Владимир Василенко - Серый пилигрим
За спиной погонщика, развернувшись вправо, застыл, натягивая тетиву, лучник в шлеме, украшенном высоким гребнем, похожим на рыбий. Стрела на луке, кажется, даже не вырезана, а просто вдавлена в камень, и Леонард невольно ощупал ее пальцами, проверяя – не отковырнется ли. Оперения еще трех торчат из колчана лучника – две стрелы рядом, одна чуть в стороне.
Третья стрела!
Леонард ощупал стрелы в колчане, и та, что располагалась отдельно, подалась под нажатием пальцев, оказавшись искусно спрятанным рычажком. Стоило слегка толкнуть плиту, как она на удивление плавно и бесшумно начала проворачиваться по вертикальной оси. В образовавшейся щели зияла тьма.
– Та-ак… – пробормотал Леонард.
Сердце трепетало от почти детского восторга. Здесь, буквально у них под ногами, все эти годы скрывалось нечто древнее и таинственное. Отец нашел сюда ход, и скорее всего, именно изучением того, что прячется за барельефом, был так поглощен в последнее время.
Леонард оглядел бумаги на столе. На глаза попалась недорисованная схема какого-то лабиринта, с кучей пометок, сделанных отцовской рукой. Увесистый пыльный фолиант в жестком кожаном переплете. Внутри – неровные ряды странных угловатых символов, начертанных явно от руки. Чьи-то записи. Язык совершенно незнакомый. Изредка попадаются довольно умелые рисунки, изображающие в основном какие-то причудливые приспособления из треугольников и сфер. Судя по состоянию пергамента, книге могло быть несколько веков. Переплет изрядно потрепан, несколько страниц в начале оборваны. Зато на первой Леонард увидел нечто, едва не заставившее его вскрикнуть.
По коричневой, потрескавшейся от времени странице, на самом краешке, поверх черных угловатых символов, летела легкая вязь знакомых букв. Почерк матери!
«Эта книга очень важна, Корнелий. Надежно спрячь ее. Она не должна попасть в руки Валору! Если не сможешь найти Арайю или она откажется помогать – лучше уничтожь ее».
Леонард несколько раз пробежался взглядом по этим коротким строкам, ловя не столько смысл, сколько само ощущение того, что читает что-то, написанное Ею. Казалось, мать позвала его – через неведомые дали, через годы, а может, и через грань, отделяющую мир живых от мира мертвых. В отличие от отца, он довольно быстро перестал верить в то, что Риана жива. Потерю переживал очень остро, и, возможно, поэтому отец так баловал его в последние годы, к неудовольствию Бенедикта.
Со стороны зала послышались чьи-то неторопливые, осторожные шаги. На его стенах заблестели отсветы факела. Леонард вздрогнул, будто очнувшись ото сна.
Сунув книгу под мышку, зашелестел разрозненными бумагами, лежащими на столе. Собрал недорисованные схемы катакомб, несколько мятых листков с наспех набросанными заметками. Замер на миг, вновь наткнувшись на почерк матери. Несколько страниц, исписанных ровным, неторопливым почерком. Пробежался глазами по верхнему листку:
«Любимый, я надеюсь, что тебе не придется читать все это. Но если мы больше не увидимся, пусть у тебя будет возможность узнать, что же произошло…»
– Кто здесь?
Оклик в гулком пространстве зала прозвучал раскатисто и тревожно. Шаги приблизились к комнате.
– Леонард?!
Юноша, торопливо собирая бумаги со стола, оглянулся. В двери, сжимая в руке сухо потрескивающий факел, появился старший брат.
– Какого демона ты здесь роешься?! – зашипел он на Леонарда. – Что это за бумаги?
– Не твое дело! – огрызнулся юноша, быстро засовывая собранные письма между страницами фолианта.
– Имперцы с минуты на минуту будут здесь! – едва не взвыл Бенедикт. В глазах его блестели маленькие отражения пламени факела, казавшиеся воплощенными огоньками зарождающейся паники. – Что ты нашел? Что за записи?
– Говорю – не твое дело! – повторил Леонард. – Это переписка отца…
– С кем? С Балтазаром? Это все нужно сжечь, пока не поздно!
Бенедикт, отпихнув Леонарда от стола, сгреб оставшиеся бумаги в кучу и ткнул в нее факелом.
– Не трогай!! – заорал Леонард, увидев на некоторых загоревшихся листах знакомый почерк. Вцепившись Бенедикту в рукав, что есть силы рванул в сторону, пытаясь свалить брата с ног. Ткань под его пальцами затрещала и подалась – кроваво-красный дублет Бенедикта разошелся по шву, обнажив серую войлочную подкладку.
Отшвырнув старшего назад, к порогу комнаты, Леонард сбросил горящие листки на пол и принялся топтать их ногами, сбивая пламя.
– Что это за бумаги?! – зарычал Бенедикт, поднимаясь и снова бросаясь к младшему.
– Не трогай! Это… это моей мамы! – задыхаясь, выкрикнул Леонард, борясь с подступившим к горлу комом. Глаза слезились от заполнившего комнату дыма, а может, не столько от дыма. Он упал на колени, бережно собирая обгоревшие листки.
– Я так и знал, что здесь замешана эта ведьма! – прорычал Бенедикт. – Дай сюда бумаги!
– Пошел вон!
– Отдай бумаги, я сказал! – Бенедикт схватил юношу за шиворот, но тот извернулся и, перехватив покрепче тяжелый фолиант, наотмашь врезал им брату по лицу.
Старший, опешив, отступил, роняя со стола горящую лампу. Стеклянный колпак лампы разлетелся вдребезги, выплеснувшееся масло вспыхнуло. Ленивое пламя заплясало по разливающейся лужице, заставляя тени на стенах подрагивать.
– Ах ты, ведьмин выродок! – зарычал Бенедикт, замахиваясь потухшим факелом, как дубиной.
– Оставь мою мать в покое! – угрожающе сжал кулаки Леонард, сгорбившись и напружинившись, будто готовящаяся к прыжку пума. Глаза его горели такой яростью, что, будь братья вооружены – разразилась бы схватка не на жизнь, а на смерть.
– Да я ненавижу эту шлюху! – процедил Бенедикт. – И тебя, ублюдок, ненавижу, ты слышишь?
– А я знаю, братец, – оскалился Леонард. – Пока отец был жив, ты не осмеливался об этом говорить. Но я вобью эти поганые слова тебе обратно в глотку!
– Не громко ли сказано, молокосос? – расхохотался тот. Размахивая факелом, оттеснил юношу в угол, к самому барельефу. В неровном свете последней уцелевшей лампы и разлитого на полу масла его перекошенное злобой лицо стало похожим на морду упыря – бледную, с глубокими тенями под глазами и черным провалом вместо рта.
Он несколько раз наотмашь ударил факелом. Леонард, забившись в угол, кое-как закрывался скрещенными руками. Попытался перехватить руку с факелом, но Бенедикт отшвырнул его, так что юноше оставалось только рычать от боли и бессильной злобы. В честной схватке на мечах у него еще был бы шанс, но не сейчас. Бенедикт старше, выше, сильнее…
– Дай сюда бумаги!
Леонард вцепился в книгу обеими руками, и прежде чем Бенедикту удалось вырвать ее, ему пришлось еще изрядно поработать дубинкой. Повалив младшего на пол, он вцепился ему в ворот. Нашарил толстую серебряную цепь с медальоном – ее Леонарду подарил отец незадолго перед поездкой в Дрезенборг.
Бенедикт рванул за медальон, приподнимая Леонарда над полом. Тот, захрипев, ухватился свободной рукой за натянувшуюся цепь. Звенья до боли впились в кожу. Бенедикт, перекрутив цепь, захлестнул ею горло младшего, похоже, всерьез намереваясь придушить сводного брата.
Может, это ему и удалось бы, но цепь не выдержала и лопнула, брызнув на пол щепоткой разорванных звеньев. Вырвав книгу из рук Леонарда, Бенедикт пнул его напоследок и, шатаясь, подошел к столу.
Уложив фолиант на столешницу рядом с лампой, раскрыл его на середине, пробежался взглядом по строкам.
– Какое-то мракобесие…
Издалека донеслись звуки неторопливых шагов. Судя по тяжелой поступи, шли несколько взрослых мужчин, закованных в доспехи.
– Жечь, жечь все! – затравленно оглядываясь на дверь, пробормотал Бенедикт, вырывая несколько страниц из книги и бросая их в горящую на полу масляную лужу. Смахнул туда же со стола уцелевшие бумаги, начал сгребать сапогом те листки, что Леонарду удалось вырвать из огня.
– Не надо! – вскричал Леонард, с трудом поднимаясь на ноги. Отчаянным усилием отпихнув Бенедикта, схватил со стола книгу, снова прижал к груди.
– Ах, ты… – рявкнул на него старший, но вдруг осекся, выпучив глаза. Резко откинулся назад, прогибаясь в пояснице, и на несколько мгновений замер так, раскорячившись на широко расставленных ногах. Из горла его вырвался сдавленный хрип.
Леонард, опешив, опустил руки.
– Что… – начал было он, но вдруг с ужасом увидел, как ткань дублета на животе брата, под самой грудиной, приподнимается, набухая темным пятном. Еще миг – и наружу показалось острие изогнутого клинка. Оно выползало будто нарочито медленно, распарывая ткань и выталкивая изнутри ленивую струйку крови. Бенедикт же так и хрипел, застыв в неестественной позе, будто скованный невидимой силой и насаженный на страшный клинок, как на вертел.
Леонард, вытянув шею, пытался разглядеть скрывавшегося за спиной Бенедикта убийцу, но там, позади, лишь клубилась тьма.
