Аластер Рейнольдс - Космический Апокалипсис
— Должен признаться, — продолжал трепаться Ящик, — что я не подвергал себя воздействию присущего городу аромата уже немалое время. Но тебе от этого вреда не будет. Воздух вовсе не так грязен, как кажется. Очистители — одна из немногих систем, которые не прекратили работу после Эпидемии.
Теперь, когда машина уже миновала группу зданий, которую можно было с известным правом назвать окрестностями жилья Хоури, перед ней стала разворачиваться гигантская панорама Чазм-Сити. Невозможно было представить себе, что этот дремучий лес уродливых строений был когда-то самым процветающим городом в истории человечества; что это было место, откуда на протяжении двух столетий изливался нескончаемый поток научных и художественных новаций. Теперь даже местный люд понимал, что этот город видывал лучшие времена. С некоторой долей иронии они именовали его Городом, Который Вечно Дремлет, ибо многие тысячи его самых богатых граждан ныне пребывали замороженными в криогенных установках, рассчитывая провести там период временного упадка, который является лишь случайным отклонением на восходящей кривой роста благоденствия и процветания.
Естественной границей города был Кратер, который как бы замыкал его в своем кольце. Диаметр Кратера составлял около шестидесяти километров, а в центре его кольца находилась Утроба, или Провал. Город был укрыт восемнадцатью куполами, занимавшими пространство между стенами Кратера и Провалом. Грани куполов соприкасались, а сами они поддерживались подпорными башнями. Эти купола больше всего напоминали свисающие покровы, которыми завешивают мебель в спальне недавно усопшего. На местном жаргоне все это именовалось Москитной Сеткой, хотя существовало еще около дюжины разных названий, заимствованных из разных языков. Без куполов город не мог бы существовать. Атмосфера Йеллоустона — холодная смесь азота и метана, соотношение между которыми все время менялось, приправленная коктейлем сложных соединений водорода и углерода, — была смертельно ядовита. К счастью, Кратер защищал город от самых страшных ветров и селей жидкого метана, а смесь горячих газов, изрыгаемых Утробой, могла быть превращена в пригодный для дыхания воздух весьма простым и дешевым технологическим процессом. Кое-где на Йеллоустоне были другие поселения людей, куда меньше Чазм-Сити, но у них наблюдались куда большие трудности с созданием локальной биосферы, особенно с обеспечением населения воздухом, пригодным для дыхания.
В первые дни своего пребывания на Йеллоустоне Хоури спрашивала у местных, почему вообще кому-то пришла в голову мысль заселить планету, раз она столь негостеприимна? На Краю Неба, может, действительно все время полыхают войны, но там хоть можно жить без куполов и систем, искусственно создающих пригодную для дыхания атмосферу. Однако Хоури скоро поняла, что ожидать более или менее содержательного ответа тут не приходится, даже в том случае, если подобный вопрос сразу же не примут за наглость чужака.
Впрочем, ответ и так был ясен. Провал привлек к себе первых исследователей, вокруг которых возникло скромное поселение, а затем и что-то вроде пограничного городка. Безумцы, игроки, лопоухие мечтатели летели сюда как мотыльки на огонь, привлеченные слухами о богатствах Утробы. Кое-кто возвращался домой разочарованным, кто-то погибал в горячих ядовитых глубинах вулкана. А кучка выживших энтузиастов гордилась странной красотой этих мест. Быстро пролетели двести лет, и вот кучка строений превратилась в ЭТО!
Город непрерывно и беспорядочно рос во всех направлениях, и, казалось, густой лес его оскаленных и переплетаюшихся зданий вот-вот исчезнет в туманной дымке Утробы. Только самые старые постройки до сих пор относительно хорошо сохранились. Эти здания, похожие на коробки, удержались во время Эпидемии потому, что в них не было систем саморемонта и самоперестройки. Напротив, новейшие небоскребы ныне напоминали странные, с торчащими обрубками ветвей и корней, куски плавника или древесные стволы в последней стадии гниения.
Когда-то эти небоскребы были гордыми и симметричными, пока Эпидемия не заставила их расти странно и беспорядочно, выбрасывая в стороны какие-то шарообразные утолщения, переплетаясь друг с другом, выделяя какие-то шишки и отростки, как у прокаженных. Теперь эти здания умерли, окоченев в странных формах, казавшихся специально разработанными безумными дизайнерами, чтобы будить в людях тревогу и дурные предчувствия. Возле них сложились трущобы, нижние ярусы превратились в смешение шанхаев и барахолок, освещавшихся по ночам факелами и кострами. В трущобах копошились маленькие фигурки людей, они шли пешком или ехали на рикшах по шатким мосткам, переброшенным через развалины. Тут почти не было повозок, использующих какой-либо вид энергии, кроме мускульной, а если и были, то только работающие на силе пара.
Трущобы никогда не поднимались выше десятого этажа небоскребов, так как могли легко обрушиться под собственной тяжестью, так что над ними еще на двести — триста метров поднимались относительно ровные, сравнительно слабо изуродованные Эпидемией стены огромных зданий. Никаких следов, что там живут люди, не было. Только на самых верхних этажах человеческое присутствие снова давало о себе знать. Там виднелись какие-то пристройки на столбах, похожие на гнезда аистов среди ветвей изуродованных небоскребов. Стекла этих пристроек отражали блеск силы и богатства. Они были ярко освещены. Сверкали неоновые рекламы. Лучи прожекторов, вырываясь из-под карнизов, выхватывали миниатюрные кабельные такси, связывавшие между собой различные районы города. Эти машины торопливо пробирались среди канатов, оплетавших здания точно хромосомные нити. У этого высотного города, возвышавшегося над трущобами, была кличка — Крона. Здесь никогда не было настоящего дня, подумала Хоури. Она тут еще ни разу не чувствовала себя проснувшейся: Крона казалась вечно погруженной в светлые сумерки.
— Ящик, когда же у вас выберется время, чтобы счистить дерьмо с Москитной Сетки?
Нг засмеялся — будто гравий пересыпался в жестяном ведре.
— Вероятнее всего — никогда. Разве что кто-то обнаружит способ делать из дерьма деньги.
— И кто из нас сейчас хает этот город?
— Мы-то с тобой можем себе это позволить. Ведь, покончив с этим делом, мы можем удрать на спутники вместе с другими приличными людьми.
— Ага, с теми, что в коробках. Сожалею, Ящик, но меня из списков вычеркни, а то как бы я разрыв сердца не получила от восторга, — теперь перед ней открылась Утроба, ибо кабельное такси ползло по внутренней стороне тороидального купола. Утроба представляла собой глубочайший провал в материнских породах, ее изъеденные ветровой эрозией стены сначала были довольно пологи, а затем круто обрывались в бездну. Их покрывали трубы, уходящие в рычащую глубину, откуда извергались клубы паров. Там находилась станция, производившая крекинг газов и снабжавшая город воздухом для дыхания и теплом. — Кстати, об убийстве… Что за дела с этим оружием?
— Думаешь, сумеешь с ним разобраться?
— Ты платишь, я разбираюсь. Но мне надо знать, с чем я имею дело.
— Если у тебя проблемы, то придется спросить у самого Тараши.
— Он что, сам сконструировал эту штуковину?
— До самой мельчайшей детали.
Теперь машина шла над Монументом Восьмидесяти. Хоури никогда еще не видела его под таким углом. Если говорить правду, то отсюда он казался куда менее величественным, чем если на него смотреть снизу. Сейчас он производил впечатление сильно побитого непогодой и являл довольно жалкое зрелище. Это была пирамида с квадратным основанием, сложенная наподобие зиккурата. Его нижние этажи обросли трущобами и подпорками, как корабль ракушками. Наверху мраморная облицовка уступала место зеркальным окнам, но часть стекол разбилась, а металлические рамы сломались и вылетели, чего с улицы не было видно. Совершенно очевидно, что это место и было выбрано сценой для убийства.
Обычно о таких делах в известность заранее не ставили. Но, похоже, Тараши сам внес эту деталь в свой контракт. В контракты с будущей жертвой такие записи вносились, как правило, лишь в тех случаях, когда клиент считал свои шансы выжить и избавиться от преследователя за оговоренный период времени очень высокими. Это был способ, благодаря которому практически бессмертные богачи разгоняли скуку жизни, переставая повиноваться установленным правилам и порядкам. Если у них получалось пережить контракт, а так это и было в большинстве случаев, они могли еще долго хвастать своими подвигами.
Хоури могла датировать начало своего участия в Игре Теней совершенно точно. То был день, когда она очнулась на орбите Йеллоустона, в одном из спутников с криогенными установками, которым заправлял орден Ледяных Нищенствующих. Хотя никаких Нищенствующих на Краю Неба не наблюдалось, она кое-что о них слыхала, в том числе и об их функциях. Это была добровольная религиозная организация, посвятившая себя помощи тем, кто получил травмы при космических перелетах. Очень частым результатом размораживания после глубокого сна являлась, например, амнезия.
