Софья Ролдугина - Зажечь звезду
Кажется, она видит не только момент возникновения волшебства, но и само заклинание в действии… причём не переходя на другие уровни восприятия. Хотелось бы знать, это индивидуальная способность Хани, или любые сёстры Иллюзиона могут так? Ох, видимо, список вопросов к Айне увеличился на один пункт.
– Ты можешь показать границу?
Девочка сощурила глаза, оглядывая пространство. Потом сделала несколько уверенных шагов и взмахнула рукой:
– Здесь. Дальше искр нет, пусто.
Вот как! Значит, она может увидеть только активированные заклинания.
– Правильно, – медленно кивнула я.
Ками покрутил пальцем у виска:
– Искры, запахи… Вам что-то в колу подмешали, девочки из Салема?
– Я за обедом сок пила, ты разве не помнишь? – на полном серьёзе ответила я, любуясь выражением демонстративного бешенства на лице Ками. Ишь, как глазами вращает. Нет, в нём определённо пропадает великий актёр. – Да ничего особенного не случилось, Ками. Хани разглядела моё заклинание, только и всего.
– Заклинание? – округлила глаза юная равейна. – Это что, правда? А они всегда так выглядят? А почему пахло лимонами? А Ками действительно не видел? А когда я успела этому научиться? А ещё что-нибудь смогу сделать? Ой… – Она виновато оглянулась на парня. – Я зря спросила, да? Это секрет был?
– Не волнуйся, – успокоила её я. – Ками в курсе, в некотором роде. Так уж получилось. Насчёт ответов… Да, это было заклинание. Выглядят они по-разному, у всех равейн восприятие индивидуально. Я, например, то же самое заклятие вижу как узор из нитей. Такое кружево… Очень красиво, между прочим. А ты – как свет и запах. Учиться? Нечему здесь учиться. Единственный путь для равейны – это самосовершенствование. То есть можно, конечно, подогнать теорию, но главное – творческий порыв. Ну, как поэт пишет стихи лучше, когда знает про виды рифм и размеры, но главное-то – талант и практика.
– Даже творческим людям нужна теория, – недовольно буркнул Ками. Ему эти разговоры про магию явно не нравились. Хотя тогда, в кафе, он слушал с удовольствием. Может, дело в том, что сейчас парень чувствует себя исключённым из нашей компании? – Без учёбы никак. Много нарисует художник, который не владеет техникой? И что это будут за картины? Мазня? Нет, ну разные гении-таланты могут и сами научиться, но почти нереально – изобрести все велосипеды заново, да и времени это отнимет до чёрта…
– Ну, Кайл, подумай сам, какое может быть обучение, если мы даже заклинание видим по-разному? – терпеливо вздохнула я. – Максимум, что в моих силах – сотворить магию и дать Ханне в ней разобраться. Самой. А что касается изобретения велосипедов и иже с ними… От подобного предохраняет память матерей.
– А это что такое? – тут же влезла Хани.
Я с сожалением оглянулась.
– Потом расскажу. Знаете, ребята, мне не кажется, что болтать о таком, стоя посреди улицы, – хорошая идея. Может, найдём место поуютнее? Да, и домашним надо сообщить, что задержимся. Что скажете?
Ками задумался.
– Ну, к тебе мы вряд ли пойдём – что-то я не горю желанием увидеться с нашим красавчиком Диком. Красавчиком диким, хи… Ханна тоже не ждала гостей, так? – дипломатично переспросил он. Девочка покраснела, пролепетав что-то про заболевшего отца. – Кафе на этот раз тоже не прокатит, разговор будет долгий. Короче, предлагаю завалиться ко мне. Клара не будет против, да и телефон у нас есть. Кстати, я здесь недалеко живу.
– Это точно будет удобно? – переспросила я. Навязываться в гости на ночь глядя не хотелось, но такие разговоры не откладывают, а на улице я чувствовала себя по меньшей мере неуютно. Конечно, заклинание никуда не исчезает, но в доме, даже чужом, и стены помогают.
– Да без проблем, – отмахнулся Кайл. – Клара меня обожает, а мистер Кларсен у этой дамочки под каблуком. Так что все о’кей.
– Тогда идём, – согласилась я. – Хани, а ты-то сможешь задержаться?
– Да, – коротко ответила девочка. – Не думаю, что папа заметит, даже если я вообще не приду.
– Не говори так, – мягко возразила я. – Он наверняка тебя любит, просто сейчас твой отец действительно болен. Но когда-нибудь ему станет лучше.
Хани отвернулась.
– Эй, ну вы идёте? – нетерпеливо крикнул Кайл от поворота. Я осторожно подхватила Ханну под руку и последовала за ним. Плечи девочки чуть вздрагивали. От холода ли?
Миссис Кларсен оказалась невысокой худой женщиной с обесцвеченными волосами. Внимательный прищур, сурово поджатые губы, ранние морщины на лбу и в уголках глаз – всё говорило о том, что в жизни ей пришлось нелегко, и в первую очередь от этого пострадал характер… и мистер Кларсен. Он тоже подошёл к двери, чтобы поздороваться с друзьями приёмного сына – полный, уже пожилой мужчина среднего роста с жидкими волосами, зачёсанными вбок, чтобы скрыть пробивающуюся лысину. Взгляд у него был потухший, как у человека после очень нудного и долгого рабочего дня. Постояв немного у входа и кивнув в знак приветствия, отчим Кайла удалился, оставив жену разбираться с гостями.
– Добрый вечер, Ками. Ты сегодня поздно, – бросила миссис Кларсен, оценивающе разглядывая нас с Ханной. Особенно долго её взгляд задержался на моих вызывающе распущенных волосах. Наверное, нечасто здесь видят такую гриву – ниже талии, да ещё аккуратно уложенную. Спасибо маминой магии. – Твои подружки?
– Ага, сразу обе. Ханна и Найта, к твоим услугам. Знаешь ведь, какой я сердцеед… – Если бы у Ками были лисьи уши, он бы сейчас точно одно опустил. – Девочки, это Клара, знакомьтесь. Привет, мам. Ты сильно устала после работы?
– Денёк был трудный, – кивнула она. – Этот идиот-директор, ну, Куст, опять наворотил дел. В тот раз он завалил речь перед иностранными партнёрами, перепутав Австрию с Австралией, теперь не глядя подмахнул бюджет… А кому приходится вытягивать ситуацию? Правильно. Ату, Клара! Честно говоря, я думала, что дурнее старого папаши не найдёшь, но Куст-младший его переплюнул. Династия, мать её.
Во время этой прочувствованной речи я не удержалась и хихикнула: теперь понятно, от кого Кайл перенял манеру общения.
– Короче, ты уходишь отдыхать, – подвёл итог Ками. – Понятно. Получается, гостиная занята. Ладно, моя комната тоже сойдёт, надо только захватить бутерброды и чего-нибудь запить.
– Сынок, ты что, какая мать позволит своему чаду питаться всухомятку? – патетически провозгласила Клара, сцеживая зевок в ладонь. И неохотно добавила: – Мы за здоровую пищу… Иди, что ли, разогрей пиццу.
Я сдавленно хрюкнула, глотая смешок. Определённо, миссис Кларсен – это нечто.
– Ну, как скажешь, – с притворным огорчением согласился Ками, прыгая на одной ноге в бесплодных попытках сдёрнуть ботинок. Шнурки развязать парень не удосужился. – Так, девушки, проходите вон за ту дверь, там будет диван, Билли и телефон. – Ботинок наконец-то поддался и отлетел в угол, где уже лежал другой. – Вам нужен телефон, так что смотрите не перепутайте. Я за пиццей! – Он махнул рукой и понёсся по коридору галопом – видимо, на кухню. Миссис Кларсен ещё раз зевнула, пробурчала нечто среднее между «чувствуйте себя, как дома» и «я сваливаю» и последовала за сыном.
Со звонками мы разобрались быстро: у Ханны трубку так никто и не снял, а мне ответил мистер Грэймен, равнодушно отнёсшийся к тому, что я задержусь. Затем Ками просунул лохматую голову в комнату и позвал нас наверх.
– Располагайтесь! – Он широким жестом бросил куртку на кресло. – Мои шикарные апартаменты.
– Да уж, – пробормотала я, с осторожностью обходя горы книг на полу.
Комната Ками оказалась… примечательной. Впрочем, странно, если бы это было не так.
В дизайне интерьера преобладало два цвета – чёрный и серый. Чёрная рельефная краска на стенах, угольного цвета потолок с наклеенными звёздами из фольги, коврик, смахивающий оттенком и фактурой на волчьи шкуры, и такое же покрывало на кровати. Два книжных шкафа и платяной, стол для компьютера, стул и два кресла – всё непроглядно-тёмное, как январская ночь. И везде разложены книги: стопками, баррикадами, развалами, неустойчивыми башнями, увенчанными немытыми кружками и смятыми бумагами. На столе – некое подобие порядка. Тетради и учебники разложены по разным углам, карандаши смирно отбывают службу в стаканчике, не пытаясь уйти в самоволку.
Между монитором и кактусом, покрытым нежно-голубыми цветочками, стояла фотография в металлической рамке. Я хотела рассмотреть получше, но Ками буркнул: «Извините» и быстро положил её лицом вниз.
– Это старая, всё забываю выкинуть, – равнодушно пояснил он. – Мне не нравится, как я на ней получился. Урод уродом.
Парень улыбнулся как ни в чём не бывало и плюхнулся на сиденье, положив одну ногу на подлокотник, всем видом своим показывая, что ничего особенного не произошло. И почему-то мне показалось, что лучше бы нам притвориться, что мы ему верим.
– Ну что, рассказывай, – с предвкушением ухмыльнулся Ками, вальяжно развалившийся в кресле. Я устроилась в таком же напротив, кутаясь в серое мохнатое покрывало, а Ханна задом наперёд оседлала стул за компьютерным столом. – Что сегодня случилось с нашей храброй Семтемор?
