Алексей Корепанов - Зона бабочки
Обзор книги Алексей Корепанов - Зона бабочки
Алексей Корепанов
Зона бабочки
1
Вокруг царила сплошная тьма, будто в первый день творения, когда земля была безвидна и пуста. Или словно внутри «Черного квадрата» Малевича, где негры ночью грузят уголь…
Гридин усмехнулся, отметив про себя, что и в этой новой и совершенно неясной, в прямом и в переносном смысле, ситуации не утратил привычку мыслить образно. И это не могло не радовать. Возможно, насчет погрузки угля темнокожими он и переборщил, потому что в черноте не раздавалось ни звука, — а те вряд ли смогли бы работать бесшумно, — зато с первоначальным библейским мраком все было точно: тьма кромешная не только заполоняла все вокруг, но и вверху, над головой, оказалась непроницаемой. Ни луны, ни звезд — поскольку сотворил Господь эти светильники небесные только на четвертый, кажется, день.
Впрочем, сравнение с Первой книгой Моисеевой в данном случае все же хромало: совсем недавно звезд в небе было сколько угодно, и луна присутствовала, и эта умилительная картина отлично просматривалась из кабины вертолета.
Кстати, о вертолете… Гридин прислушался, но не уловил ничего похожего на удаляющийся рокот. Высадив его, пилот вместе с машиной исчез, будто растворился в этом всепоглощающем мраке.
«Прошляпил, Герман, — упрекнул себя Гридин. — Прозевал. Мог и по голове получить на прощание. Например, пустым пластиковым стаканчиком. От пилота, для проверки реакции…»
Это он, конечно, преувеличивал. Пилот, действительно, мог бы позволить себе такую шалость — на удачу. Только он, Герман Гридин, успел бы уклониться в ста случаях из сотни.
Как бы там ни было, но вертолет, высадив пассажира, улетел, и теперь стоило подумать о том, что делать дальше. Хотя — что можно делать в такой темнотище, не имея при себе никаких источников освещения? Нет, разумеется, отправиться в путь прямо сейчас — не проблема, но сколько будет потрачено лишней энергии… Лучше все-таки дождаться рассвета. А рассвет здесь обязательно должен наступить — в противном случае, ему, Герману Гридину, не забыли бы дать фонарь. Хотя бы подствольный.
Левой рукой он ощущал сквозь тонкую ткань куртки висящую под мышкой кобуру с пистолетом. Это был единственный его груз. Ну, и запасной магазин на семнадцать патронов во внутреннем кармане. Скорпион обещал пособить с дополнительным боекомплектом, коль понадобится, и Гридин ничуть не сомневался в том, что Скорпион выполнит обещание. Десять лет совместной работы — срок солидный, и не припоминалось случая, чтобы Скорпион не сделал того, что мог. Если мог.
Сволочное этакое словечко: «если»…
На сверхготовность Гридин пока себя не настроил — после высадки прошло всего ничего, и пункт назначения был, как ему говорили, совсем не близко. Поэтому донесшийся из глубин супрематического «Черного квадрата» голос оказался для него неожиданностью.
— Кто ты? — спросили из темноты.
Голос был то ли мужским, то ли женским, и не очень внятным.
— А ты? — не нашел Гридин ничего лучшего, чем ответить вопросом на вопрос.
— Ты чужой…
Эти два слова еще не успели стихнуть, а Гридин уже падал, заученным на всю жизнь движением выхватывая пистолет. «Молнию» на куртке он, как всегда, приступая к заданию, застегнул только до груди, и кобуру держал открытой.
Выстрелы прозвучали на удивление приглушенно, словно темнота была забита ватой, — один, и сразу за ним второй. Двух вполне должно было хватить — уж в чем-чем, а в собственной меткости Герман не сомневался. Промахов ни на тренировках, ни на заданиях у него не случалось.
Он лежал на животе, не выпуская из руки свой безотказный «глок», мимоходом отметив, что под ним не трава, не песок и не камни, а что-то подобное гладкому, не слишком податливому поролону или резине. Лежал и выжидал, не донесутся ли из темноты стоны или ругань. Стрелял он заведомо по ногам, не ставя целью убивать до смерти — хоть и совсем ничтожной была вероятность того, что там, в черноте, находится именно тот, кого совершенно нежелательно валить наповал. Но кто знает, как в действительности могло обстоять дело — рисковать не стоило.
Правда, сирена молчала, но мало ли что… Может, и не собирались убивать, просто повязали бы по рукам и ногам. Но он-то прибыл сюда вовсе не для того, чтобы его вязали. Можно было называть это чутьем, а можно — опытом, и такое чутье-опыт подсказывало Гридину, что он поступил правильно. Даже если абсолютно уверен в себе, не следует пускаться в разговоры с тем, кого не видишь. Это чревато трагическими последствиями. Просто не успеешь среагировать.
Примеры были.
«В полдневный жар в долине Дагестана с свинцом в груди лежал недвижим я…».
Это Лермонтов про Саню Столярова. Не в Дагестане, правда, было дело, а гораздо восточнее… и южнее… — но какая разница? «С свинцом в груди» — вот что главное. И ящерицы, ящерицы вокруг, тьма-тьмущая ящериц… А Вагиз, Канатоходец, — так его прозвали еще чуть ли не в века Трояновы. Не в полдневный жар, а на рассвете, и, опять же, не в Дагестане, а в другом месте…
У каждого из погибших сотрудников группы «Омега» был свой Дагестан.
Привычно вспомнилось: «Я есмь Алфа и Омега, начало и конец»[1] — и комментарий не боявшегося ничего Скорпиона. «Возможно, Господь и вправду альфа, — усмехался Скорпион, — но с омегой он пролетает, парни. Омега — это мы, и мы — круче!». Ну прямо типичный инструктор в стандартном америкосском кинодерьме. Хотя говорил Скорпион искренне. И имел на то основания.
«Омега» — последняя буква. Последний шанс, когда другие возможности уже исчерпаны.
У Гридина неожиданно заныло где-то между лопаток, но почти тут же все прошло.
Так ничего и не услышав, он полежал еще немного, сосредоточившись, настраивая себя, а потом по-змеиному пополз в ту сторону, куда ранее послал две пули. Пистолет по-прежнему был продолжением его правой руки, хотя в этом уже не было необходимости — теперь Гридин знал наверняка, что опасности нет. Во всяком случае, здесь и сейчас.
Но береженого, как говорится… Не в собственной ведь квартире, и не на даче у Лешки Волкова — еще не пообвык.
Поверхность, по которой он полз, была все такой же «поролоново-резиновой», но это не имело никакого значения и никак не влияло на выполнение задания. Иначе ему, Гридину, обязательно указали бы при инструктаже на эту местную особенность. Или особенность местности. А вот то, что он, следуя туда же, куда улетели пули, так никого и не обнаружил, значение имело. Очень даже. То, что рассказывал ему Скорпион, готовя к заданию, похоже, подтверждалось. Нет, сомнений, разумеется, и так не возникало, но всегда лучше убедиться самому.
Работать здесь было можно.
Ничего и никого…
Герман поднялся на ноги и убрал пистолет.
«Будем считать, что это стандартный вопрос на дальних подступах, — сказал он себе. — Меня засекли, распознали как чужого и, вероятно, готовятся встретить уже там, на месте. Что ж — всегда готов!»
Это не было бравадой, это была констатация факта. В течение всей чертовой дюжины с лишним лет в «Омеге» он, Герман Гридин, действительно был всегда готов. И не подводил.
Да и разве мог он подвести — с таким-то именем!
Герман Георгиевич Гридин — гранитно, железобетонно, твердокаменно, зубы сломать можно. Поэтому и прозвище у него было соответствующее — Командор. Да-да, тот самый, который статуя, «каменный гость». Который руку до смерти пожал жеребцу Дон Гуану, хотя не руку надо было сжать этому раздолбаю с безупречной эрекцией, а другую часть тела…
Деда Германа по отцовской линии звали Григорием Гавриловичем, отец был Георгием Григорьевичем — тоже сплошные непробиваемые «г». «Гришка, гад, гони гребенку — гниды голову грызут»… Отец традицию поддержал, окрестил сына Германом. Причем имя взял не с потолка — мог ведь и Глебом наречь, и, не дай бог, Герасимом, и Геннадием. Назвал в честь любимого артиста, Олега Стриженова, сыгравшего роль злополучного инженера в старом кинофильме «Пиковая дама». Саму повесть Пушкина Георгий Гридин не читал и был не в курсе, что инженера звали Германном. С двумя «н». И не имя это было, а вроде фамилия. И хорошо, что не читал — Германа Гридина вполне устраивала одна буква «н» в собственном имени.
Он окончательно решил оставаться на месте и уселся по-турецки, положив ладони на расставленные колени. Вокруг было тихо. Если кто-то и притаился неподалеку, то ничем себя не выдавал.
…Мрак исчез мгновенно, словно по чьей-то команде, сменившись светом. Правда, свет был так себе, не ярче, чем от маловаттной лампочки, но все-таки… Утро сменяет темноту по-иному, оно не набрасывается, а подкрадывается, постепенно вытесняет ночь. Однако такая повадка присуща ему где-то там, но не здесь. Ничего не попишешь, аномальная зона есть аномальная зона. И совсем не факт, что это именно утро.
