Дмитрий Тихонов - Эпоха последних слов
Увидев рыцарей, тощий расплылся в улыбке, продемонстрировав полное отсутствие зубов, радостно захлопал в ладоши.
— Милошти прошим, хошпода хорошие! — прошамкал он, без перерыва моргая. — Рады, понимаш ли, приветштвовать ваш!
— И ты здравствуй, — отозвался Рихард. — Не скажешь ли, как называется это место?
— Отчехо ш не шкажать. Ижвештно, «Медвежий двор».
Братья переглянулись.
— Двор?
— Он шамый. Раньше вывешка вишела, а потом шгнила.
— А ты хозяин?
— Можно и так шкажать. Но наштоящий хожяин-та тоже… шгнил.
Слева с легким шорохом раздвинулись кусты, выпуская плечистого детину, заросшего черной бородой до самых глаз. В руках у него находилась внушительных размеров дубина, ощетинившаяся множеством ржавых гвоздей.
— Начишто шгнил, — продолжал тощий. — И вы шгниете. Рытшари, шмотрю! — он указал на выполненные в виде орденского герба нефритовые фибулы, которыми были застегнуты плащи братьев. — Давеча проежжал тоже один рытшарь. «Далеко ли до Жаштавных Башен», шпрашивал. Дык мы ему объяшнили, што он больше никуда не едет. Небошь, видали его, а? Так-то. Раньше вы на наш охотилишь, теперь наш черед.
Рихард только сейчас вспомнил, что означает татуировка на голове шепелявого. Банда Трех Черепов объявилась в этих краях лет двенадцать назад и успела натворить немало черных дел, прежде чем Паладины расправились с ней. В Ордене считалось, что банда уничтожена полностью, но, судя по всему, это было не так.
В одном из окон постоялого двора возникла хмурая женщина в лохмотьях и, взгромоздив на подоконник арбалет, направила его на близнецов. Еще двое вооруженных луками бандитов возникли на крыльце. Шепелявый достал из сапога длинный нож, подмигнул хозяину дубины:
— Удачный выдалша денек, да, штарик? Еще не пообедали, а штолько народу уже…
— А у нас нет ничего, — сказал Вольфганг. — Сами надеялись найти, чем поживиться.
— А нам и не надо, — сказал шепелявый. — У того рытшаря тоже нишего не было. Ражве ж все ради наживы делаетша? Надо же ж иной раж и для шебя, для души…
Внутри постоялого двора вдруг послышалась какая-то возня.
— Да, гномова мать! — выругался шепелявый. — Уж ражберитесь там ш ними беж наш пока!
Возня прекратилась, но тут же раздался протяжный треск, потом гулкий грохот, будто что-то тяжелое упало с большой высоты, а сразу за грохотом последовал рев — злой, хриплый, явно звериный.
На какое-то мгновение внимание всех бандитов оказалось приковано к дверям постоялого двора. Именно в это мгновение близнецы начали действовать. Выхватив мечи, они бросились вперед, не сговариваясь, не планируя, но интуитивно чувствуя намерения друг друга. Время тренировок прошло, теперь клинки заточены, а противник не подаст руки, сбив тебя с ног. Теперь ты и сам не станешь спешить с проявлением благородства, единственной наградой за которое будет удар в спину.
С тяжелым стуком выстрелил арбалет, но болт, никого не задев, воткнулся в землю — туда, где только что стояли двое молодых рыцарей.
Вольфганг атаковал шепелявого, который оказался на удивление умелым бойцом: легко отразив несколько хитрых выпадов, он сам перешел в наступление, несмотря на то, что его нож был почти втрое короче меча. Вольфгангу пришлось отступать, стараясь удерживать врага между собой и крыльцом, чтобы не получить стрелу промеж лопаток.
Рихард напал на бородатого. Клинок сразу же застрял среди гвоздей дубины, бандит одним резким движением вырвал оружие из рук рыцаря. Рихард отпрыгнул, увернулся от размашистого удара, выхватил кинжал и, поднырнув под бревном, замер, ожидая, что предпримет бородач. Если бы тот попробовал преодолеть бревно снизу или сверху, то наверняка стал бы уязвим, пусть и на очень короткое время. Реши он обойти препятствие сбоку, Рихард успел бы повторить маневр в обратную сторону.
Но бородач кинулся на помощь шепелявому, заходя к Вольфгангу справа. Тот вряд ли смог бы противостоять сразу двоим, да и тяжелая дубина не оставляла клинку никаких шансов.
Женщина в окне спешно взводила арбалет, лучники на крыльце уже натянули тетивы, целясь в открывшегося Рихарда. Расстояние не превышало двадцати шагов, нечего было и думать увернуться от стрел, но еще имелась пара секунд в запасе, чтобы нырнуть в кусты на обочине. Однако вместо этого Рихард размахнулся и метнул кинжал в спину бородача — метнул по всем правилам, так, как их учили в Заставных Башнях. От подобных бросков не всякая кольчуга спасает, а на бандите была только старая кожаная куртка. Кинжал угодил в основание шеи, вошел глубоко, почти по самую рукоять. Выронив дубину, бородач сделал три неуверенных шага в сторону, нелепо взмахнул руками и повалился на землю, так и не издав ни звука.
Но Рихард этого уже не увидел. Потому что лучники спустили тетивы сразу после его броска. Одна стрела, летевшая слишком низко, чиркнула по бревну и, переломившись, ушла в сторону. А вторая попала рыцарю под левую ключицу. Удар был такой силы, что Рихарда опрокинуло на дорогу. Небо, налитое густой синевой, распростерлось над ним, готовое принять блудного сына. Он не чувствовал ни боли, ни страха, и, вопреки тому, что левая рука отказывалась повиноваться, попытался подняться. Ему почти удалось, оставалось только встать с колен, но тут еще одна стрела ткнула его в ребра, а арбалетный болт, выпущенный из окна второго этажа, пригвоздил правую ладонь к земле.
Боли по-прежнему не было. Тело словно бы не принадлежало ему — чужая плоть, мягкая, податливая, безразличная. С удивлением оглядывал Рихард торчащие из нее оперенные древки, не понимая, отчего такие невзрачные предметы обладают столь огромной властью. В следующий миг небо обрушилось на него, разбилось на тысячи тысяч осколков, взвилось яростным вихрем и утащило в темноту, где все еще остервенело, истошно смеялся сир Йоганн Раттбор, погибший магистр погибшего Ордена.
Шепелявый был слишком быстр, слишком верток, двигался, будто огромная ящерица, отрывисто, непредсказуемо. Каждый его удар напоминал вспышку молнии, а отражать молнии наставники не учили. Тем не менее Вольфганг каким-то чудом справлялся, хотя и не видел возможности контратаковать.
А потом шепелявый отвлекся. Взгляд, брошенный в сторону, на упавшего бородача, всего одно незаметное движение глаз — именно оно его и подвело. Меч противника рванулся вперед, описал в воздухе сверкающий полукруг, рассек правую руку до самой кости. Взвизгнув, татуированный бандит отпрянул, но Вольфганг уже шагал следом, развивая комбинацию, замыкая восьмерку, и лезвие расчертило врага наискось, от левого плеча до печени. Нож упал на землю, шепелявый медленно присел на корточки, зажимая ладонями распоротый живот. Меж пальцев сочились крупные темные капли.
— Штреляйте, гномова мать! — простонал он.
Вольфганг повернулся к крыльцу, готовясь встретить смерть, как подобает рыцарю. Он только что одержал победу и страх пока был не силах овладеть его сознанием: гнев битвы еще стучал в висках, пульсировал в венах, заглушая остальные чувства.
Однако арбалетчица, стоявшая у окна наверху, исчезла, а на крыльце творилось нечто непонятное. Лучники не целились в молодого Паладина, одолевшего их сообщника, а стреляли внутрь постоялого двора, откуда доносились скрежет и треск. Решив воспользоваться милостью судьбы, Вольфганг ринулся к ним, но замер на полпути: из темноты дверного проема на крыльцо выступил зеленокожий гигант, вооруженный двуручным каменным топором. Ростом он вряд ли превосходил людей, но плечи его были настолько широки, что протискиваться между косяками ему приходилось вполоборота. Вольфганг сразу узнал орка, хотя прежде не встречал ни одного.
Орк навалился на лучников, с легкостью сбил обоих с ног. Первому он наступил на голову, раздавив череп, а второго, пытавшегося уползти, зарубил своей жуткой секирой. Стало тихо. Клыкастый варвар, щеку которого украшал кривой, бугристый, относительно свежий шрам, пристально рассматривал рыцаря, а тот лихорадочно вспоминал рассказы наставников о методах сражения с зеленокожими.
Тут на крыльцо вышло — нет, не вышло, а выскочило — еще одно необычное создание. Вольфгангу доводилось видеть гномов, они часто приезжали в Заставные Башни, привозили оружие и доспехи, но этот мало походил на своих неповоротливых сородичей. Во-первых, каждый его шаг усиливался особыми четырехпалыми конструкциями, прикрепленными к ступням, благодаря чему он не переваливался с ноги на ногу, подобно гномьим купцам, а передвигался широкими плавными прыжками. Во-вторых, у него росли клыки: небольшие, но заметные, они поднимались из-за нижней губы в углах рта, придавая маленькому лицу злобное выражение. За спиной у гнома висела изрядно обшарпанная аркебуза.
— Не боись! — крикнул гном. — Мы тебя не тронем! Спасибо за помощь!
