Алексей Корепанов - Рулевой с «Пинты»
Обзор книги Алексей Корепанов - Рулевой с «Пинты»
АЛЕКСЕЙ КОРЕПАНОВ
Рулевой с «Пинты»
— Так… Кажется, дожили до галлюцинаций. Рановато…
Рогожин оторвался от инфраспектрометра и встревоженно обернулся.
— Что такое?
Бойко стоял спиной к нему, подняв плечи и подавшись к экрану, словно намереваясь пробить его головой и выглянуть в пустоту.
— Что такое? — нетерпеливо повторил Рогожин, попытался подняться, но сразу это ему не удалось — мешала стоящая почти впритык к креслу тумба экспресс-регенератора. И экрана он почти не видел, экран был скрыт за широкой спиной командира. — Летающая тарелка?
— А вот сам посмотри, — сдавленным голосом ответил Бойко, тяжело упираясь руками в наклонную панель дубль-пульта, словно мог упасть, лишившись опоры. — Вместе погаллюцинируем.
Рогожин, наконец, выбрался из кресла и сделал два шага к экрану, дважды простучав магнитными подошвами по бежевым квадратам пола отсека управления. Третьего шага не вышло — Рогожин едва удержал равновесие и замер, издав какое-то невнятное восклицание.
«Космозавр» плавно несся в зоне свободного полета между орбитами Земли и Марса, и от Земли было уже, а до Марса еще далеко, и пусто было в пустоте — ни кометы, ни метеора, ни какой-нибудь неизвестной земным астрономам планеты; только сновали в разные стороны невидимые радиоволны, только мчался звездный свет, только беззвучно боролись, мяли друг друга в объятиях гравитационные поля, да вихри времени, разрастаясь и сжимаясь, катились колесом, растекались ручьями, сплетались клубками, неведомые и недоступные пока никаким приборам.
Кто придумал название «Космозавр», сказать было трудно, но оно неожиданно прижилось — и задолго до окончания монтажных работ на околоземной орбите в репортажах зазвучало это тяжелое, неуклюжее и вместе с тем какое-то скользящее слово. Возможно, оно было протестом против набивших оскомину «Венер», «Марсов» и «Космосов», возможно — вызовом бесчисленным «Альбатросам», «Лебедям», «Искателям», «Вихрям» и «Покорителям», с прошлого века заполонившим страницы научно-фантастических книжек. Впрочем, название вполне подходило этому многотонному, неповоротливому на вид агрегату, обликом своим являющим причудливый гибрид телебашни, ветряной мельницы, радиотелескопа, самоходного комбайна и тысячекратно увеличенной бытовой электромясорубки.
Однако после пуска двигателей это сооружение очень изящно сошло с околоземной орбиты и, наращивая скорость, заскользило прочь от Земли, возвестив миллионам телезрителей своими вспыхнувшими дюзами о начале третьей марсианской экспедиции. И потянулись минуты, часы, сутки полета…
— Выручай, бортинженер, — сипло сказал Бойко, не сводя глаз с экрана. — Где там твоя медицина?
Рогожин сбросил оцепенение, довольно уверенно пересек отсек, остановился рядом с командиром и тоже уперся одной рукой в дубль-пульт, а другой с усилием потер подбородок.
— Космическая мышь… — пробормотал он.
Бойко мельком посмотрел на него и вновь повернулся к экрану. Сдвинул брови, переступил с ноги на ногу, клацнув подошвами.
— Думаешь? А может, рулевой с «Пинты»?
Рогожин оставил подбородок в покое, протянул в раздумье:
— Не-ет, Андрюша. Наверное, все-таки мышь. Нас же двое, да и срок…
— А что же тогда в роли мыши? — возразил Бойко. — Обшивка-то гладкая и голая, как… На ней же нет ничего, и прилипнуть там нечему.
— Не знаю, — пожал плечами Рогожин. — Можно эмпирически. Прогуляться по свежему воздуху.
Рулевой с Колумбовой «Пинты» однажды явился путешественнику Слокому, совершившему в девятнадцатом веке в одиночку кругосветное плавание на яхте. Как-то раз, выйдя из каюты, путешественник обнаружил, что за штурвалом стоит человек в широкой красной шапке, свисающей петушиным гребнем над ухом, с лицом, обрамленным густыми черными бакенбардами. «Сеньор, — сказал незнакомец, приподняв шапку. — Я не собираюсь причинять вам зло… Я вольный моряк из экипажа Колумба и ни в чем не грешен, кроме контрабанды. Я рулевой с «Пинты» и пришел помочь вам… Ложитесь, сеньор капитан, а я буду править вашим судном всю ночь…»
Другой случай произошел гораздо позже. Когда вахта на орбитальной околоземной станции «Салют-7» близилась к концу, космонавты Лебедев и Березовой, работая у пульта, неожиданно увидели у дальнего вентилятора самую обыкновенную мышь с острой мордочкой и длинным хвостом. «Мышью» оказалась салфетка, которая попала на решетку вентилятора, где ее скомкало воздушной струей.
Эти случаи были увековечены в справочниках. Бойко и Рогожин имели представление о защитных реакциях психики в условиях длительного одиночества и сенсорной недостаточности — об этом позаботились психологи в период предполетной подготовки. Бойко и Рогожин были, в общем-то, готовы к неожиданностям на марсианской трассе — две предыдущие экспедиции дали специалистам достаточно пищи для размышлений. Но третья марсианская отсчитывала только первые месяцы…
— Подышать свежим воздухом, — задумчиво повторил Бойко, поглаживая бритую голову. — Сколько до связи?
Рогожин поддернул рукав комбинезона, посмотрел на квадратный циферблат, где пульсировали изумрудные черточки меняющихся цифр.
— Двести двадцать шесть. Почти четыре часа. А насчет медицины… Надо проконсультироваться с Землей.
— Так, принимаю решение. — Бойко, наконец, отвернулся от экрана и теперь деловито смотрел на Рогожина. — До связи никто никуда не прогуляется. После связи тоже. Если уж… — Он запнулся и нахмурился. Проверим манипулятором. А вообще, Сережа… Что ты там видишь?
— Где? — осторожно спросил Рогожин.
— Ага. — Бойко прищурился. — Уточняешь? Ладно, бортинженер. На обшивке третьего вспомогательного двигателя. Вон там.
Он, не глядя, ткнул пальцем в экран. Забортная телекамера исправно показывала черное пространство, колючки звезд, освещенную солнцем длинную решетчатую ферму, холодно отливающую стальным блеском, и закрепленную на ее конце шестиметровую тускло-серебристую сигару вспомогательного двигателя, который ни разу еще не включался с начала полета.
— Все правильно, — вздохнул Рогожин. — Именно на обшивке третьего вспомогательного. В белых одеждах.
— Вот-вот, — подхватил Бойко, вновь поворачиваясь к экрану. — На ангела похож. Только без крыльев. Или они у него под этими самыми белыми одеждами. Веришь в ангелов, Сережа?
— «И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны…» Да как тебе сказать?.. Не приходилось встречать.
— Вот и пришлось. — Бойко шумно выдохнул, стукнул кулаком по пульту. — Все. Меняю решение. Четыре часа нам не высидеть — это факт. Судя по всему, видим мы с тобой одно и то же: некто в белых одеждах, внешне похожий на человека, как минимум пять минут сидит на обшивке нашего двигателя. К нам лицом. Так?
— Согласен. Только уточню: мы видим нечто, похожее на человека в белом, сидящего на обшивке лицом…
— Ну да, я это и имею в виду, — перебил Бойко. — Повторяю: четыре часа нам не высидеть. Значит, попробуем затащить это нечто манипулятором в грузовой отсек — если нет там, на обшивке, ничего — значит, нет, — а при связи докладываем и пусть медики собираются и дают свои добрые советы. Или консультируются с патриархом. Согласен?
Рогожин вновь принялся за подбородок.
— В общем… попробовать можно. Не исключено, что в результате нашей возни галлюцинация исчезнет. Так что есть смысл.
— Тогда готовь манипулятор, — бодро скомандовал Бойко, — а я уточню ориентацию.
Они минут десять занимались своими делами в разных концах отсека, умышленно избегая смотреть на экран. Сухо позвякивал таймер на основном пульте, словно вздрагивая от какого-то предчувствия; шуршал и посапывал в полудремоте криогенный насос.
— Готово, — доложил Рогожин. — Открываю створки.
— Сидит, — вздохнул Бойко. — Давай, Сережа.
На экране было видно, как суставчатая конструкция, выскользнув из бока «Космозавра», протянулась в сторону вспомогательного двигателя, пошевеливая механическими пальцами, — и замерла на полпути, потому что Рогожин, словно обжегшись, отдернул руку от клавиш управления.
— Космический ангел покинул свой пост и движется прямо на телекамеру, — прокомментировал Бойко. — Ты то же самое видишь?
— Да. Если он постучит своим ключом от бездны по объективу и раскокает…
— Сережа, — мягко сказал Бойко и отрешенно опустился в кресло. — Верни-ка манипулятор на место и оставайся сидеть, где сидишь. Будем ждать связи, и пусть психологи…
Он вдруг попытался подняться, но не поднялся, только с металлическим звуком поскреб подошвами по полу, а Рогожин вновь издал невнятное восклицание.
— А теперь что ты видишь, Сережа? — слабым голосом спросил Бойко.