Адам Робертс - Стена
Утолив жажду, Тигхи повернулся к невольнику:
– Послушай, одноногий! Если ты все время падаешь, то нечего тогда выходить из дому. Какой ты неуклюжий, однако.
Невольник сидел на земле, выставив перед собой единственную ногу и костыль. Кувшин, к его счастью, остался цел. Что-то дрогнуло в памяти Тигхи. Он присел на корточки и заглянул калеке в лицо.
– Простите меня, хозяин, – пробормотал невольник, потупив взгляд.
– У тебя есть имя, – медленно произнес Тигхи.
– У рабов не бывает имен, хозяин, – смиренно ответил невольник. – Раб – всего лишь раб.
– По-моему, тебя зовут Мулваине, – не отставал Тигхи.
Невольник вздрогнул, но по-прежнему не поднимал головы.
– У рабов не бывает имен, хозяин, – сказал он снова.
– Мулваине! – воскликнул Тигхи, и сердце его заколотилось от радости. – Мулваине, это же я – Тигхи. Ты помнишь меня… платон? Армию? Мы отнесли тебя в Сетчатый Лес. Мулваине. – Юноша протянул руку и потрогал культю калеки. Нога была отрезана почти по самое бедро. – А я-то думал, ты погиб. В самом деле. Да, вот как вышло с твоей ногой.
Невольник медленно поднял голову и робко взглянул на Тигхи.
– Это было совсем в другой жизни, хозяин, – произнес он дрожащим голосом.
– С тех пор прошел всего лишь год, не больше, – сказал Тигхи. – Я Тигхи! Ты должен помнить меня.
В глазах Мулваине появилась некая осмысленность. Он задрожал, и из его глаз заструились слезы. Из открытого рта вместо слов выходили лишь всхлипывания.
– Почему рабы все время плачут? – раздраженно спросил Тигхи.
– Тигхи, – сказал раб тихим голосом. – Мне невыносимо думать о моей прежней жизни. Сердце разрывается от боли.
– Пойдем, – проговорил Тигхи с внезапной решимостью. – Пойдем, отведи меня к своему хозяину, и я выкуплю тебя. Я выкуплю тебя.
Хозяином Мулваине оказался морщинистый старикашка. Во время войны он служил офицером в армии Отре, объяснил Мулваине Тигхи, ковыляя рядом. Он был ранен в ногу, которую ампутировали. Он не хотел видеть рядом с собой здорового человека, который бы постоянно напоминал ему о его физической неполноценности.
– Его самолюбию льстит, что он может помыкать мной, – сказал Мулваине. – К тому же моя культя короче, чем его.
– Я тоже калека. У меня неправильно срослась ступня, и я прихрамываю, правда, теперь уже не так сильно, – произнес Тигхи. – Слава богу, ее не отняли совсем. Пусть и искалеченная, но все же целая нога. Я думаю, этот тип вполне согласится обменять тебя с твоим костылем и безобразным лицом на два бриллианта и мою невольницу в придачу!
Однако хозяин Мулваине оказался на редкость упрямым, зловредным стариканом. Он жил с двумя другими ветеранами войны в узкой, похожей на коридор комнате на одном из верхних уступов города. Его соседи держали на двоих одну служанку-невольницу, но хозяин Мулваине, похоже, настолько прикипел душой к своей одноногой собственности, что никак не хотел расставаться с ней.
– Да ты посмотри на эти камни! – уговаривал его Тигхи. – Ты что, не понимаешь, какую они имеют ценность! Они стоят куда больше, чем этот калека.
– Я привык к нему, – сказал старик, почесывая подбородок, поросший грязной щетиной. – Что мне толку от этих бриллиантов?
– Ты мог бы купить за них пять рабов!
– А на кой черт сдались мне пять рабов?
– Ну, не хочешь рабов, купи что-нибудь другое. Все, что захочется. И еще я дам тебе в придачу свою невольницу.
– Мне не нравится ее вид. Сразу видно, что она больна. Вряд ли зиму протянет.
Несговорчивость старика раздражала Тигхи все больше и больше.
– Не упрямься, не то будет хуже, – предупредил он.
– Ах ты, сопляк, варвар! – вскричал, побагровев от злости и обиды, старик. – Да знаешь ли ты, что под моим началом служила дюжина солдат! На войне я потерял ногу! Я не потерплю, чтобы всякие молокососы врывались сюда и ставили мне свои условия.
За то время, что Тигхи прожил в Восточном Городе, его поведение и манера держаться в значительной мере изменились. Застенчивость и скромность уступили место самоуверенности, граничащей с наглостью. Встретив отпор со стороны одноногого ветхого старика, Тигхи немного стушевался, но тут же напомнил себе, что он теперь мужчина.
– Это необычные, очень ценные бриллианты, – продолжал Тигхи гнуть свою линию, – ты будешь дураком, если откажешься от этой сделки.
– Ты меня еще и дураком называешь?
– Я говорю то, что вижу, – ответил Тигхи.
– Идиот! Я командовал дюжиной солдат! – Старикан схватил посох, на который он обычно опирался при ходьбе, и сделал выпад в сторону юноши, метя тому в голову. Тигхи вовремя уклонился, предвидя такой поворот в разговоре, и посох угодил концом в стену. – Ах ты, негодяй, мерзавец! Как ты смеешь! – завизжал, исходя слюной, старик.
Два других обитателя длинной, узкой комнаты, сидевшие в ее конце, захихикали, потешаясь над своим собратом, который в бессильной злобе являл собой комическую фигуру.
– Только дурак может отказаться от такого выгоднейшего предложения, – хладнокровно заявил Тигхи, подбадриваемый ироническим смехом соседей ветерана.
Лицо старика потемнело от ярости, и он подался вперед, намереваясь встать со стула и изо всей силы огреть Тигхи посохом. Юноша наклонился и, положив руки на плечи старика, с силой нажал на них, заставив его снова сесть. Старик замахал руками, как маленький, капризный ребенок, впавший в истерию, мыча что-то нечленораздельное и брызжа слюной. Затем последовал громкий вдох, и его глаза остекленели. Тело обмякло, а на лице отпечаталась гримаса изумления и боли.
Тигхи в недоумении шагнул назад. Он еще не понял, в чем дело. А из противоположного угла помещения к месту происшествия уже тащились, шаркая ногами, соседи упрямца.
– Мертв! – сказал один.
– Скончался от апоплексического удара, – констатировал второй, и в его голосе прозвучало нечто похожее на злорадство.
– Паралич мозга! – согласился первый.
Второй старик слегка потыкал труп своим посохом, затем повернулся к Тигхи:
– Это ты своими насмешками довел его до смерти.
– Вот именно! Довел его до смерти! – проблеял первый старик.
– Это чистая случайность! – поспешил оправдаться Тигхи.
– Стало быть, бриллианты теперь наши, – произнес старик, ощерив гнилые зубы в ехидной ухмылке. – Калеку можешь забирать. Нам он ни к чему.
– А вот девчонку оставь, – добавил другой старик и похотливо хихикнул: – Она нам пригодится.
Тигхи со свистом втянул в себя воздух.
– Я так не думаю, – сказал он. – После смерти хозяина раб становится свободным.
– Чушь! – прорычал первый старик.
– Чушь! – подтвердил второй.
– То, что принадлежало ему, теперь наше. Мы – его наследники.
– Свое имущество он завещал нам.
– Тогда я посоветовал бы вам сбегать за судьей, – произнес Тигхи, которым овладела хладнокровная решимость. – Я оспариваю ваши слова. Я считаю, что он умер, не оставив наследников, и объявляю его раба своей собственностью. Вы можете забрать себе все остальное его имущество. Следуй за мной, раб, – сказал он, обращаясь к Мулваине.
– Ты не имеешь права! – проскрипел возмущенно первый старик. – Кто ты? Как тебя зовут?
– Ты говоришь на Отре с западным акцентом, – подозрительно произнес второй. – Ты с запада. Вонючий сопляк западник, ты здесь никто!
Однако Тигхи спокойно направился к выходу, уводя с собой Мулваине и собственную невольницу.
Он привел Мулваине на один из нижних уступов города и купил ему еды. Бывший сослуживец Тигхи по платону флатаров урчал и едва не откусывал себе кончики пальцев. Покойный хозяин явно держал его в черном теле.
– Ты теперь богатый человек, Тигхи, – произнес он, прожевав последнюю порцию травяного хлеба, и скользнул взглядом по юноше.
Сделав это, Мулваине как бы испугался собственной смелости и снова потупил глаза.
– А я думал, что ты погиб, как и остальные, – сказал Тигхи, хлопнув Мулваине по плечу.
– Как и остальные?
Тигхи кашлянул.
– Ати, – сказал он, – Пелис, Равилре. Помнишь их?
Мулваине смотрел вдаль застывшими, неподвижными глазами.
– Я думал, – выдавил он наконец, – что от нашего платона никого не осталось. У меня в памяти почти ничего нет. Какие-то смутные картинки. Помню, как я бежал по уступу вместе с вами, хозяин.
– Не называй меня хозяином, – приказал Тигхи. – Мы же воевали вместе, как-никак.
Мулваине покраснел.
– Ладно, – проговорил он еле слышно.
– Вот так-то лучше, – сказал Тигхи.
– Помню, как я бежал, – продолжал Мулваине. – А затем резкая боль в ноге – меня ранило. А больше я ничего не помню, пока не очнулся в их форте, с забинтованной культей. Ноги уже не было. После того как рана зажила и затянулась кожей, меня выставили на торги вместе с другими пленными, однако никто не хотел покупать меня. Мне очень повезло с моим хозяином. В самом деле. Я не шучу. Он сам оправлялся после ранения и очень привязался ко мне. – По щеке Мулваине поползла слеза. – А теперь он умер. Умер!
![Айзек Азимов - Галька в небе [Песчинка в небе]](/uploads/posts/books/112464/112464.jpg)
