Бронислава Вонсович - Я ненавижу магические академии
– Лисандра, на территории академии студенты должны ходить в мантиях, – твердо заявил он. – А то это так отвлекает.
– Все время? – с ужасом спросила я. – Я все время должна носить этот кошмар?
– В своей комнате вы можете одеваться как угодно, – ответил он мне.
Набросить мантию не составило никакого труда, но настроение она мне испортила совершенно. Что мы здесь, заключенные, что ли, чтобы носить тюремную робу постоянно? Как вообще приличной девушке выживать в таких условиях?
– А ведь здесь балы бывают, – внезапно пришло мне в голову. – И что, на них тоже в такой одежде приходить надо? Это уже не бал, это извращение получается. Вы там не маршируете, часом, под гимн Академии?
– На бал вы можете одевать что угодно, – успокоил меня Серен. – Но они бываю очень редко. Всего пару раз в семестр. И танцы там вполне обычные, что я с удовольствием вам покажу на ближайшем.
Главное, что бывают, и на них не надо надевать этот облезлый ужас, который затрудняет любые действия по обольщению будущего мужа до невозможности. Вот я бы ни в жизнь не взглянула второй раз на того, кто такое носит. Но что делать, тут такое носят все… Теперь бы еще с факультетом определиться. Огонь отпадает, хоть этот Кьеркегор довольно мил, и его вполне можно подержать в штатных поклонниках, но на расстоянии вытянутой руки, не ближе. Да, ему только повод дай. Я посмотрела на своего спутника и чарующе улыбнулась, он расцвел в ответ. Что ж, его можно оставить на совсем крайний случай, если ничего приличнее не подберу.
– Серен, тебя там ищут, а ты здесь посторонних выгуливаешь, – ухватилась за рукав моего спутника наглая черноволосая девица в красной мантии.
В ее появлении я углядела только один плюс – у нее не торчал хвост из-под одежды, значит, это не обязательный магический атрибут. Впрочем, если судить по ее внешнему виду, он вполне мог быть и недоразвитым. Вся она была какая-то всклокоченная и перекошенная, даже мантия сидела криво, хотя и явно была поновей, чем моя. А туфли… Это же ужас какой-то: растоптанные, неопределенной формы, да еще и гадкого грязно-коричневого цвета. Но вцепилась она в парня, прямо как клещ, – рукав он подергал, но она как прилипла, так отваливаться и не собиралась.
– Ильма, я скоро приду, – недовольно сказал он. – Вот помогу девушке заселиться.
Я победно ей улыбнулась? Съела? Это моя добыча, и нечего на нее разевать свой рот, который ты даже накрасить забыла. Так что, рыбка-прилипала, плыви дальше.
– Да что там сложного в заселении? – фыркнула она. – Вон общежитие магов Земли, дойдет как-нибудь, если ноги на таких каблучищах не переломает. Видать, они у нее короткие, если удлинять приходится.
– Это в каком месте они у меня короткие? – удивилась я, задирая подол как можно выше и осматривая себя со всех сторон. – Серен, не подскажешь?
Но Серен застыл на месте, видно пытаясь сообразить, где у моих ног может быть недостаток. Задача была сложная, так как с утра во мне ничего не изменилось, а утром ноги мои были полностью безупречны. Девица позеленела от злости, что совсем не подходило к ее красной мантии. Впрочем, с моей зеленой такой цвет тоже не сочетался бы – неравномерный, пятнистый, да еще и неприятного болотного оттенка. Наша компания начала привлекать нездоровое внимание, так что я отпустила подол, взяла под руку онемевшего парня, ласково ему улыбнулась и сказала:
– Твоя подруга – такая любознательная фьорда. Она, наверно, хорошо учится.
– Ильма – лучшая на курсе, – отмер мой спутник.
Глядел он почему-то при этом совсем не на «лучшую на курсе», которая при его словах довольно улыбнулась, а зелень с ее лица начала понемногу уступать место обычной бледности.
– Нетрудно было догадаться, – заявила я. – Только полностью поглощенная занятиями фьорда могла не заметить, что ей на голову целое воронье гнездо свалилось.
И я ласково улыбнулась своей сопернице, которая по цвету теперь напоминала собственную мантию и, казалось, только и мечтает запустить в меня маленьким файерболом. Хотя нет, не маленьким, она вполне дозрела до большого. Она даже руку подняла характерным жестом, но тут Фиффи клацнул листочками в опасной близости от ее носа, и желание магичить у нее исчезло.
– Серен, тебя вся наша группа ждет, – демонстративно не обращая на меня больше внимания, эта девица потянула моего спутника за рукав мантии. – Ты говорил, зайдешь к сестре ненадолго и пропал. Нехорошо заставлять себя ждать.
Изъяснялась она точь-в-точь как моя мамочка, когда выговаривала братцу за какой-нибудь проступок, отражавшийся на репутации семьи. Грозные родительские нотки столь явно проскакивали в ее голосе, что Серен невольно потупился, как нашкодивший подросток. Какая глупая девица! Разве можно себя так вести, если хочешь привлечь внимание понравившегося парня? Будь она умной, разве ему вообще пришло бы в голову сказать, что она лучшая ученица на курсе? Да, бороться с такими – себя не уважать!
– Серен, ваша помощь для меня была даром небес, – томно проворковала я. – Но я не хочу, чтобы вы страдали из-за своего благородства. Я постараюсь дальше справиться сама.
Дойти десять метров до общежития – не такая уж и сложная задача, тем более что дорожки были совсем не скользкие, выложенные аккуратными брусочками неизвестного мне камня. Да и столовую я уже увидела. Чем он еще мне помочь может, раз дарить все равно ничего не собирается?
– Мне не хотелось бы оставлять вас в такое тяжелое для вас время, – неуверенно сказал парень.
– Но вас же ждут, – напомнила я.
Ильма опять подергала его за рукав. Зря она это делает. Мантия старенькая, держится на последнем издыхании, того и гляди порвется. И случись что, кому придется зашивать? Рукав пока был на месте, но, судя по всему, это ненадолго. Я послала Серену последнюю улыбку и развернулась в сторону общежития. Ведь он – не единственное мужское лицо в этой Академии, нужно же и другим шанс дать. Вдруг кто бесхвостый попадется?
– Лисандра, я к вам потом зайду, узнаю, как вы устроились! – только и крикнул он мне вслед.
В мантии этой идти получалось не столь эффектно, как могло бы быть в более подходящей одежде, но я уверена, смотрел он на меня, пока я не скрылась за дверью общежития. Чисто из мужской любознательности – ведь он так и не выяснил, в каком месте у меня короткие ноги.
Холл общежития был мрачен и недружелюбен. Серые стены украшались исключительно табличками с правилами проживания, никаких тебе цветочков на тумбочках, ярких занавесочек и ковриков на лестницах. И владелица этого места была тоже не очень дружелюбна. Нет, сначала я надеялась на лучшее, и стоя перед дверью с табличкой «Комендант общежития факультета Земли И. Гримз» нацепила самую счастливую и доброжелательную улыбку, которая только была в моем арсенале. Но как только я увидела за столом эту очкастую тетку в возрасте «молодость уже помахала на прощание ручкой, а старость где-то по дороге задержалась пропустить парочку стаканчиков прохладительных напитков», я сразу поняла, что не сложатся у меня с ней хорошие отношения. Почему-то я совсем не нравилась таким особам, сколько я им ни улыбалась и ни говорила разнообразных комплиментов. Зато такие, как Ильма, моментально находили ключик к их сердцу. Но ради таких ключиков устраивать из себя пугало я не собиралась. К чему мне сердце комендантши, если я надолго здесь не останусь?
– Что вам угодно, фьорда? – холодно спросила она, глядя на меня поверх очков.
– Мне угодно заселиться в подведомственное вам общежитие, фьордина Гримз, – со счастливой улыбкой сказала я.
Повторяйте почаще имя вашего собеседника, говорила моя бабушка, и он непременно проникнется к вам теплыми чувствами. Ведь ничего более приятного для слуха, чем звучание родного имени, просто быть не может. Я, конечно, почти совсем не надеялась, что этот проверенный на мужчинах метод на нее подействует, поэтому почти не расстроилась, когда она скривилась, как будто от зубной боли.
– А где вы были целый месяц, фьорда?
– Меня только сегодня зачислили, фьордина Гримз.
Я всячески показывала, как я рада быть рядом со столь достойной особой, но она только хмуро на меня смотрела и совсем не торопилась проявлять ко мне ответных чувств. Она окинула меня неприязненным взглядом, и я в первый раз за сегодня порадовалась, что на мне эта несуразная мантия, которая хоть немного услаждает взор достойной фьордины.
– Где ваши вещи?
– У меня совсем ничего нет, фьордина Гримз, – подпустила я слезу в голос. – В результате трагической несправедливости у меня осталось только то, что на мне.
Мое бедственное положение нашло все же отклик в ее сердце, и смотрела на меня она теперь не так сурово. Фиффи благоразумно не высовывался. Да и смотреть там ему было нечего – этой достойной особе хвоста не досталось, в чем я убедилась, когда она с кряхтеньем вылезла из-за стола и прошла к ближайшему шкафу, из которого вытащила комплект постельного белья, единственным украшением которого были замечательные темно-серые печати с вензелями Академии. Я невольно взгрустнула – кто теперь спит на моих подушечках с наволочками синьского шелка с ручной вышивкой?
