Марина Дробкова - Маг моего сердца
– Спускаемся в деревню, – согласилась я. Все равно здесь делать больше нечего.
Мы вернулись в Боскву, и Оттавио повел нас в трактир.
Возможно, если б мы знали сразу, что там увидим, не пошли бы туда принимать пищу. Но войдя, отказываться было поздно.
Хозяйка выглядела милой женщиной лет пятидесяти – полной, улыбчивой, проворной, какой и должна быть трактирщица. Вот только руки, кроме кистей, шея и вся кожа в вырезе декольте у нее были покрыты чешуей. Рядом вертелась девочка лет четырех-пяти – очевидно, внучка. Выглядела она точно так же. Малышка возилась с котенком – тискала его, гладила и визжала от восторга. Бедный кот вырывался, норовя оцарапать хозяйку, но ей пока удавалось уворачиваться.
Нас усадили за стол и дали лепешек с мясом, да еще трактирщица принесла кувшин с вином. Но пила только Ангелика, мы с Оттавио попросили воды.
Посетителей кроме нас не было – последние два дня поток туристов резко сократился, сказала хозяйка. Конечно, я ведь законсервировала мир. Теперь здесь все течет медленнее. Кроме того, у населения, возможно, будет наблюдаться эмоциональный спад – и это уже не из-за моих действий…
Я начала осторожно расспрашивать хозяйку – как ей живется, не тяжело ли работать, не случается ли чего в трактире. Она кивнула и заулыбалась.
– Вот так же десять дней назад мужчина – да парень молодой – приезжал, тоже все спрашивал, как и что… Доктор он вроде, всех осматривал. А нам что – у нас хорошо все. Да он не с тобой ли был? – прищурила она глаза на Оттавио. – С тобой ведь, точно. Хороших посетителей мне привозишь, заботливых…
Девочка с котенком в этот момент лезла на лавку, споткнулась, выронила кота и грохнулась с ревом. Кот, воспользовавшись моментом, удрал в открытую дверь соседнего помещения.
– Ох горе ты, горе, – запричитала хозяйка, поднимая девочку с пола. – Родители на работе, а мне – возись. Как будто я не на работе. И кота опять притащила. А если снова помрет, как тот? Опять ведь убиваться будешь.
Она покачала головой, сажая девочку к себе на колени. Та тихонько завывала.
– У вас умер котеночек? – участливо спросила Ангелика. – Давно?
– Месяца четыре как, – хозяйка махнула рукой. – Не такой уж котенок был, подросший котик, хоть и молодой. А красивый – пушистый, беленький – поискать таких. Не нарадовались. Что за напасть взяла? У всех соседей коты перемерли.
Мой внутренний голос отчаянно заорал. Четыре месяца? Я перестала что-либо понимать. Ведь изменения произошли две недели назад.
– А другие животные? – с сильно бьющимся сердцем спросила я. – У кого-то ведь есть домашний скот, верно? С ним все в порядке?
– Есть, конечно, – согласилась трактирщица. – Но скотина здорова, никто не жаловался.
Я сделала знак Оттавио, он отреагировал мгновенно. Сославшись на то, что ему надо перед возвращением закончить кое-какие дела, распрощался с хозяйкой, подхватил не успевшую опомниться Ангелику под локоть, и через минуту их уже не было в трактире.
– Скажите, любезная. Ваши кошки гуляют по всей деревне, так ведь?
– Не только по деревне, они всю округу, бывало, облазают. Кошки ведь.
– К расщелине поднимаются?
– И туда тоже. Тянет их будто. Чего там находят – не знаю.
– А… молодой человек, ну, доктор, спрашивал вас о животных? – в лоб спросила я.
Я понимала, что вопрос может сильно удивить хозяйку. Но в это время девочка, сидящая у нее на руках, уснула, и женщина встала, чтобы отнести ребенка в постель.
– Что говоришь, милая? Доктор-то? Нет, не спрашивал, на кой ему коты. Мы и не рассказывали… Да ты уходишь уже? Ну, с богом…
Я вышла на улицу.
Разгадка близко. Ну вот же она, на поверхности. Но я никак не соберу осколки в одно целое.
Глава седьмая
Я все-таки уговорила Оттавио пройтись по деревне, несмотря на якобы опасность. Никто нас не тронул, конечно. Если кто-то и мечтал нацелить в нашу сторону клыки и когти, их желания остались неизвестны, слава стихиям. Зато я окончательно убедилась, что никакого прорыва границ поблизости нет. Но гибель животных – причем исключительно кошек – сбросить со счетов было нельзя.
Забрав Ангелику, на которую уже жадно косились местные парни с нехорошими аурами, мы вернулись к дирижаблю. Пора было в обратный путь.
По дороге домой Ангелика все время трещала о том, какое это ужасное место. Зато теперь она была совершенно уверена, что Даймондо поправится – настоящие духи водятся только в таких жутких местах, как это. Следовательно, они нас слышали.
Я не прерывала ее и не опровергала – пусть себе болтает что хочет. Лишь бы не задавала мне вопросов про Даймонда.
У меня в голове была уже стройная версия происхождения постигшей мир катастрофы. В ней не хватало лишь двух звеньев. Отчетливо понимая, чувствуя, что гибель кошек – именно то доказательство, которое я искала, я не могла понять: почему с ее момента до начала изменений аур прошло столько времени.
Вторым вопросом было: «Кто?» А если подсознание и подсовывало мне ответ, возникало сразу несколько новых вопросов.
Под конец путешествия Ангелика притихла и лишь разглядывала в иллюминатор проплывающие мимо облака. Наконец и это занятие ей наскучило.
– Пусти меня к нему! – уныло произнесла она, повернувшись ко мне.
– Пущу, – кивнула я. – Обязательно. Но не сейчас – дай ему поправиться.
– У меня теперь выходной только через неделю, – скривилась она.
Через неделю? Что ж. Подходит. Через неделю все уже будет ясно.
А возможно – кончено.
– Оставь свой адрес, на всякий случай, – сказала я, глядя в сторону.
Оттавио протянул ей блокнот и ручку.
Мы причалили в половине пятого. Времени до заседания суда совсем мало, я не успею поговорить с Даймондом.
Распрощавшись с пилотом, мы спустились с мачты. Ангелика попросила довезти ее до того самого места, где мы ее сбили. Как ей удалось остаться невредимой – по-прежнему было загадкой.
Мы сделали, как она просила, и девушка, не прощаясь, покинула нас.
– Жизневзлом, – улыбнулся Оттавио, глядя вслед удаляющейся красотке.
– Что?
– Маленькая хитрость. Она не попала под нашу машину – просто сделала вид.
– Да уж, сообразительная девушка. Что ж, простим ей, она нам все-таки помогла.
Через двадцать минут мы были уже во дворе замка, и шофер вышел навстречу, чтобы перегнать машину.
Я бегом помчалась в ванную: смыть дорожную пыль. В последние дни все приходится делать бегом – а ведь еще совсем недавно я умирала от скуки и бездействия!
Тик-так, тик-так. Время бежит, и я несусь с ним ноздря в ноздрю, стараясь не отстать. Иначе мы пропали.
После ванной я переоделась, схватила вечную свечу и понеслась наверх. Винтовая лестница стала до того привычной, что я ни разу не споткнулась – и никакого головокружения.
Вот и площадка. Вдох! Я задержала дыхание и приблизилась к чаше.
О Мерлин…
Можно обманывать себя и утверждать, что ничего не изменилось, но я вижу: вода потемнела. Наши часы безжалостно тикают.
Пока я стояла над чашей, свеча в руке начала нагреваться. Поскорее сунув ее в углубление, я дунула на фитиль.
– День добрый, Неумолимая, – поздоровался дежурный маг. Уже третий.
– Приветствую, – устало отозвалась я.
– Сегодня встреча не из легких. Вам предстоит разговаривать с Сарой Гринфилд, а она не совсем адекватна.
Сара… Ах, Сара! Конечно, я помню ее. Когда-то она меня чуть не убила – если бы не Даймонд, ей бы это удалось. Но она тоже входит в семиугольник, правила есть правила. Вот только ожидать от нее оправдательного вердикта было бы наивностью.
Но я готова ко всему.
– Будут ли какие-то особые указания? – поинтересовалась я на всякий случай.
– Никаких. Разве что – не поддавайтесь на ее провокации. По закону мы обязаны выслушать все, что она скажет и, к сожалению, принять любое ее решение.
– Я понимаю.
– Тогда в добрый путь, Неумолимая!
Маг исчез. Прежние не были так многословны – видимо, слух о том, что в Лиге проходит суд семиугольника, постепенно распространяется. Возможно, мне даже сочувствуют. Хорошо бы – сочувствовали и Даймонду.
Экран в небе засветился: творцы были здесь. Мы обменялись приветствиями, я показала воду, после чего границы изображения раздвинулись, и я увидела, как в зал вводят Сару. Ну правильно – она же там, в подземелье при Лиге. Зачем тратить лишнюю свечу.
Сара выглядела плохо. Разумеется, за шесть лет все мы не помолодели. Но на ней это отразилось особенно отчетливо: осунувшаяся, с заостренными чертами лица, глаза ввалились и потускнели. Волосы же, кажется, стали еще более кудрявыми, но уже не лежали пышной ровной шапкой. Мелкие кольца сбились в неопрятные лохмы и торчали в разные стороны. Цвет лица тоже изменился, приняв землистый оттенок.
Невольно я представила, что будет с Даймондом после шести лет заключения. И впервые подумала: а не возненавидит ли он меня за то, что я делаю? Но я тут же выбросила из головы дурацкую мысль. Нельзя сомневаться, а то проиграешь.
