Елена Долгова - Мастер Миража
– Иди, Марк, – просто сказала Нина. – Я чувствую, что тебе надо немного пройтись.
Марк вышел за ворота, с наслаждением чувствуя под ногами плитку каленусийской дороги. Шелестели листьями каштаны. Несколько треснувших колючих орехов валялось тут же, у корней. «Здесь хорошо, а в Порт-Иллири гораздо жарче». Беренгар знал, что где-то на западе, не очень далеко отсюда, над бухтой висит плотное, чуждое облако аномалии, но в эти минуты не хотел думать о нем.
Некоторое количество сухих листьев, избегнув щетки метельщика, залежалось на дорожке. Марк осторожно обошел их, боясь разрушить и растоптать хрупкое и прекрасное переплетение растительных жилок. «Я совсем свихнулся от радости. Я дома. Пусть улицы вокруг мне незнакомы, я не знаю, где сейчас моя семья, которая меня бросила, и все равно – я вернулся домой».
Так он прошагал несколько кварталов. Шикарные дома сменились менее роскошными, листьев на земле стало побольше, теперь Марк непринужденно расшвыривал их кучки носками сандалий.
Возле фигурной решетки небольшого особнячка, прямо в пыли, скрестив ноги и нахохлившись, сидел нищий парень. Его серый балахон был аккуратно заштопан и как-то странно, по-игрушечному испачкан. На поцарапанном запястье поблескивал странного вида металлический браслет. Густые темные волосы свалились на лоб и прикрыли лицо до самого рта. Бродяга улыбался, показывая редко посаженные белоснежные зубы.
На мостовой призывно лежала плетеная шляпа – вместилище медяков.
Беренгар остановился и тщетно пошарил в карманах.
«Холера, у меня нет каленусийских монет. Мастер Стриж не выдал мне ни единого асса».
– Прости, друг, я тоже не при деньгах.
– Ничего, я не обиделся.
Голос показался Беренгару смутно знакомым. Он остановился, разглядывая темную макушку парня.
– Ты…
Незнакомец поднял голову, волосы свалились со лба, открыли скулы, щеки. Беренгар почувствовал, как что-то неистово колотится о ребра. «Это мое сердце – как странно». Прямо в лицо Марка смотрели бесконечно знакомые, такие же, как у Авителлы, глаза Лина Брукса.
– Лин… Ты?!
– Да, это я.
Беренгар молча обнял друга. Какая-то девочка за оградой виллы – тоненькая и гибкая, словно пружинка, с удивлением смотрела, как хорошо одетый парень прижимает к себе пыльного оборванца.
– Мама, мама! Иди сюда! Посмотри!
– Отодвинься от забора, Ритуля. Там ходят озорные ребята.
«Не бойся пси-датчиков, – спокойно посоветовал Лин. – У меня есть защитное устройство». И показал Беренгару браслет на исцарапанном запястье.
Они вместе брели по безлюдной улице, переполненной теплом городского полудня, Марк разглядывал бывшего ивейдера, постепенно постигая смысл происшедшей с Бруксом перемены.
«Он сделался взрослым. Может быть, более взрослым, чем я. И он остался псиоником».
Лин смотрел на Беренгара полусумасшедшими глазами доброго пророка, и тем не менее Марк не сомневался, что Лин вменяем, а лохмотья – камуфляж.
– А ты занятно выглядишь в костюме попрошайки. Как ты попал сюда, друг?
– Я пришел за тобою, Марк. Я знал и видел, что ты тоже придешь. Я хочу забрать тебя с собой.
– Где Вита?
– Она работает и не могла прийти, это очень важное дело, ты только подожди, все будет нормально…
– Расскажи мне, как вы жили все это время.
Лин что-то говорил и говорил – о госпитале и странном наблюдателе по имени Цилиан, о долгих зимних ночах в маленьком поселке на севере, о вечно задумчивом отце и об удивительной Авителле. Марк не понимал половины и все-таки слушал со щемящей нежностью – так бродяга, вернувшись в дом своего детства, удивляется тесноте полузабытых стен, окунается в ласковый покой, ловит знакомое похрустывание старых половиц и с замиранием сердца ждет – вот-вот случится то, что докажет ему – не зря прошли годы, был смысл в калейдоскопе событий, и все пойдет как надо, стоит только…
– А как же Цертус, Лин?! Как же Цертус? Брукс замолчал. Очарование рассеялось.
– Мы найдем Цертуса, Марк. Мы с сестрой ищем его и вот-вот найдем.
Беренгар облизал мгновенно высохшие губы.
– Аномалия – дело его рук?
– Его.
– Я вижу, ты стал аналитиком. Или даже пророком? Зачем ты искал меня, Лин?
– Потому что люблю тебя, понимаешь? Люблю как друга. Пророк должен любить, иначе он окажется маньяком, заложником собственного дара.
– А больше ты ничего не хочешь сказать? Лин помедлил.
– Я знаю, что ты прилетел сюда с иллирианцем. Беренгар отшатнулся и ухватил Брукса за воротник пыльного балахона.
– Что ты сказал?
– Ничего. Ничего Марк.
– Что ты сказал про иллирианца?!
– Понимаешь, это очень интересно – когда события подчиняются, это как мягкий пластилин в руке – лучше, чем глина и статуи, лучше картин и даже лучше зрительных иллюзий. Чуть-чуть нажать, толчок там – немного подправить и…
– Что?! Сволочь, ты использовал меня как ретранслятор событий? Ты сейчас залез в мои мозги?!
– Погоди, Марк! Ты ведь ничего не понял! Я не использовал тебя в твоем понимании, клянусь! Ну, почти не использовал… Откуда мне было знать, что ты пойдешь по этой улице, если бы я с самого начала не предсказал все события? Я знал, что сюда приедет консул луддитов! Я видел это! Я видел тебя с ним. Марк, погоди…
Беренгар повернулся и зашагал прочь, пиная ногами резные листья каштанов.
– Марк, вернись! – В голосе Брукса звенело безумие.
Беренгар даже не оглянулся. Лин тащился следом, подметая балахоном пыль и каштановые листья.
– Марк, я все равно люблю тебя как брата! Не оставляй меня! Провидец должен любить…
Беренгар уже не шел – он бежал, испытывая мучительное желание зажать уши.
«Брукс подманивал меня, как кролика, чтобы проверить свои видения. Я для него только зеркало его миражей. К худу или к добру, но прежнего Лина уже нет. Нет того талантливого слабака, мальчишки, которого я защищал от реабилитаторов и кормил в пересыльном лагере. Есть герой или безумец – в общем, ментальный пророк. Но нашего Лина нет. Лина больше нет… Лина нет…»
– Марк!
«И придут лжеучителя и лжепророки…»
…Когда Беренгар завернул за угол улицы, яростные выкрики Брукса утихли, заглушенные расстоянием и равнодушной толщей зеленой изгороди. Знакомый наблюдатель нервно топтался у ворот виллы Фантома. Нина, искра белого огня, девочка-псионик (еще один пророк!) ждала Марка на скамье, рассматривая мятый цветочный венчик. Из толстой ножки сорванного растения на ее платье капал густой млечный сок.
– Подвинься, дай мне место, малявка.
– Я ждала. С тобою все в порядке?
– Да. Не смей залезать в мое сознание.
– Мне кажется, что-то случилось.
– Ничего страшного – я нашел потерянный ключ от дома, который уже сгорел.
Дочь диктатора грустно улыбнулась:
– Ну, значит, у тебя, по крайней мере, был дом.
На крыльцо виллы вышел человек – его суховатая внешность живо напомнила Марку школьного учителя математики. Стриж тоже вышел и стоял рядом – контраст между ними бросался в глаза. Чопорный незнакомец и подтянутый, с военной выправкой Дезет.
– Кто этот худой, бледный и очкастый? Дочь луддитского диктатора фыркнула:
– Эх ты, растяпа, Марк-дурачок – не видишь? Это же президент вашей хваленой Конфедерации.
Тоскливый испуг, оставшийся после встречи с Лином, отпустил. Марк немного смутился:
– По унику Вэнс совсем не такой. Я не виноват, что он никогда не фотографируется в очках.
– У него вид лживый и изменчивый, а еще он командовал шпиками из Пирамиды и зовут его Фантомом. Референтом у него служит самый настоящий сайбер, и оба они, вместе сайбером, ненавидят сенсов.
– Ага, и кушают их на завтрак… Не ври. Наш Вэнс добропорядочен и очень крут, он своими мозгами спас кучу народу и один, при помощи Системы, разогнал мятеж аналитика Ролана.
– Мой папа круче, он подкинул дезинтегратор в Калассиановский Центр, где подлые черепки мучили псиоников. А потом помогал нашим благородным повстанцам воевать с угнетателями, и поэтому твой паршивый Вэнс обломался.
– Тихо, противная стрекоза, они оба идут сюда!..
Глава 31
АКЦИЯ
7011 год, последние дни лета, Порт-Калинус
Ночью шел дождь – первый дождь подступающей осени. Стриж проснулся и слушал мерный перестук капель. Чего я хочу? Чего мы все хотим? Дождь отбивал чечетку на крыше, равнодушный и к вопросам, и к ответам.
"Вэнс относительно прост, Юлиус стремится уничтожить аномалию, спасти Конфедерацию и самого себя, – подумал Дезет. – Он прозрачен, понятен и честен, пока ему это выгодно.
Мой принцепс («мой бывший принцепс», – жестко поправил себя Стриж) просто умирает. Я видел его лицо – злое и жалкое одновременно. Оттон просил, почти плакал, называл меня сынком. У его величия черные круги под глазами и дрожат кончики отечных пальцев. Больной сыч в дупле. Через аномалию он ищет бессмертия или хотя бы продления собственного выморочного существования. Говорят, что тело и сознание гаснут одновременно, поэтому старики мудро и спокойно воспринимают биологический конец. Чушь! Его величие не из таких – этот будет истерично бороться за каждый вздох, за каждое биение в изношенных венах.
