Наталья Колесова - Грани Обсидиана
– Лунное серебро, – сказали за его спиной.
– Что?
Лисса стояла и смотрела на озеро. Повторила:
– Похоже на лунное серебро. У Инты… леди Инты много такого – лорд привозит ей из Сунгана. Мне нравится. Что там делает Рыжик?
Девушка пошла по темным доскам мостков. Бэрин смотрел ей вслед с чувством некоторой неловкости – и правда, где бы она взяла украшения или хотя бы красивую одежду? Те руны-узоры, что она вывязывала, наверное, были среди Зверей верхом искусства…
Лисса встала на колени рядом с братом, заглядывая в озеро. Скоро она уже смеялась и тоже плескала в воде рукой. Повезет же кому-то, неожиданно подумал Бэрин, хорошая девчонка – симпатичная, преданная, зачастую безрассудно-храбрая… Жаль, оборотней-лисов нет в округе… Захочет ли она знаться с волками в лунные ночи?
Хотя дни были уже не такими холодными, дом протопили основательно. Лисенок валялся на нарах кверху голым пузом, дрых, довольный и уставший. Но главное – сытый. Никто не запрещал ему бегать по берегу, плескаться на мелководье, ловить рыбную мелочь…
Бэрин лежал у очага, глядя то на огонь, то на профиль Лиссы: острый нос, неяркие губы, раскрасневшиеся от тепла скулы. Волосы тоже отливали красным золотом.
– Что-то ты притихла… Ну, нравится здесь?
Лисса кивнула, слишком сильно разворошила тлеющие угли: в воздух полетели пепел и искры.
– Я сумку оставила… на том берегу. Забыла.
– Нашла из-за чего расстраиваться! Одежды и утвари мы тебе здесь столько найдем!
– Там была шерсть…
Он насмешливо фыркнул: кто теперь осмелится купить вязанье у лисички-колдуньи?
– …и мамина книжка.
– Что? – У Зверей была книга! Чудо, если кто из них умеет хотя бы говорить, а уж читать…
– Очень старая. Мать нас по ней учила. Страницы – не бумага и не кожа… непонятное. Очень, очень старая. Жалко.
Бэрин поглядел на дремавшего рыжего братца. И что – этот тоже умеет читать? Но спросил другое:
– Лисса, а в твоей семье были еще такие… как ты?
– Нет. Я выродок.
Шутит? Кажется, нет. А умеет она вообще шутить?
– То есть все, как он? – он кивнул на нары с Рыжиком.
– Да, немного отличались, конечно, – она осторожно улыбнулась, – только все рыжие. Но мама говорила… еще наши деды были такими, как я… как вы… оборотни. А потом нас… их стали убивать.
Знакомая история. Правда, рассказанная с той стороны границы. Он помедлил, прежде чем задать вопрос, который давно уже хотел задать.
– Этот ваш вожак, Зихард – твой приятель?
Девушка взглянула с недоумением.
– У Зихарда нет друзей. Он – Хозяин.
– Я про другое… ведь ты занималась с ним любовью?
* * *Мне все время хотелось спрыгнуть с лошади и побежать или пойти рядом. Вон как Рыжик – носится, довольный, вдоль тропинки. Но я цеплялась за седло, за уздечку, стараясь не слишком сильно сжимать коленями дышащие бока лошади – а вдруг она разозлится и укусит или сбросит меня? Кому понравится, что на него взвалят столько сумок и еще посадят кого-нибудь сверху? Когда мы наконец доехали до озера, все тело у меня просто одеревенело.
Дом мне понравился. Бревенчатый, большой, тут могла бы жить целая семья. Бэрин выгрузил мешки – чего там только не было, Берта даже про клубки шерсти и спицы не забыла. Я подержала их и отложила: что-то пока не хочется. Раскладывала вещи и продукты, поглядывая в узкое окно. Рыжик носился по мосткам, Бэрин сидел на берегу, глядя на него и на озеро. Мне нравилось, как Волк относится к брату: видно, что терпит, но ведь терпит! Да и спас его – уже дважды. Он мог бы сразу притопить Рыжика в Обсидиане и сказать, что это вышло случайно…
Озеро мне тоже понравилось. Длинное, точно серебром залитое. Даже отражавшееся в нем безоблачное небо лишь чуть-чуть придавало ему голубизны. С мостков мы видели в воде длинных темных рыбин, но поймать их руками не удалось, мы только вымокли.
С тех пор как я поселилась у Волков, я никогда не мерзла. Даже этот дом, в котором давно никто не жил, мы постарались согреть и высушить. Рыжик спал, Волк валялся у огня, как когда-то в комнате Инты. Я поглядывала на него: Бэрин казался задумчивым. Может, уже жалеет, что уехал из своего дома?
А я… я вспомнила нору, в которой мы прожили с братом осень и почти всю зиму. Нет, о ней я не жалела – жалела об оставленной на том берегу книге. Мать нас всех учила по ней – даже те, кто ничему не мог научиться, с удовольствием слушали истории, которые она читала. Ну и что, что я помню их наизусть? Жалко книгу. Она была старой, но хранилась так бережно, что могла принадлежать еще нашему деду…
– Лисса, а в твоей семье все были… такими? – Волк показал на спящего Рыжика. Мне не понравился его тон. Но я напомнила себе, что он никогда не видел Зверей – не врагов.
– Да, такими. – Отличались количеством пальцев, наличием хвоста, шерстистостью. У некоторых звериные лица были как-то смазаны – не человек, не животное. – И все рыжие. А я выродок.
У матери тело было как у меня… как у человечьей женщины… только покрытое красивой шерстью. Наверное, Зихарду она бы тоже понравилась…
Волк будто прочел мои мысли – задал странный вопрос:
– А этот ваш вожак – твой друг?
Я едва не рассердилась: он что же, решил, что я обычно убиваю своих друзей?
– У Зихарда друзей нет.
Бэрин помолчал, прежде чем спрашивать дальше:
– Но ведь ты занималась с ним любовью?
Любовью?! На Волчьем берегу я усвоила много интересных, забавных и красивых названий тому, что происходит между мужчиной и женщиной: но всегда об этом говорят с улыбкой, с удовольствием, с предвкушением…
И никогда – с отвращением, с тоской. Со слезами.
– Это не любовь. Это плата.
– Плата?
– Побережники платили ему за жизнь своей кровью, – я откинула волосы, показывая следы на шее – у Волка расширились глаза. Он даже сел. – А с меня он брал еще и другую плату – за меня саму и за Рыжика. Я… – я отвернулась от его взгляда, потому что не понимала, почему Бэрин на меня так смотрит. – …Мое тело как у ваших женщин, а они ему нравились – он попробовал их в каком-то набеге. Рассказывал, как их потом замучил до смерти…
Я замолчала, потому что услышала, как рычание заклекотало у Волка в горле. Но он приказал:
– Продолжай!
Что – продолжать? Я подумала, ему нужны подробности. Начала перечислять, что Зихард со мной делал…
…Волк остановил меня, коснувшись моей руки. Я замолчала на полуслове и наконец посмотрела на него.
Бэрин показался мне страшным – словно вот-вот обратится. Оскаленное, напряженное лицо, сведенные судорогой мышцы плеч и рук.
– Хватит, – сказал он сдавленно. – Достаточно.
Поднялся и большими шагами вышел из дому. По лицу и по очагу хлестнуло холодом из захлопнувшейся двери.
Я сидела, уставившись в темное окно. Зря он заставил меня рассказывать. Зря. Все вновь всплыло и залило меня, точно жгучая пена кипящего ядовитого молока… Не помогало даже знание, что Зихарда больше нет.
Бэрин стоял на берегу, крепко обхватив себя за плечи, будто замерз, или изо всех сил удерживая в себе нечто, рвущееся наружу. Он слышал меня, но и головы не повернул.
– Иди спать, – сказал глухо.
Я повернула к дому. А ведь я еще не выяснила, какие у Волков порядки, что они берут за право проживания на их берегу…
– Здесь я должна делать то же самое?
Казалось, Бэрин не понял. Повернул медленно голову и взглянул на меня через плечо. Губы его почти беззвучно шевельнулись: «что?». Я переступила с ноги на ногу, ожидая ответа.
Только что стоял в нескольких ярдах от меня, а через мгновение налетел, сгреб железными руками, прижал – ребра хрустнули. Выдохнул:
– Нет. Никогда. Нет.
И он еще приставал к ней со своими шуточками и поцелуями! Хотя поцелуи ей все-таки понравились… Но Лисса вполне могла решить, что он собирается потребовать того же, что и этот… урод. Ах, если б можно было оживлять трупы! Тогда бы он перебрался обратно через Обсидиан и снова убил Зихарда. Медленно. С наслаждением. Чтобы у того было время прочувствовать хоть каплю той боли, которую он причинял этой девочке. Бэрин слушал ее ровный монотонный голос, перечисляющий то, что с ней проделывали, и шерсть у него шевелилась на загривке… В какой-то момент он понял: все, больше не выдержит. Ярость требовала выхода – или в перекидывании, или в неизбежном крушении всего вокруг. Он быстро коснулся ее руки – Лисса замолчала, взглянула вопросительно. Выдавил:
– Всё. Хватит!
И вылетел из дому.
Проще всего было перекинуться – но тогда Лисса испугается… Пометавшись по берегу, Бэрин наконец постарался применить навыки, которым обучают детей: самообладание, контроль, спокойствие. Он глядел на лунную дорожку на неподвижной поверхности озера, пытаясь усмирить свое дыхание, растворить свою злость в прохладном воздухе ночи. Получалось скверно.
Да еще и Лисса вскоре вышла из дому. Он услышал ее, но не обернулся: не хотел, чтобы она видела его… таким. Еще не хватало, чтобы она и его боялась. Но этот заданный ею вопрос… Он даже своим ушам не поверил:
