Александр Зорич - Консул Содружества
Обзор книги Александр Зорич - Консул Содружества
Александр ЗОРИЧ
КОНСУЛ СОДРУЖЕСТВА
Глава 1
РЯДОВОЙ ВТОРОГО КЛАССА
We have the ship, and we have men,
And we have money too…[1]
Нарастающая вибрация, которая чувствовалась даже, сквозь амортизированную экоброню, говорила о том, что командование все-таки решилось перейти к активной фазе операции. Крейсерский транспорт «Румба» подрабатывал импульсной тягой, в последний раз оптимизируя параметры десантирования.
Через несколько минут оптимизация завершится. Десантные катера будут катапультированы точно в яблочко – зону L. От перегрузок в глазах померкнет свет, в ушах заревут голодные демоны смерти. Сегодня они нажрутся досыта.
– Джентльмены! С нами – четыре свежих бифштекса с кровью. Командование еще не видело их в деле. А потому – не считало необходимым знать их имена. Мы звали их номерами. Вы догадываетесь, о ком идет речь. Номера GAI-7036[2], GAI-7037, GAI-7039, GAI-70412.
GAI-7039 – это я.
Произносится «Гай Тридцать Девятый» («семьдесят» отбрасывают, это код батальона, что толку его повторять?). Хотя надо бы не «гай», а «джи-эй-ай», как объяснил мне один коренной землянин с Лос-Анджелесских островов.
Остальные номера – рекруты моей вербовки. Два пробела в нумерации тоже пришли в учебную роту вместе со мной.
Гай Тридцать Восьмой – стройный паренек из центаврианского сословия йориров. Мастер был художественной резьбы по мясу, татуировки стало быть. Изукрасил пол-учебки сисястыми русалками, свастиками и девизами вроде «Порок – это удовольствие, которое не надоедает» или «Бог – это победа!». Он был старше меня на два биологических года. Расстрелян за трусость перед лицом условного противника, проявленную во время учебной тревоги.
Гаю Сороковому по удивительному совпадению было ровно сорок лет – баснословный возраст даже для бронесил, не то что для штурмовой пехоты. Погиб во время тренировочного десантирования на Альфанге.
Официальная причина гибели – разгерметизация экоброни. Ходили слухи, что он поднялся в полный рост на ползковом треке, прямо перед боевыми пулеметами сержантской команды. Зачем он это сделал?
– Номер GAI-7036!
– Сениор! Номер GAI-7036 здесь, сениор!
– Назови свое полное имя.
– Сениор! Антонио Страда, сениор!
– Вы слышали, джентльмены? Поприветствуем Тони, самого тяжелого бойца в рядах правительственной штурмовой пехоты!
Захлопали и засвистели довольно оживленно. Рядовой первого класса Зигфрид Рунге выдудел что-то из своей губной гармошки.
Вообще-то играть Зигфрид не умеет – даже «хэппи бёздэй ту ю» не может сыграть не сфальшивив. Да и гармошка та еще. На Марсе в похожие штуки дуют обычно болельщики на метабольных матчах. Звук – тошнотворнейший.
– Номер GAI-7036!
– Сениор! Номер GAI-7036 здесь, сениор!
– Отставить «номер». Отныне ты – рядовой второго класса Страда. Для меня и для нашего взвода – Тони Сицилия. Твой позывной – Этна. Введи новые данные в милитум. Пароль доступа – один-девять-во-семь-ноль-ноль-четыре-семь-семь.
– Сениор! Так точно, сениор!
– Без первого «сениор». Понял? Повтори.
– Так точно, сениор!
– Номер GAI-7037!
– Сениор! Номер GAI-7037 здесь, сениор!
– Назови свое полное имя.
– Сениор! Чентам Делано Амакити, сениор!
– Поприветствуем рядового второго класса Амакити, джентльмены! Клянусь шевронами, это самый молчаливый пехотинец в Пространстве! Теперь ты – Чен Молчун. Твой позывной – Меч-рыба. Введи новые данные в милитум. Пароль доступа – один-девять-восемь-нолъ-ноль-четыре-семь-семь. —
Пароль был такой же, как и у Тони. Интересно, все сержанты такие ленивые или только наш? Наверное, и мой пароль…
По поводу Амакити у взвода особой реакции не было. Он с самого начала держался очень замкнуто. Только один раз, когда Заг в своей манере прицепился к нему с расспросами «насчет вест-японских баб, у которых, говорят, это дело поперек», Амакити соизволил сказать нечто неуставное.
Заг хотел было применить свое излюбленное оружие – кулак размером с голову. После чего выхватил от вест-японца таких пенделей, что только боязнь разбирательства на уровне полка удержала Зага от того, чтобы обратиться в госпиталь. Два треснувших ребра он заращивал походя, как собака.
Теперь моя очередь. «Номер!» – «Сениор-твою-мать, раздолбай номер такой-то, твою-мать-сениор…» – «Имя!» – «Серж ван Гримм, прозванный марсианскими девочками Страходуем, а за что – не скажу». Как обычно, короче.
– Серж ван Гримм, для тебя я припас пару особых слов. Скажу честно: лучшее, что ты можешь сделать, – подставить свою цельнолитую башку за своего командира. Тогда тебе повесят посмертный «Огненный Крест», а матушка твоя получит правительственный пансион и будет ходить на золото всю оставшуюся жизнь. Потому что твои геройства из личного файла наводят меня на интересные мысли. Думаю, трибунал тебе обеспечен…
Тут включилась ротная связь, и поток сержантских пророчеств благополучно прервался. В наушниках зачирикал наш лейтенант. Двухминутная готовность, вот ведь как, оказывается.
– Рядовой второго класса ван Гримм!
– Я, сениор!
– Поговорим позже. Будешь Сержем Прозвище можешь выбрать сам. Быстро!
– Сениор, я полагаю, вы правы, сениор. Трибунал мне обеспечен, сениор. Самое подходящее прозвище для меня – Висельник, сениор!
Кое-кто из наших позволил себе тихонько реготнуть.
– Отставить! В моем отделении не было и не будет дохлятины! Это пусть у Феликса служат разные «зомби», «лазари», «лешаки»! У меня в отделении – крепкая закваска! Мне нужны живчики! Барракуда! Ты понял меня? Серж Барракуда! И чтобы в бою ты дрался так, как дрался в учебной роте! Двадцать две потасовки! Вы слышали, джентльмены?! Этот моральный урод однажды разогнал семерых танкистов! В одиночку! И чем?! Обломком антенны, который он вывернул из танковой башни! Он спасся от распыла только потому, что все семь жестянщиков были под кайфом! Дознавателям оставалось только развести руками! Барракуда!!!
– Я, сениор!
– Если ты просрешь та-акое прозвище, я отправлю тебя в линейную пехоту! В дезактиваторы! В говнососы! Трапперов гонять! Ты понял?!
– Да, сениор! Благодарю за доверие, сениор!
Позывные четвертого свежеиспеченного рядового по имени Георгий я прослушал, потому что возился с милитумом своей экоброни. Пароль был тем же самым, что у Антонио-Тони и Чентама-Чена. Один-девять-восемь-ноль-ноль-четыре-семь-семь.
Лазерный проектор выбросил на внутреннюю поверхность смотрового окошка экоброни, справа, полную информацию по взводу.
Нас – двадцать три. У Георгия позывной – Пальма, у меня – Клык.
Надо полагать, Георгий получил прозвище Джо Папуас.
Ага, точно – его и получил. На что еще могло хватить фантазии нашего сержанта? Правду говорит народная мудрость – «Кто в армии служил, тот в цирке не смеется»…
– Захлопнуть шлемы!
Укол в шею – это экоброня ввела стимуль, – и Сразу же вслед за ним– обмотки магнитной катапульты аж взвизгнули! – мы начали! – мы начали! – пошли! – ма-мааааааааа!..
Это позже я узнал, что график операции пополз по швам, когда наш катер, наши крохотные по меркам воздушно-космических сил «Пунцовые губки» в первый раз поцеловались с атмосферой Глокка.
А тогда, под семикратной перегрузкой, разглядывая в дюйме от своей переносицы стайку размазанных ускорением инфузорий пси-происхождения и вслушиваясь в рев демонов смерти – что я мог знать? Что я мог знать, если даже имя свое от страха позабыл?
Потом подействовал стимуль.
О! Я – тигр! Я – орел! Я – барракуда! Барракуда? Да-а!.. Серж Бар-ракуда!.. Супер-Барракуда!.. Мега-Барракуда? Барракуда форевер!
Я, скорее всего, запел. По крайней мере, рот мой был широко распахнут. И очень зря. Зубы мои лязгнули так, что пол-языка могло бы остаться аккурат на смотровом стекле. Хорошо, что у меня язык крепкий, а зубы – обычные, натуральные.
– Пошли!
Ох и красиво же раскрывается десантный катер! Будто бутон лилии или какой другой розы-мимозы. Только побыстрее, побыстрее…
Поднялись керамитовые плиты, кое-где присобираясь гармошкой, кое-где – проворачиваясь-доворачиваясь и вытягиваясь по сторонам вверх. Как лепестки.
Одновременно с этим выплеснулись вверх на телескопических мачтах и сориентировались по сторонам света рокет-автоматы – наше непосредственное прикрытие. Точь-в-точь – тычинки с увесистыми коробочками пыльцы.
Потом шесть секций десантного отсека вывернулись из нутра «Пунцовых губок», и все мы посыпались в близкую изумрудную траву с экзотическим синеватым проблеском.
Это заняло меньше пяти нормативных секунд, а вокруг нас, на почтительном удалении в два-три километра, уже бушевал огонь. Вырезанные низовыми взрывами грандиозные пласты местного матерого дерна, теряя на лету клочья пылающей травы, поднимались в воздух. Переворачивались. Разваливались на куски. Осыпались пылью.
