Олег Ерохин - Властелин Галактики. Книга 1
Мистер Голд как будто и не знал, насколько опасно то, чем занимается Джонни. “Что, сынок, сегодня на работу?” – это была единственная фраза, которой он отмечал день, когда Джонни надо было идти на конспиративную квартиру за зада shy;нием. Казалось, отец ради осуществления собственных планов помыкал сыном, но однажды открылось, что не все так просто. Группе Джозефа было поручено убить некоего Раймана Брэндона, о значительности его персоны говорило то, что его голову Магистр-Исполнитель, глава исполнительного гнезда, распорядился доставить к себе лично, причем в подкрепление Джозефу дали семь человек из других групп гнезда. При выполнении задания один из охранников Брэндона едва не подстрелил Джонни – выручил брат Джозеф, оттолкнувший Джонни и получивший при этом ранение в плечо. Поступок Джозефа никак нельзя было объяснить его самоотверженной любовью к своим подчиненным, или безрассудным бесстрашием, или излишней импульсивностью. Законы братства категорически предписывали в подобных ситуациях младшим оберегать старших, но не на shy;оборот. Брат Джозеф поступил иначе, и хотя между ним и Джонни не было сказано ни слова, Джонни догадался, в чем тут дело. Очевидно, не без ведома мистера Голда брату Джозефу намекнули, что жизнь Джонни значит для братства больше, чем жизнь кое-кого постарше его званием.
Обязанности Джонни в братстве занимали его только один или два дня в месяц, поэтому они не мешали ему ходить в подготовительную школу и упражняться с квадаком. Теперь Джонни уделял квадаку ничуть не меньше времени, чем раньше, но со своими друзьями он виделся реже: Ричарда
Кастла отец перевел в свои заместители по клубу и тот почти перестал заниматься с квадаком в общем зале; у Филипа Лейдена приближалась горячая пора выпускных экзаменов; Фрэнку Стауну отец купил докерскую контору в порту “Персей” и он теперь налаживал собственное дело; Алан Фостер давал бой то на Марсе, то на Юпитере, то на какой-то затерянной планетке дальнего космоса, так что в Терригане он почти не бывал. Однажды Кастл, на которого временами накатывала сентиментальная волна, собрал всех друзей в ресторанчике “У погасшей звезды”. Они распили бутылочку, почали другую, заказали третью. Они веселились: “Фрэнк, – кричал Кастл, – у меня с собой ни мелкоглистика, придется за все тебе платить”, – и все смеялись, глядя, как скуповатый Фрэнк вздрагивал и принимался беспокойно ерзать: “Ты же шутишь, паразит, а?..” Они пили за здоровье Кастла, которому, как поговаривали, дряхлеющий отец-аристократ вскоре собирался передать клуб и некоторые свои обязанности при дворце: “Ну, Дик, ты теперь без пяти минут председатель клуба, большой сэр!” Алан рассказывал про свой последний бой: “Кваданул я его, ребята, а сам думаю, все, мне конец. Кровь так и хлещет, вот отсюда. А ничего, оказалось, квадак этого кривоногого Мартина прошел у меня над ребрами”. Филип Лейден упивался своими перспективами: “При клинике обещали оставить, тысяча кредов в месяц и премиальные, тогда я брошу квадак, это точно. Только бы мне эмбриотерапию сдать!” Джонни развлекался со всеми: смеялся, пил за Кастла, за дружбу, за удачу Алана, за то, чтобы Фрэнку поскорее разбогатеть и чтобы Лейдену не завалить экзамен. О своей “работе” в братстве Джонни, разумеется, помалкивал.
– А ты все в астронавты готовишься? – Раскрасневшийся Кастл поднял бокал. – Давайте выпьем за то, чтобы быть Джонни капитаном на самом лучшем корабле Империи, и чтобы космос, ближний и дальний, покорился ему, и чтобы все звезды Вселенной стали ему доступными! Пьем, ребята!
Рядом раздался старческий голос:
– И мне бы плеснули, что ли.
К столику квадистов приковылял Локки Оторви-Ножки, и теперь старик протягивал к бутылке друзей свою походную кружку, с которой он по обыкновению ходил меж столов.
Блестящий Кастл недолюбливал Локки, его убожество и старческое неряшество вызывали в Дике брезгливость, но сейчас из-за обилия выпитого чувствительность молодого аристократа притупилась, и он свеликодушничал:
– Подсаживайся, отец, чего там! Выпей с нами!
Опорожнив кружку, Локки вытер грязный подбородок, крякнул и бойко принялся устраивать себе новую подачку:
– Занятные же вещи случаются в космосе! Можно, я расскажу одну историю, ребята?
– Жарь, старик, – разрешил Кастл.
Локки, довольно лучась морщинками, начал:
– У звезды Фомальгут, альфы Южной Рыбы, есть планета Бронкс. Нашу группу, десять человек космодесантников, включили в состав экспедиции на Бронкс, это было мое второе задание. Там туземцы жили, на Бронксе, вот нас, десантников, и послали с экспедицией. Прилетаем, обживаемся. Инженеры там шахту роют, цирконий или мирконий добывают, а мы по нашей части орудуем, за туземцами приглядываем. Они ничего, туземцы, тихие, смекаем про себя.
– А как туземки, ничего? – хохотнул Фрэнк.
– В туземках какая-то зараза была для нас, так нам объяснили. Ну мы и… а не пес ли в них, думаем. Так вот. Однажды поставили меня с еще одним таким же мальчишкой установку сторожить, которой шахту прожигали. Мы сторожим. Спим, то есть. Утром просыпаемся – что такое, в лагере шум. Оказывается, в бараке, где наша десантная группа жила, прямо побоище стряслось. Из восьмерых двое живых только, и то еле дышат, а остальные… Нашими же тесаками побиты, и тесаки здесь же валяются. А кто-то, потом оказалось, от игломета смерть принял, даром что иглы были снотворные. Всю обойму всадили в беднягу, как никак.
Сообщили в управление сектора. Прилетает инспектор, мужчина видный, и голос такой, бу-бу-бу. С ним бригада десантников, двести десять человек, и экспертов всякой масти с полсотни. Как прилетели, сразу за наших туземцев взялись, а те ничего, тихие. Пошарился-пошарился инспектор, да и назад улетел, а вместо него другого прислали, молодого, мы его кукишем прозвали, с виду такой сдобный, а бутылочку даже в праздник не выпросишь.
Ковыряется этот инспектор, да толку нет. И вот однажды выпадает мне дежурить в казарме ночью. Стемнело. Все заснули, только я с иглометом сижу. Посидел сколько-то, и сам на боковую. Чу, слышу сквозь сон, такой шум не дай бог. Открываю глаза: наши десантники друг с другом бьются. Только оружия на этот раз ни у кого не было, у меня одного игломет. Оружие на ночь запирали, а ключ у этого самого инспектора-кукиша. Я сижу, смотрю на них через окошко в перегородке, ошалел, конечно. Тут к окошку подбегает один, стучится, игломет, мол, давай. А у самого глаза как щелки, словно спросонья. Я затормошился, инспектору звоню, инженерам… те как умерли. Эти уже табуретками дерутся. Что же, бегу я в соседний барак, к инженерам то есть, а сам думаю, только бы мои орлы дверь не открыли да не повыскакивали, не то будет делов.
У инженеров дверь закрытой оказалась. Спят, думаю. Я в дверь стучу – ни звука. Свечу тогда в окно фонариком, и сам заглядываю, как там и что. И что вы думаете? Сидят, умные головы, кто за столом, кто на кроватях, и руками машут. Одни – будто на машинках печатают, другие – будто бумаги переворачивают. Я – к инспектору в до shy;мик. Там у него всегда дежурного из десантников ставили. Этот мальчишка, зеленый как я, со мной в дверях сталкивается. И лица на нем нет. Инспектор с начальником экспедиции, а они в одном домике жили, что-то бормочут друг другу, а что – и не разберешь. И глаза у обоих вполовину закрыты.
Посмотрел я на начальников, посмотрел да и говорю: надо их в чувство привести. А как ты их в чувство-то приведешь? Перво-наперво, конечно, водой облить. Облили, кран рядом, да бестолку. Бормочут. Тот паренек предложил из автомата пальнуть. Пальнули. Бормочут. Тогда я говорю: давай их… по щекам, по щекам. Когда обморок, так в чувство приводят. Действовать, конечно, со всей силы надо, вполсилы нечего и браться. Я инспектора хлопнул, а товарищ мой – начальника экспедиции. У меня аж ладонь загорелась, да и парнишка, смотрю, рукой замахал.
Начальство наше глаза и раскрой. В себя пришло. Что да как, первым делом. Мы и обсказали все. Они – наружу, посмотреть, то есть. Мы с ними выбежали, а там, глядим, нам навстречу инженеры со спецами бегут, и у всех глаза открыты. Оказалось, это выстрелы наши их разбудили.
Всей гурьбой покатили мы к десантникам. А те… Раскровянились, что не приведи бог, и скулы посворачивали и носы поразбивали. То хорошо, что до оружия не добрались. Сами же, еле живые, глаза не раскрывают, а все машутся. Начальник экспедиции шумит мне: стреляй! Пальнул я. Всю обойму в небо выпустил, а им хоть бы хны. Инспектор, тот говорит: нет, стрелять не надо, стрельбой тут не поможешь, а вот я на них гаркну. Приоткрыли мы оконце, он и гаркни в щелочку. Еле уберегся, котелком запустили в него. Кто-то предложил воду использовать, подвели шланг, и что, помогло, думаете? С ног валятся, а кулаками машут из последних сил. Хоть из последних сил, а с пощечинами к ним не подступишься.
Инспектор, тот посмекалистее был, и говорит: “А что мы, ребята, этого-того, усыпить их долго что ли? У меня в домике в столе игломет и пять обойм полных, кто там, живо тащите!” Тут только мы и утихомирили молодцов. Примочки там, мази, повязки – все сделали, пока они дрыхнули. Мы еще боялись, опять станут буянить, а те ничего, в полном порядке очнулись.
