозначившее границу, на которой столкнулись две могучие силы. Корабль мелко вибрировал. Указатель вертикали чуть заметно, на волосок, отошел от нулевой отметки.
— Под нами оседают скалы. Запускайте двигатели! — крикнул главный инженер.
— Невозможно. У меня не осталось мощности. Мы не можем взлететь.
Координатор рванул рукоятку планетарных двигателей, они не могли сдвинуть с места махину корабля. Для этого нужна была вся мощность главного реактора. Но с их помощью Ренту удалось выровнять корабль и какое-то время держать дрожащую черточку указателя вертикали вблизи нулевой отметки.
Корабль боролся, словно живое существо. Все его металлические органы работали на самой последней грани. Стрелки индикаторов перешли красные отметки и уперлись в ограничители. Форсаж всех генераторов был доведен до предела. Они отключили все, что можно было отключить, кроме механизмов полевой защиты. Корабль ослеп и оглох. Не работал даже Центавр. Эти меры дали им резерв мощности. Небольшой, на самом пределе, но все же можно было попытаться, уменьшив напряжение защитного поля на одну четверть, оторваться от поверхности планеты. С каждой упущенной секундой энтропия за бортом нарастала, и они теряли этот свой последний шанс, но координатор все еще медлил. Наконец Лонг не выдержал:
— Если ты немедленно не объявишь аварийный старт, нам уже никогда не взлететь! Чего ты ждешь? Глеба? Ему не выбраться из этого ада. И если даже удастся, то со свободной орбиты мы скорее сумеем ему помочь. У нас есть скутер с полевой защитой, его масса меньше, его легче прикрыть защитными полями. Нужно стартовать, Рент! Иначе погубим корабль!
Словно подтверждая его слова, пол под ногами снова дрогнул. На этот раз указатель вертикали не собирался останавливаться. Под ними не осталось твердой опоры. Крен корабля достиг последнего безопасного предела.
— Будь оно все проклято! — Стиснув зубы, Рент рванул стартовую рукоятку.
Огромная стальная гора корабля, упрятанная в сверкающий кокон защитных полей, теперь уже наполовину погрузившаяся в бурлящую поверхность планеты, дрогнула и выбросила в стороны ослепительные сверкающие фонтаны раскаленных газов. Разметав на многие мили слой кипящей лавы, гигантское светящееся яйцо медленно, словно нехотя, потянулось вверх, вырвалось из бурлящего месива и поползло к зениту, с каждой секундой наращивая скорость.
— Седьмая секунда — стоим на столбе!
— Восьмая секунда — скорость двенадцать метров!
— Девятая секунда. Стоп всем аварийным двигателям!
— Десятая секунда. Прошла команда включения основной тяги!
Поверхность планеты медленно отдалялась. Где-то там, далеко внизу, в этом кипящем аду, остался человек, которого они все любили и с которым сейчас прощались. Никто уже не обманывал себя. У них больше не оставалось надежды.
* * *Глеб видел, как после выстрела робота столб холодного голубоватого пламени навылет пробил защитный купол станции. И тогда ожили до сих пор неподвижные мертвые заросли стеклянных стволов. Их ветви потянулись навстречу огню. Двинулись со своих мест сами стволы. Они сплетались друг с другом, сливались в однообразную массу и прикрывали своими телами бешеное пламя вышедшей из-под контроля энергии. Ветви и целые стволы вырывались из общей массы и мгновенно превращались в пар. Но в тех местах, где стволам удавалось сцепиться друг с другом, свиться в плотную непроницаемую решетку, пламя постепенно стихало, сдавало позиции, отступало к центру пробитого отверстия. Глеб заметил, что наибольшей толщины решетка была с той стороны, где стоял он. Они делали все возможное, все от них зависящее, чтобы оградить его от малейшей опасности. И он догадывался почему… Слишком многое теперь зависело от него, от его решения…
Пламя уже бушевало внутри огромной прозрачной трубы, свитой из стволов деревьев и протянувшейся от пола до потолка купола. Пространство вокруг оголилось, все стволы от дальних стен зала перемещались к центру и постепенно сгорали в огненной топке. От робота не осталось даже горсточки пепла, и Глеб готов был поклясться, что он сам шагнул в огненную реку, ворвавшуюся в купол сразу после выстрела дезинтегратора.
Глеб чувствовал себя так, словно все происходившее вокруг его не касалось. Да так оно, в сущности, и было, с момента последнего разговора и до того, как он примет решение, он просто зритель. Безучастный зритель. Если бы можно было хоть на секунду забыть, хоть на секунду поверить, что все это не имеет к нему ни малейшего отношения, произошло с кем-то другим, когда-то давно, в другом месте… Но зачем обманывать себя — решение принято…
«Какое решение? — спросил он себя. — Нет. Ты еще ничего не решил, еще есть время. Свобода выбора. — Он усмехнулся. — Похоже, это правило — основа их этической системы. „Каждое существо перед принятием важного решения должно иметь свободу выбора, хотя бы из двух возможных вариантов“. Так, кажется? Да, так… Следовательно, они сдержат слово. Будет ему капсула, непроницаемая для энтропии… Будет и шлюз. Будет дорога обратно, к кораблю, к людям. Нужно лишь сказать им. Сообщить о своем решении. Почему же он молчит? Почему медлит?»
Ведь это так просто… Нажать кнопку передатчика на поясе скафандра, сказать необходимые слова… Правда, потом, возможно всю жизнь, он будет стыдиться этих слов, но ведь этого никто не узнает, никто из людей. Какое это имеет значение, если после этого он будет стоять в настоящем сосновом бору, на берегу далекой, уже почти забытой речки своего детства…
Но и там, за миллиарды километров, его мысли будут возвращаться к тем, кто попросил его о помощи и кому он сейчас в ней откажет… Баланс энергии нарушен. Им не справиться, нужна новая порция нервной энергии, чтобы обуздать вырвавшийся на свободу хаос… Что случится со станцией, с планетой, если он откажет им в помощи?
Он говорил им, что это бессмысленно, что человеческий мозг — песчинка перед стеклянной махиной станции, что жертва окажется бесполезной.
Вряд ли они поняли что-нибудь насчет жертвы, — а что касается остального, его поправили и объяснили, что в человеческом мозгу миллиарды незадействованных нейронов, биллионы неиспользованных связей, что скорость прохождения сигналов по его каналам можно увеличить в сотни раз. Что человеческий интеллект и воля неповторимы и что они не песчинки. Увеличенные и скопированные в сотнях экземпляров, они заменят сгоревшие блоки, нервные узлы станции. Чаша весов в настоящий момент колеблется. После удара робота, вызвавшего прорыв энтропии, они могут не справиться сами с последствиями катастрофы. В такие моменты даже незначительная помощь может оказать решающее воздействие. Но его помощь не будет незначительной. Он просто не понимает всего, что произойдет, и они не знают, как объяснить… Во всяком случае, они очень старались…
Если хаос не остановить сейчас, он будет распространяться все дальше, высасывая энергию из нашей Вселенной. Земля достаточно далеко от этого сектора Галактики. Катастрофа, возможно, не затронет их мир. Никто не сможет его упрекнуть. Никто. Меньше всего он виноват в том, что взбесившийся робот… Объяснить им про робота оказалось труднее всего. Этого они не понимали. Они считали роботов членами нашего общества, а не машинами. Разум внутри этих стеклянных растений — симбиоз механической, искусственно созданной жизни и высокого интеллекта. Миллионы лет назад цивилизация антов создала эту станцию, чтобы охранять наш мир от хаоса, и вот теперь она погибнет, ведь не может же он согласиться на их предложение! Конечно, не может! Он останется человеком. Вернется на Землю. И будет стоять, как стоит сейчас, в настоящем зеленом лесу. Он может закрыть глаза, чтобы не видеть призрачных стеклянных ветвей, и представить, как это будет.
