Лоис Буджолд - Цетаганда
К нему тут же подскочил старший по званию из присутствующих в комнате гем-офицеров. Даже через завитки раскраски на его лице была видна натянутая улыбка и взгляд человека вынужденного, быть вежливым с тем, кого он, естественно, предпочел бы изрубить на куски.
— Лорд Форкосиган, не присоединитесь ли вы к вашей делегации, пожалуйста?
— Да, конечно. Кто этот бедняга?
Гем- командир потихоньку наступал на него, стараясь вытеснить — разумеется, цетагандиец был достаточно умен, чтобы явно не прикасаться к нему, — и Майлз позволил оттеснить себя. Благодарный, сердитый и расстроенный, человек совершенно неожиданно для самого себя невольно ответил:
— Это ба Лура, самое старшее из прислужниц Небесной Госпожи. Ба прослужило ей шесть десятков лет и более того, похоже, пожелало и в смерти последовать за ней и служить дальше. Только очень уж безвкусный жест, совершить это здесь… — Гем-командир проводил Майлза довольно близко к вновь остановившейся цепочке делегаций, чтобы длинная рука Айвена его настигла, схватила, втянула обратно и твердым кулаком по спине направила к выходу.
— Какого черта здесь твориться? — Наклонив голову, прошипел Айвен Майлзу в ухо со спины.
«И где вы находились в момент убийства, лорд Форкосиган?» За исключением того, что это не выглядело как убийство, это действительно выглядело как самоубийство. Совершенное в самой архаичной манере. Меньше тридцати минут назад. Пока он отсутствовал, беседуя с таинственным белым пузырем, который мог быть, а мог и не быть хаут-леди Райан Дегтиар, ему-то, черт возьми, откуда знать? Коридор, казалось, петлял, но Майлз обвинил в этом свой мозг.
— Вам не следовало покидать процессию, милорд — сурово произнес Форобьев. — А… что вы там увидели?
Майлз скривил губы, но он тут же подавил ухмылку:
— Одно из старейших слуг-ба покойной Вдовствующей Императрицы просто перерезало себе глотку у подножия ее гроба. Я не знал, что у цетагандийцев в моде человеческие жертвоприношения. Хотя и не официально.
Форобьев сложил губы, беззвучно присвистнув, затем на мгновение проблеснула улыбка, которую он постоянно прятал.
— Как хлопотно для них, — промурлыкал он. — Им предстоит столкнуться с увлекательным бедламом, пытаясь восстановить эту церемонию.
«Именно. Если старое создание было так предано, зачем же устраивать то, что — оно не могло этого не знать — вызовет сильное раздражение его хозяев? Месть посмертно? Предположительно, с цетагандийцами это безопаснее всего…»
Ко времени, когда они закончили бесконечный поход вокруг центральных башен, и зашли в павильон с восточной стороны, ноги совершенно замучили Майлза. В огромной зале целая армия слуг, двигавшихся чуть быстрее, чем было бы желательно для большего достоинства, помогала нескольким сотням галактических делегатов занять места за столами. Поскольку некоторые из похоронных даров в руках других делегатов оказались даже более громоздкими, чем барраярский кленовый футляр, процесс размещения шел медленно и более неловко. Многие люди скакали вверх и вниз, устраиваясь поудобней, к откровенному неудовольствию слуг. Где-то глубоко в недрах здания, вообразил Майлз, эскадрон суетливых цетагандийских поваров извергает множество цветистых и непристойных цетагандийских ругательств.
Майлз заметил верванскую делегацию, располагавшуюся от них где-то на треть пути поперек комнаты. Он воспользовался преимуществом возникшего замешательства, чтобы ускользнуть с отведенного ему стула, и, обойдя кругом несколько столов, попытался перекинуться словечком с Миа Маз.
Он встал у ее локтя и напряженно улыбнулся.
— Добрый день, миледи Маз. Мне надо поговорить…
— Лорд Форкосиган! Я пыталась с вами переговорить… — пересеклись они в своих приветствиях.
— Сначала вы, — он склонил к ней свою голову.
— Я пыталась дозвониться к вам в посольство раньше, но вы уже ушли. Что же случилось в ротонде, у вас есть какие-нибудь идеи? Неслыханное дело, чтобы цетагандийцы внесли изменения прямо посреди церемонии такого значения.
— У них совершенно не было выхода. Ну, допустим, они могли бы проигнорировать тело и продолжить все вокруг него — лично я считаю, так было бы куда внушительнее, — но они, судя по всему, решили сперва прибраться.
Майлз снова повторил то, что про себя уже стал назвать «официальной версией» самоубийства ба Лура. Он привлек общее внимание всех, кто мог его услышать. Черт с ним, слухи разлетятся весьма скоро независимо от того, что он скажет или не скажет.
— Вам повезло с тем маленьким исследованием по вопросу, который я задавал вам прошлым вечером? — продолжил Майлз. — Я, э… не думаю что сейчас подходящее время и место, чтобы обсудить это, однако…
— Да и еще раз да, — ответила Маз.
«А также не по каналам связи головидео на этой планете, — подумал Майлз. — Независимо, безопасно это или нет».
— Вы не загляните в барраярское посольство, сразу после этого? Мы могли бы… попить чаю, или чего-нибудь.
— Я думаю, это будет весьма подходяще, — ответила Маз. Она смотрела на него с вновь возрастающим любопытством в ее черных глазах.
— Мне нужен урок этикета, — добавил Майлз к удовольствию их заинтересованных слушателей по соседству.
В глазах Маз блеснуло что-то, что могло быть скрытым восхищением.
— Так мне и было сказано, милорд, — промурлыкала она.
— А… — «кем?» Он осекся. «Боюсь, Форобьевым». — Всего хорошего, — закончил он вместо своего вопроса, весело стукнул по столу, и ретировался в сторону своего места. Форобьев наблюдал, как Майлз усаживается, с некоторой угрозой в глазах, из которой следовало, что он подумывает о предстоящей порке излишне странствующего молодого посланника ремнем, но вслух он ничего не сказал.
Ко времени, когда они отведали около двадцати блюд тончайших деликатесов — их количество компенсировало крошечные порции, — цетагандийцы привели все в порядок. Хаут-лорд мажордом определенно принадлежал к тем командирам, чьи таланты ярче всего проявляются во время отступления, ибо он сумел выстроить всех в надлежащем порядке, вновь по старшинству, несмотря на то, что процессия теперь двигалась через ротонду в обратном направлении. В общем, если мажордом и собирался перерезать себе горло, то позже, в надлежащем месте и с надлежащими церемониями, а вовсе не в этой непристойно поспешной манере.
Майлз положил кленовый футляр на малахитовый пол на втором витке растущей спирали из даров, в метре от того места, где из ба Лура вытекала жизнь. Без единого пятнышка идеально отполированный пол даже не был влажным. Было ли у цетагандийской службы безопасности время на следственный осмотр места до уборки? Или кто-то рассчитывал на поспешное уничтожение малейших улик?
«Черт, хотелось бы мне вести это дело, прямо сейчас».
Белые гравиплатформы уже дожидались с другой стороны Восточного павильона, чтобы отвезти эмиссаров обратно к вратам Небесного Сада. Вся церемония затянулась всего на час, но ощущение времени у Майлза со времен его первого причудливого сказочного впечатления от Ксанаду перевернулось. Ему казалось, будто под куполом прошла сотня лет, в то время как во внешнем мире минуло единственное утро. Он болезненно морщился на ярком полуденном свету, пока сержант-водитель Форобьева подгонял к ним посольский аэрокар. Майлз блаженно упал на свое сиденье.
«Когда вернемся домой, им придется решать задачу о том, как срезать эти проклятые сапоги».
Глава 4
— Тяни, — сказал Майлз и стиснул зубы.
Айвен ухватил его сапог за пятку и голенище, уперся коленом в спинку кушетки, на которой Майлз лежал и, преисполненный чувством долга, дернул.
— А-ай!
Айвен остановился.
— Больно?
— Да, тяни же, черт возьми!
Айвен смерил Майлза критическим взглядом:
— Возможно, тебе стоит еще раз спуститься вниз в медчасть посольства.
— Потом. Я не собираюсь предоставлять этому мяснику от медицины возможность изрезать свои лучшие сапоги. Тяни.
Айвен снова взялся за дело и, в конце концов, стащил сапог. Несколько секунд он изучал его в своих руках, и медленно улыбнулся.
— Знаешь, без меня тебе второй не стащить, — заметил он.
— Ну и?
— Ну и… Выкладывай.
— Выкладывать что?
— Зная о свойственном тебе чувстве юмора, я был готов думать, что идея о лишнем трупе в похоронной зале развлечет тебя не меньше, чем Форобьева, но ты вернулся с таким видом, словно только что увидел призрак своего деда.
— Ба перерезало себе глотку. Отвратительное зрелище.
— Я думал, ты видал и более отвратительные трупы.
«О да». Майлз оглядел свою обутую в сапог ногу, которая пульсировала болью, и представил себя хромающим по коридорам посольства в поисках менее требовательного денщика. Нет. Он вздохнул.
