Андрей Ливадный - Сфера Дайсона
Отпечатки ступоходов шагающих машин вели к горам и, судя по направлению, терялись в огромном, чернеющем впереди провале какой-то пещеры.
— Это похоже на тоннель, — сделала вывод Элен Райт. — Начинаем движение.
Она первой тронула с места свой «Фалангер», а следом волей-неволей пришлось двигаться и трем ведомым машинам. Их путь вел к чернеющей в нескольких километрах выше по склону округлой дыре.
Глава 4
Во мраке космоса, в невообразимой дали от обитаемых миров, медленно дрейфовала окруженная обломками, изуродованная, потерявшая первоначальную форму, бронированная сфера «Звездной Крепости».
Казалось, чудес не бывает, и уже ничто не способно повлиять на этот медленный неуправляемый дрейф огромной межзвездной станции, которая волею судьбы стала гробницей, мрачным склепом как для беглецов, пытавшихся найти спасение в иных галактических пределах, так и для тех, кто хотел это бегство прервать в угоду амбициям давно покинувшего бренный мир адмирала Надырова.
Чудес не бывает…
…Во мраке космоса вдруг вспыхнула колючая, яркая звездочка.
Шли дни, и она приближалась, росла, упрямо следуя избранному курсу, постепенно увеличиваясь в размерах и приобретая конкретные очертания материального объекта.
Это был космический корабль.
Сблизившись со станцией, он умерил сияние, исходящее от его двигательных установок, затормозил полет и наконец остановился, уравняв скорость с неторопливым дрейфом изуродованной звездной крепости.
Когда погасло сияние его ходовых секций, то в неярком свете габаритных и навигационных огней космический странник стал удивительно похож на фантастического ската, темного, приплюснутого, притаившегося на самом краю поля бесформенных обломков, которые окружали «Звездную Крепость», будто порванные бусины страшного, противоестественного по своей природе ожерелья…
* * *Они не являлись ни грабителями, ни искателями приключений, и привел их сюда не случай, не надежда на поживу и не жажда острых ощущений. Появление «Генезиса» в районе дрейфа «Звездной Крепости» стало итогом долгих, упорных и целенаправленных поисков.
Стоило посмотреть на троих членов его экипажа, как становилось понятно, что они хранят в своих душах какую-то тайну, и распростершееся на обзорных экранах поле изуродованных обломков, край которого освещали мощные прожекторы «Генезиса», сейчас живо напоминает им что-то уже виденное раньше, сугубо личное, сокровенное, но, несомненно, пережитое вместе…
Наиболее загадочным из них казался человекоподобный робот.
Морриган Блекхоуз не зря опасливо косился на андроида, пытаясь понять, что это за странная модель бытового автомата разгуливает по кораблю, производя впечатление равноправного члена экипажа.
Подобранный на орбитах Кьюига контрабандист так и не смог найти приемлемого ответа на свой вопрос. Истина крылась глубоко в прошлом и не была доступна его сознанию.
В этом смысле робот казался более восприимчив, чем некоторые из людей. Хотя металлопластиковое лицо дройда не было способно к активной мимике, но сам облик человекоподобной машины каким-то образом все же передавал свойственный людям отпечаток эмоционального состояния.
Сейчас Андор испытывал подавленность. Вид поля бесформенных обломков, растянувшегося на орбитах вокруг изуродованной станции, угнетал его точно так же, как Семена с Яной.
Кто-то спросит: разве может что-то тяготить, заботить машину?.. Нет, конечно, но Андор не являлся исполнительным механизмом в том смысле, который подразумевается под этим расхожим термином миллиардами обывателей.
Его судьба была так же жестока и капризна, как судьбы двух детей, оказавшихся заложниками противостояния Земли и Колоний.
Оказывается — в сознании машины тоже могут жить свои призраки прошлого… Глядя на уродливое ожерелье, обрамлявшее изъязвленный лазерным огнем бронированный шар «Звездной Крепости», Андор видел несколько иную картину… Воспоминания кибернетического существа, мгновенно извлеченные из долгосрочной памяти, показались бы человеку слишком яркими, реальными до дрожи:
…На несколько мгновений он ослеп — в глаза ударил отраженный от металлической равнины, красноватый свет пульсирующей во мраке космоса туманности…
Через долю секунды видеодатчики адаптировались к яркому мерцанию, и он начал узнавать знакомые очертания некоторых вершин.
Это было жуткое, жалкое и одновременно завораживающее зрелище. Огромный сфероид сиял в красном свете туманности, словно кристалл со множеством граней, составленных из сотен уродливых обломков, по сути, это было скопление хлама, собранного воедино силами гравитации. Фрагменты корпусов космических кораблей щерились безобразными пробоинами, выставив наружу остовы изувеченных механизмов или хрупкую паутину переломанных антенн…
Вечный памятник безумию войны…
Когда-то, очень давно, тут сошлись в яростной схватке два космических флота, и уничтоженная планета, все еще умирающая в виде клубящейся, кровавой туманности, была немым свидетелем и одной из многих жертв варварского безумия того боя…
Шло время, и разрозненные осколки битвы, подчиняясь законам гравитации, начали собираться вместе. Те, что имели высокие кинетические энергии, навсегда покинули систему погибшего планетоида или стали дальними спутниками кроваво-красной туманности, но основная масса кораблей со временем образовала неправильной формы шар, диаметром около ста километров.
Так в глубинах космоса возник этот мир, краткая история которого была полна трагизма беззвучных катастроф, взрывов и столкновений. Прошло много лещ, прежде чем он обрел некоторую стабильность, столкновения и взрывы почти прекратились, и новоявленная планетка закружила по эллипсу орбиты вокруг клубящейся ядерной клоаки, увлекая за собой длинный хвост более мелких обломков…
…Андору потребовалось некоторое усилие, чтобы вырваться из омута воспоминаний. Перефокусировав зрение, он повернул голову.
Семен и Яна сидели рядом в креслах за терминалами управления «Генезиса». Глядя на них, андроид испытывал смешанное чувство: они являлись для него самыми близкими существами, и в то же время, в силу своей машинной рациональности, он понимал, что их плоть не вечна и когда-то он останется один…
Воспоминания, предчувствия — все это смешивалось в уникальном, не имеющем аналогов фотонном процессоре кибернетического существа, обрабатывалось им и… превращалось в мысли, чувства, поступки.
Сейчас, глядя на Семена и Яну, он вспоминал прошлое, не в силах вырваться из его цепких объятий.
История мальчика и девочки, выросших на кладбище кораблей, могла показаться жутким бредом, вымыслом… если бы не протекала на его глазах.
…Их родители, чудом уцелевшие в страшном столкновении двух космических армад, но брошенные на произвол судьбы среди обломков великой битвы, пережили свой личный ад и погибли, не выдержав противостояния с боевыми кибернетическими механизмами, которыми в первые годы буквально кишело кладбище изувеченных кораблей.
Там не выдерживал даже металл, а сознание ломалось, гасло в считанные дни, словно пламя свечи, попавшее под порыв сквозняка[10]. Взрослые сходили с ума в жуткой реальности невыносимых будней Сфероида, так могли ли выжить маленькие дети в недрах уродливых, разгерметизированных металлических глыб, которые под действием сил взаимного притяжения медленно собирались в неправильное сфероидальное скопление?
Десять из десяти опрошенных наверняка ответят: нет.
Но ведь они выжили.
По-разному складывалась их судьба. Теперь, бросая взгляд назад, в прошлое, Андор не мог не признать, что их шансы были ничтожны, но в конечном итоге, в свершившемся факте их встречи, а затем и спасения не присутствовало никакой мистики. Жестокость обстоятельств, самопожертвование взрослых, отдавших свои жизни в их защиту, да еще — машины, одни из которых поддерживали жизнь, а другие стремились ее уничтожить, — вот факторы, что долгое время определяли их судьбу.
Мир Сфероида был жесток, и он действительно совершенно по-особенному сформировал их сознание. Как легендарный Маугли, который вырос среди волчьей стаи, Семен взрослел в обстановке кладбища полумертвых машин и вполне естественно перенял как его законы, так и ритмику жизни. Он научился ощущать скафандр частью своего тела, по сути воспринимал его как кожу. До определенного возраста мальчик никогда не видел планет и не очень верил в их существование, равно как и в миф о людях. Он думал, что изуродованный Сфероид, состоящий из сотен уничтоженных в битве кораблей, и есть мир, Вселенная, а человек, которого он называл отцом, — единственное живое существо среди хаоса покореженного металла.
