Виктор Гончаров - Психо-машина
Никодим высказывал много крайне интересных и новых для меня соображений по поводу устройства погибшей жизни на луне, но чтобы не нарушать цельности своего дневника, я должен перейти к последовательному изложению наших приключений и всего встречаемого в подлунном мире.
Итак, свет погас, едва мы вступили на порог новой жизни. Но тьма не была мертвой: издалека доносился непрерывный и мерный стук и гул.
Никодим, не терпящий праздности, занялся постановкой «сигары» на колеса; и записывал события прошедших часов, предварительно справившись еще раз по компасу о положении врагов — они находились в бездеятельности, т. е., по крайней мере, не меняли места, иначе стрелка не оставалась бы спокойной. Очевидно, исчезновение света не было вызвано проделкой Вепрева; он так же, как и мы, теперь не двигался…
Собственно говоря, острота преследования и мой пыл к нему значительно сгладились; Вепрев и его помощник для земли стали безопасными, их вредность заключалась в возможностях. Кроме того, положение их значительно ухудшалось раненым.
Никодим чувствовал то же самое и поэтому, благодушно насвистывая, с головой ушел в работу. Он вынул из подполья машины две металлические оси, о существовании которых я не подозревал, и четыре колеса к ним на дутых шинах.
— Все-таки у Вепрева башка гениальная! — бормотал он при этом, — нужно же было ему запастись осями и колесами! Неужели он предвидел путешествие на луну и непригодность на ней психо-аппарата?
Все-таки у Вепрева башка гениальная: нужно же было ему запастись осями и колесами!
Я вышел на его зов.
— Знаете, Андрей, нам нужно достать небольшую динамо или же зарядить полней электрические батареи, а то они скоро иссякнут, и мы лишимся последнего света…
Такая мысль — достать динамо — явилась у него еще в то время, когда яркий солнечный свет, изливаемый стеклянными шарами, освещал окрестности и перспективы подлунного мира. Этот мир мы успели хорошо рассмотреть.
Прямо от плиты начиналась длинная улица — ни чем другим назвать ее нельзя, — крутым уклоном идущая вниз. В ширину она имела добрую версту. По обоим бокам ее тянулись без перерыва упирающиеся в гранитный свод десятисаженные стены, продырявленные в семь или восемь этажей круглыми отверстиями. Сквозь них из-за стены лился такой же яркий свет, как и от «солнц», прикрепленных к своду, вместе с тем оттуда же доносился гул и стук.
— Если это машинное отделение Луны, — заметил Никодим, — мы сумеем достать из него или построить там динамо.
Эта мысль глубоко запала ему в голову и, ясно, соблазнила меня. Есть восточная пословица, созданная ленивцами: «Лучше — стоять, чем ходить; лучше — сидеть, чем стоять; лучше — лежать, чем сидеть». К этому, исходя совсем из других соображений, я должен добавить:
«А лучше всего — двигаться лежа или сидя», т. е. не затрачивая своих сил для движения.
Динамо могла обслуживать не только освещение нашей машины, но и движение ее. Поэтому, как только внезапно наступившая тьма обрекла вас на неподвижность, мы под покровом искусственной ночи решили проникнуть за дырявую стену улицы.
Попеременно толкая перед собой поставленную на колеса машину и освещая фонарем путь, мы достигли стены. Входа не пришлось долго искать. Это были громадные чугунные ворота запертые однако изнутри. Взломать их у нас не было силы, да к боязнь производить шум — мы не знали еще о необитаемости луны — отклонила нас от мысли воспользоваться порохом.
Сбоку ворот Никодим нашел небольшую чугунную калитку и уже знакомый нам по виду и по действию рычаг. Как только я опустил его вниз, калитка бесшумно взвилась кверху. Отверстие оказалось настолько малым, что надо было согнуться в три погибели, проходя через него.
— Лунные жители, надо думать, — заметил по этому поводу мой друг, — не обладают большим ростом, если они еще существуют.
Я тоже начал сомневаться в существовании здесь живых, разумных существ: дорога перед стеной, густо покрытая пыльной пеленой, не выдавала ни одного следа, кроме наших. И никак я не мог допустить такой запущенности при наличии какой бы то ни было жизни. Лунный мир казался погребенным под толстым слоем пыли.
За стеной грохот, стук, лязганье, шипенье и другие звуки, производимые невидимыми в темноте машинами, ошеломляли нас. Никодим направил луч света в самую гущу этих звуков.
Бросились в глаза протянутые далеко вверх, вниз и во все стороны многочисленные и разнокалиберные трубы, длинные четырехугольные ящики, толстые и широкие полосы, громадные массивные круги — все блестело под слоем пыли белым, напоминающим покрышку нашей машины металлом, и все было… неподвижно. Работа, очевидно, происходила внутри этих сооружений. Убедившись, что ни одного живого существа не приставлено к ним, мы сделались смелей.
Никодим каким-то особым нюхом набрел на систему рычагов, заведующих, так сказать, освещением этого громадного завода. Рычаги были расположены высоко на отдельной металлической доске и защищены от пыли овальной покрышкой. Чтоб добраться до них, нужно было подняться по широкой, витой лестнице.
Никодим по поводу ее ширины сделал новое заключение:
— Если жители луны не обладают большим ростом, то они должны быть достаточно толсты, чтобы отвечать ширине лестницы…
Сняли покрышку. На доске параллельными рядами сидели рычаги — одни белые, другие черные. Не трудно было догадаться, исходя из их цвета, о выполняемых ими функциях. Никодим, руководствуясь одним только вдохновением, дернул за крайний белый рычаг и присел, скорчив озорную мину, как бы ожидал, что над нами обрушится потолок. Потолок остался на месте, но далеко в глубине помещения вспыхнул свет, озарив исполинскую трубу, покрытую тем же универсальным металлом, как и все здесь. Труба начиналась от пола и пробуравила потолок.
— Первый опыт удачен, — молвил мой товарищ и дернул за соседний белый рычаг. Осветилась часть смежного с трубой помещения, выделив вторую исполинскую трубу. Когда последний рычаг на доске, а их было до 20, под рукой Никодима изменил свое положение, все обширное здание, не имевшее, казалось, границ, кроме стены, отмежевывающей его от улицы, предстало перед нами во всех подробностях.
Определились могучие контуры гигантских машин, но движения все-таки нигде не было заметно. Мы пронырливали под сводами разнообразных частей и труб, взбирались на витые и прямые лестницы и ходы до самого потолка, и никакая часть машины не угрожала нам зацепить нас за платье, за руку или за ногу. Движущиеся механизмы скрывались под покрышками.
Обратившие на себя внимание две громадные вертикальные трубы оказались не одинокими среди своих собратьев по размерам. Точно такие же трубы, расположенные друг от друга на расстоянии нескольких саженей, образовывали, вместе с первыми двумя, длинный закругляющийся ряд. Пока хватало глаз, я насчитал их больше двухсот. Все они располагались правильным кругом в диаметре не меньше трех верст. Благодаря сильному освещению стала видна их крайняя граница, когда мы вошли в середину этого нечеловеческого сооружения. С внутренней стороны трубы соединялись между собой поперечными балками, также облицованными белым сплавом. С внешней — от них отходили многочисленные меньшие по размерам трубы. Вся ответвляющаяся система вливалась в громадные цистерны, откуда доносилось бурное клокотанье. Ко всему нужно добавить, что каждая из исполинских труб имела толщину в 25 или 30 человеческих обхватов, и простиралась до потолка, отстоящего от пола не менее, чем на 10 сажен.
XVII
Я был ошеломлен грандиозным размахом всех этих сооружений, но, к сожалению, не догадывался об их назначении. Никодим что-то соображал, вертясь около одной из вертикальных труб, и пробовал английским ключом ее винты и гайки. В этом месте сплошная покрышка прерывалась отдельно привинченным к ней небольшим квадратным куском.
Последний сорвался с грохотом, как только Никодим отвинтил все гайки… Мы, даже не успев заглянуть внутрь, упали, как пораженные молнией, наполовину ослепленные: невыносимо яркое пламя брызнуло в лицо.
Через 2–3 минуты, роняя из обожженных глаз обильные слезы, я осмелился поднять голову и посмотреть. Мой друг лежал, дрыгая от боли ногами, под самой трубой; ослепительное пламя продолжало полыхать и заливало его с ног до головы.
Я испугался и крикнул, поднимаясь.
— Никодим, сгоришь!..
— Ни черта! — отвечал тот, — оно не жжется, как я и думал… — и поднялся в свою очередь, прикрывая рукой покрасневшие глаза. Надо будет поставить на место плиту, не вышло бы чего…
Защищая глаза от раскаленной до-бела массы, сверкавшей через отверстие, и с удивлением замечая отсутствие какого бы то ни было жара, я помог Никодиму укрепить плиту в покрышке.
