Денис Ватутин - Легенда вулкана
— От макро к микро, — слабо парировал он, — но по результатам тестирования вы вряд ли протянете там больше полугода: новичкам обычно везет, но потом… Вы хотели бы стать гладиатором в Древнем Риме?
— Значит, так надо, — я поставил блок, — если бы у меня не было перспектив, то да, стал бы, хотя и не хотел. Рискнуть всем, когда терять больше нечего…
— Перспективы есть всегда, и терять всегда найдется что. Например, жизнь… Ну да что я вам тут объясняю… — Он попытался провести прямой в голову. — Еще полтора года назад я подписал бы ваши документы не глядя. — Он неожиданно отступил. — Достаточно было вашего заверенного у нотариуса заявления. Но сейчас, когда проект «Терра-3» заморожен, а я продолжаю сидеть здесь, на этом месте, я провожу тестирование очень тщательно и…
— Ой, — невольно вырвалось у меня: я посмотрел на свои ладони: они были размером с крупную сковородку! Да и кресло перестало скрипеть — оно разломилось на две половинки: я резко увеличивался в собственных габаритах, напоминая самому себе Алису в Стране чудес, с той лишь разницей, что не пил, не ел ничего подозрительного, да и веера чужого не подбирал… — Что это за хрень такая? — испуганно спросил я, заполняя пространство почти половины комнаты.
— А-а-а-а-а, — протянул он понимающе, — теперь я вижу — вы готовы: ваше макро готово стать микро. Вас переполнило энергией… В вас возникло кольцо уробороса.
Мне и вправду показалось, что сквозь меня проходит какое-то вертикальное мерцающее кольцо.
— Ладно, пойдемте.
И тут я увидел, как на фоне серого окна медленно поднимается огромный силуэт человека, с могучими широкими плечами, косматой гривой волос. Этот силуэт тоже устремляется к потолку плавным движением встающего с колен великана.
Настольная лампа начинает мерцать и наконец гаснет, неумолимо устремляясь куда-то вниз, в темноту, вместе со всем интерьером комнаты.
Словно по команде, мы синхронно вытягиваем вверх руки, и они, колоннообразные, с пучком труб-пальцев, упираются в обшитый стальными листами потолок, в котором виднеется проем квадратного люка, где проглядывают сквозь мерцающий бледно-сиреневый мягкий рефлекс облаков множество одиноких и равнодушных звезд. Их обвели карандашом и назвали богами, героями, мифическими зверями или просто символическими предметами, но повлияло ли это на них? Вряд ли…
— Конечно, повлияло, — словно в ответ говорит черный силуэт, сидящий на краю крыши вагона, рядом со мной.
Вагон мерно раскачивается, изредка постукивают эхом колеса на рельсовых стыках, и безвозвратно вдаль уносится в перспективу веретено ниточек рельсов, на которые наматываются провода линий электропередачи и одинокие фрагменты светящихся в темноте окон. Сматывается прошлое в бесконечную спираль, будто бы пряжа мойры.
— Все-таки ты меня нашел, — сказал я, как ни странно, не ощущая ни малейшего страха.
— Это неизбежно, — глухо ответил он, — наши пути пересекаются в одной плоскости, правда, только один раз в эту вечность. В другую все повторится, но немножко иначе…
— Зачем тебе понадобился трон? — спросил я с любопытством. — Зачем тебе нужна была эта эгида?
— Ты всерьез думаешь, что все это мне необходимо? — спросил он с легкой иронией. — Твой дядюшка любит наговорить про меня бог знает что.
— Да нет. — Я почувствовал, что веду себя не совсем тактично для первой встречи. — Просто он так волнуется за баланс…
— Мы все волнуемся за баланс, но волноваться за него глупо — он и есть закон.
Мне показалось, что на фоне его головы поблескивают две оранжевые искорки, словно летящие в дыму костра.
— Тебе просто пока не дано понять некоторых вещей, — продолжал он, — потому что ты пользуешься человеческими представлениями о разуме, о сознании и о материи. Человек склонен считать себя чем-то уникальным, неким итогом не суть важно чего — эволюции или божественного творения. И так, и так можно сказать, но понять — только растворившись. Убив что-то, необходимо умереть самому, для равновесия, — вот для этого есть я: я, который всегда умирает. Я, которого нет в этом мире. Я — течение энтропии. У меня все наоборот — из микро в макро. Чтобы была связь между донором и акцептором, между всей этой системой сообщающихся сосудов. Поэтому я — многолик, а они — нет. Они все разные, но отдельно.
— Я начинаю понимать… — сказал я, задумчиво глядя в убегающую ленту пейзажа.
Мне вдруг действительно показалось, что поезд стоит на месте, а по краям на невидимом транспортере проматывается пейзаж, создавая ощущение движения. Стало холодно — ветер пронизывал до самой кожи. Даже звезды, казалось, приблизились, стали крупнее и ярче.
— Мы что, все батарейки? — спросил я.
— Почему так банально? Зависит от желания. — Он легонько болтал ногами, напоминающими темные акварельные разводы. — Иерархии не существует. Змей может быть только в четырехмерном пространстве.
— Ладно, — кивнул я, — это понятно. Ты мне лучше скажи — что это за «Пантеон» такой?
— Забавы взрослых малышей, — как-то ехидно произнес он, — не бери в голову.
— Хорошо. — Я пытался закрепить доверительные позиции. — А кто же тогда убил Джованни?
— А ты еще не знаешь? — удивился он.
— Догадываюсь, — с умным видом протянул я. — Просто все как-то не до этого было…
— Да тут и догадываться нечего — все очень банально, даже неинтересно: у тебя есть все факты, их надо просто сопоставить. Ты был прав, когда решил, что это убийство — чистейшая импровизация, и, надо сказать, не очень удачная. Да и недавно была одна вещь, которая наталкивает на размышления.
— Значит, надо… — начал было я.
— Надо тебе валить отсюда, пока не поздно, — вдруг выкрикнул он и столкнул меня своей ручищей вниз, прямо с крыши, туда, в скручивающееся стальное веретено тускло поблескивающих рельсов…
— Я его видел, дядя, — пробормотал я, — он говорил со мной… он…
— Лежи-лежи: тебе нельзя сейчас разговаривать, тебе нужен отдых… главное — что ты жив остался…
Я проснулся от чьего-то пристального взгляда.
Открыл глаза, вскинул голову с подушки и потянулся за автоматом.
На меня смотрело лицо Ирины и улыбалось, она гладила меня по плечу.
Ирина сидела на моей кровати и смотрела на меня.
— Ну ты и храпишь, — сказала она с улыбкой, — я думала, это компрессор работает.
— Сколько сейчас времени, вернее, который час? — спросил я, нахмурившись.
— Почти два, — ответила Ирина, вставая с постели. Она была уже одета и приготовила немного эрзац-кофе и какие-то бутерброды.
— Ну я и сплю. — Я протер глаза руками.
— Тебе полезно, ты раненый, — сказала она, пододвинув ко мне стул и поставив на его сиденье еду перед самым моим носом.
— Я лучше встану, — сказал я, откидывая одеяло и усаживаясь на край койки. Заныл синяк на спине.
Мы позавтракали, и я изложил Ирине идею про нашу поездку к губернатору Персеполиса.
— В общем, ехать надо, а то фигня какая-то творится, — резюмировал я. — Я не думаю, что это коварная засада врагов, но внимательным надо быть предельно. Возьми с собой бластер — для красоты.
— Возьму, — сказала Ирина, — а платье у меня есть с собой…
— Не может быть! — удивился я. — Зачем тебе здесь платье?
— Оно нетяжелое, я взяла его с собой так, на память о Земле… не знаю зачем, а вот и пригодилось.
Я умылся и вышел в холл. Нога болела уже не так сильно, хотя наступать было неприятно.
Под потолком горели мертвенно-белые диодные лампы. Девушки-портье уже не было, а доблестная охрана сидела на стульях. Человек со шрамом дремал, а его напарник резался в игровую приставку.
На диване около душевых секций сидела Дронова и болтала с Аюми. Завидев меня, обе посмотрели в мою сторону.
— Доброе утро, пан Охотник, как спалось? — спросила Дронова с сальной улыбочкой на лице.
— Как мертвому, — ответил я спокойно.
Пани Аида относилась к разряду тех людей, которых ничем не проймешь: они буквально питаются любой информацией, особенно интимного свойства.
— А вам? — спросил я.
— Скучно, — ответила темпераментная пани, — никого не убили, и никто не напал.
— Надеюсь, ваши новые Охотники устроят вам настоящий триллер, — сухо сказал я.
— Боюсь, что как с вами — уже не будет, — то ли с сожалением, то ли с сарказмом сказала она.
Я спустился по лестнице в гараж, проверил дромадеров, почесал Чембу за ухом, на что он довольно тявкнул, и потрепал за гриву Ирининого альбиноса (интересно, как она его называет — ни разу не слышал).
Зачем-то постояв возле генераторного отсека и послушав мерное гудение двигателей, я вышел через маленькую дверь. Три ступеньки от нее спускались на пыльную улицу между гаражными аппарелями. Ночной город ожил после дня: прямо передо мной катились телеги, шли по делам или прогуливались люди. Изредка проезжали зарядившиеся солнечной энергией дня трициклы с пестрыми тентами. Напротив «Гладиатора» стояло несколько некрашеных лавочек, сложенных из грубо обработанного песчаника. Одна оружейная, другая — продовольственная, а перед ней было что-то вроде летнего кафе: стояло несколько столиков, укрытых блестящим противосолнечным навесом. За одним столиком сидела компания каких-то чумазых личностей и что-то шумно выпивала.
