Анна Назаренко - Тень нестабильности (СИ)
Кто их знает, эти души — возможно, так и было. Но Бернарда мертвые аристократы волновали куда меньше, чем один живой.
Сельвин сгорбился в кресле, равнодушно глядя на огонь. Он и сам мог сойти за призрака: отощавший, с изможденным, посеревшим лицом и заострившимися чертами. Сквозь истончившуюся кожу проступали вены; глубокие морщины залегли вокруг глаз и рта.
Казалось, за пару дней принц постарел на десяток лет.
До сих пор он держался молодцом. Провел экстренный военный совет, ничем не выдав своего состояния; потратил много часов, составляя план передислокации сил, и пристально следил за его реализацией… зачем Сельвин вызывал к себе нескольких командиров и долго беседовал с каждым из них наедине, Аларон мог только догадываться. Разговор с ним друг приберег напоследок.
Уже неоднократно Бернард порывался заговорить, и каждый раз слова застревали у него в горле. Признаться честно, он не знал, что следует сказать. Попытаться ободрить? Глупость. Он не утешит товарища и не поможет ему справиться с горем — только разбередит свежую рану. Обсудить дела? Наверное, за этим он и здесь. Но на ум не шло ничего. Все, что можно сделать сейчас, было сделано. А планы на будущее… да какое уж тут будущее?
Ресурсы восстания истощены. Сельвин объявлен в розыск, и его изображение постоянно мелькает в новостях, появляясь в местной ГолоСети чаще, чем армейская агитация. Массовые аресты проводятся и днем, и ночью. Боевой дух людей низок, как никогда прежде.
Надо смотреть правде в глаза: все кончено. Это касается и их дела, и, скорее всего, их жизней.
За окнами завывал ветер. В камине потрескивали дрова. Где-то наверху скрипели половицы. Молчание откровенно затягивалось.
— Мне почему-то кажется, что нас здесь как минимум трое.
Сельвин искоса взглянул на него и тихо ответил:
— Возможно, это смерть. Я уже долго заставляю эту даму ждать.
И он снова уставился на огонь, грея в ладонях бокал.
— Так скажи этой стерве, что она не по адресу, и пусть проваливает! — сердито отозвался Бернард, чувствуя, как противный холодок расползается от его позвоночника по всему телу.
«Он не мог сдаться. Он слишком силен для этого. Он не…»
— Забавно. Если бы я знал тебя хуже, то подумал бы, что ты на что-то надеешься.
Принц залпом допил остатки вина. Быстрым движением схватил бутылку и щедро плеснул себе еще.
— Сельвин, что ты… — Бернард не знал, что собирается сказать: слова разбегались, за исключением каких-то пустых банальностей и глупой лжи, в которую не поверит ни один из них.
Глаза друга сердито сверкнули:
— Не начинай. Ты все прекрасно понимаешь. У нас нет сил продолжать войну. И даже сил пережить травлю, которую нам организовала Империя, больше нет.
Он помолчал, глядя куда-то в сторону. Его неестественно напряженные губы скривились в жуткой ухмылке; в глазах отражались огненные блики.
Когда Сельвин вновь заговорил, его голос звучал надтреснуто и глухо. В нем больше не было ни жизни, ни энергии, ни силы. Только боль и смертельная усталость.
— Ты снова оказался прав, Бернард. У нас нет шансов… не было с самого начала. И теперь лучшее, что я могу сделать для своего народа — позволить Империи победить окончательно… и проявить милость к побежденным.
Он задумчиво покачал бокал в ладони и, помедлив, опустил на стол нетронутым.
Аларон подавленно молчал. Ему казалось, что гулкие удары его сердца слышны во всех уголках комнаты.
«Он все-таки сдался».
Сердце пропустило удар. Такого просто не могло быть…
— Что ты задумал?
Сельвин будто не слышал его.
— Ты давно хотел мира с Империей. Остановиться, пока еще не поздно, выторговать поблажки, так?
«И до сих пор думаю, что так было бы лучше. Но шанс упущен. Ты поздно спохватился, друг».
— Сельвин, с нами уже не пойдут на переговоры. Если мы сдадимся сейчас, то Империя всего лишь получит добровольно идущих на эшафот смертников. Теперь уж лучше умереть с оружием в руках.
«Когда мы успели поменяться ролями?»
— Не думаю. Гражданская война, пусть даже на одной планете — затратное и хлопотное дело. Если Империя не пойдет нам навстречу, Рутан еще долго будет для нее гноящейся занозой. А ты предложишь способ этого избежать… и поддержать этот имперский «мир и порядок», будь он проклят!
Принц скривился, будто каждое слово причиняло ему невыносимую боль. Аларон никогда не видел его в таком состоянии: обессиленным, отчаявшимся… и в то же время — явно решившимся на что-то. Слова Сельвина звучали твердо и уверенно, как и всегда.
— И как ты планируешь…
Бернард осекся на полуслове. До него только что дошел смысл сказанного — и внутри все оборвалось.
Сельвин не собирался приводить свой план в исполнение лично.
— Я? — принц горько усмехнулся. — Это уже не моя забота, Бернард. Мое время ушло вместе с нашими победами и надеждой на триумф. Я не принесу Рутану мир. А ты — можешь.
— Ты рехнулся?! — Аларон вскочил с места, с трудом сдерживая порыв хорошенько врезать другу и командиру по лицу — чтобы привести в чувство. — При чем здесь я?! Я разведчик и координатор… простолюдин, в конце концов! Ты — лидер…
Сельвин поднял на него взгляд — и Бернард немедленно опустился в кресло. Можно сказать, рухнул: ноги внезапно ослабели и отказались держать слишком тяжелое для них тело. Слова комом застряли в горле.
— Я — мертвец.
И он повернулся к окну, равнодушно глядя на залитый лунным светом пейзаж.
— С такими как я не ведут переговоров. Ты видел мой «послужной список» в объявлении о розыске? Это не один — сотня смертных приговоров. И Империя с радостью приведет их в исполнение, если я сдамся.
Бернард задыхался. Невысказанные слова жгли горло — но он знал, что вслух не произнесет ни одного из них.
Должен быть другой выход. Всегда, даже в самой сложной ситуации…
…и варианты действительно были. Только Сельвин выбрал самый правильный из них. Так действительно будет лучше для всех. Капитуляция сопротивления и гибель его лидера спасет множество жизней…
Но почему от такого «общего блага» хочется выть в голос?
— Насколько я могу судить, большинство командиров беспрекословно примет твое лидерство. Не мне тебя учить, как поступать с несогласным меньшинством, — принц говорил так спокойно, словно обсуждал детали очередной операции. — Ты выйдешь на связь с ИСБ и добьешься переговоров. Скажешь, что являешься лидером умеренного крыла восстания и всегда осуждал зверства, которые творят «эти отморозки-радикалы». Предложишь мир и свое активное содействие в уничтожении тех, кто откажется сложить оружие.
— Сельвин… это наши люди… те, кто сражался за тебя. Кто верил каждому твоему слову!
И снова — правильный выбор. И снова Бернард чувствует себя предателем и убийцей, даже не успев сделать его.
— Ты хотел мира? Вот она — твоя цена! — рявкнул Сельвин так, что эхо еще долго носилось по комнате. Он тяжело, хрипло дышал. Только сейчас Аларон заметил, что тело друга била крупная дрожь. — Ты думаешь, я рад этому? Думаешь, я не чувствую себя последней мразью?! Но, если мы не решимся на этот шаг, погибнет куда больше людей.
Он вновь повернулся к собеседнику, и его лицо исказил жуткий оскал:
— Знаешь, мне, наверное, чуть проще, чем тебе. Я хоть недолго буду с этим жить.
Сельвин хрипло рассмеялся и схватил со стола бутылку вина. Приложился к горлышку и, словно последний работяга, сделал несколько больших глотков.
Бернард молчал, беспокойно теребя бархатную обивку кресла.
Он многое хотел сказать. И в то же время — не видел в этом смысла. Все решено. И его лучший друг — уже мертв.
— Надеюсь, ты не забыл о Халиде Мейере? Этот приказ остается в силе: чтобы достичь мира, следует избавиться от радикалов по обе стороны баррикад. Его смерть ты тоже спишешь на моих сторонников.
— Не забыл. Операция была запланирована на завтра, но…
— Завтра. И никаких «но». После моей смерти тебе труднее будет откреститься от этого дела.
«После моей смерти». Могло показаться, что Сельвин говорит о ком угодно, но не о себе. Только его голос звучал более глухо, чем обычно.
— Да провались оно все пропадом, Сельвин! — неожиданно для себя самого воскликнул Бернард. — Я из-за тебя в эту заварушку втянулся, ты же знаешь! Мне от владычества Империи было бы ни жарко, ни холодно, не будь ты моим лучшим другом. А теперь мне отдуваться за все, что было? Как-то спасать людей, на которых клеймо «террорист» крупными буквами стоит?
— Получается, что так.
Они разлили вино по бокалам. Выпили, не чокаясь.
— Ты справишься, Бернард. Это твое время и твое дело. А я жил революцией. Войной до победного конца, местью… а теперь мне, получается, и жить-то незачем. Все, что мне остается — уйти так, чтобы меня запомнили. И разобраться с одним незаконченным делом.
