Антон Тудаков - Драконы никогда не спят (сборник)
Я сказала бы, что принимаю это мир, как он есть, без чудес. Когда смотрю в глаза Новину, твоему сыну, которого люблю. Когда смотрю в бессмысленные младенческие глазки твоего внука, которого обожаю. В нашем мире нет посмертия, и тебя больше нет – нигде, тебя просто нет. Но я обращаюсь к тебе. Слышишь? Я принимаю этот мир.
* * *В день летнего солнцестояния королева поднялась к жертвенному камню, держа на руках сына. Маленький король плакал, недовольный духотой и полумраком. А возможно, ему передавалось волнение Янины: это был первый раз, когда Новин Второй должен был подтвердить право доступа.
Церемония была многолюдной, как никогда. Янина позаботилась пригласить всех, кого мог вместить зал суда, а те, кто не вместился, толпились в дверях и передавали друг другу вести о том, что происходит. Их головы стукались, как шары; сквозь проем широко распахнутой двери Янина видела, как валы новостей катятся от зала к выходам – круги по воде, колебание маятника, волновая природа информации.
Остановившись над черным камнем, Янина первым делом мысленно обратилась к королю: «Я здесь и все делаю правильно. Можешь быть спокоен».
Маленький король ревел, пуская сопли и слюни. Ласково покачивая его, Янина провела по младенческим губам белоснежным платком. И потом той же тканью, уже влажной, – по матовой поверхности алтаря.
Ее рука дрожала, и спина оставалась прямой. Такой прямой, как только может быть у женщины с ребенком на руках.
Поверхность камня дрогнула, будто водяная пленка. Замельтешили зеленые полосы. Янина судорожно сжала малыша, тот завопил сильнее; она опомнилась и принялась трясти его на руках, не то желая его успокоить, не то – успокоиться сама.
Сверток в ее руках вдруг стремительно сделался мокрым. Потекло по рукам, закапало на камень, и ярче, чем обычно, загорелись зеленые буквы.
«Доступ подтвержден».
Мизеракль
(повесть)
Опасного она заметила сразу. Сидит в углу, не откидывая капюшона, постреливает взглядом из-под черных слипшихся волос, длинные пальцы с обломанными ногтями крошат хлеб на столе… Хорош. Знаем, чего от таких ждать. На всякий случай велела Сыру, чтобы приглядывал.
Ужинали нервно. Хоть и говорят, что разбойников якобы повывели и что, мол, юная дева да хоть с мешком золота, да хоть среди улицы может ночевать и никто не тронет… Хоть и говорят все это и пишут на вывесках у входа в королевство – а все-таки доверия нет. Чужие места, чужие люди, чужой неприятный выговор знакомых слов. Грязная харчевня. Наверное, еще и клопы в матрацах. Знаем мы…
Сыр остался поболтать с хозяином – Доминика поощряла. Пусть почешут языки, может, и просочится сквозь ворох болтовни что-нибудь небесполезное. Нижа тем временем поднялась наверх взбивать перины, готовить комнату.
Доминику шатало от усталости, и вина, наверное, не стоило пить. Весь день в трясучей карете, обедали на ходу… И, конечно, от вина разморило. Ступеньки высокие, темно и воняет жиром. Рука скользнула по перилам, брезгливо отдернулась – липко…
Вот тут-то из темноты и выступил тот, в капюшоне.
Закричать?
Темный коридор, лестница, внизу гудят пьяные голоса. Где-то там, в глубине дома, в переплетении коридоров – Нижа с ее перинами. Нижа не поможет, а Сыр не услышит…
– Я напугал вас?
Доминика не видела его лица. Только силуэт; в глубине коридора горел фонарь.
– Госпожа, у меня к вам очень важный и очень короткий разговор. Подойдемте к свету.
Незнакомец отступил вглубь коридора, остановился под фонарем, тогда она впервые увидела его лицо – широкие скулы, длинный узкий рот. Шрам на лбу. «Фазаньи лапки» вокруг глаз. Сколько ему лет?
– Прошу вас…
Она повиновалась как завороженная.
Незнакомец вежливо, но решительно взялся за край ее плаща. Рванул подкладку – так, что нитки не выдержали. Тр-ресь…
Под подкладкой что-то было. Доминика, как ни было ей страшно, все-таки присмотрелась; на изнанке плаща обнаружилась вышивка размером с крупную монету. Огромная вошь. Золотыми нитками.
Не паниковать. Соблюдать достоинство. Достоинство прежде всего…
Ломкими пальцами отстегнула застежку. Плащ тяжело свалился на пол, лег к ногам, сразу же сделавшись похожим на падаль.
– Это, конечно, не мое дело, – сказал незнакомец. – Но лучше сжечь.
– Да, – сказала Доминика.
Плащ купили неделю назад, когда в карете поломалась ось и пришлось тащиться под дождем до ближайшей деревеньки. Доминика в тот день вымокла, как крыса, полы старого плаща сделались тяжелыми от налипшей грязи, и очень кстати пришлось предложение портного купить у него совершенно новый, подходящий по размеру…
Потом уже оказалось, что плащ ношеный, но возвращаться назад и разыскивать портного не стали.
– Мое почтение, госпожа.
Он поклонился и ушел в темноту. Доминика осталась стоять, и тяжелый ключ, висевший у нее на шее на цепочке, подпрыгивал в такт биению сердца.
Прошло минуты две, прежде чем она смогла крикнуть:
– Нижа!
Молчание. Доминика попыталась вспомнить номер отведенной ей комнаты. Три? Или пять?
– Ни-жа!
Скрип несмазанных петель. Несносная гостиница. Наверняка клопы в матрасах…
– Госпожа изволили звать?
Нижин длинный и бледный нос вопросительно торчал из приоткрытой двери. Тень служанки падала наружу – угловатая, настороженная тень.
– Возьми вот это – Доминика трясущимся пальцем ткнула в лежащий на полу плащ. – Сожги.
И, не слушая возражений, шагнула через высокий деревянный порог – в комнату.
Пахло свежей соломой. Нет здесь никаких перин, и слава Небу; соломенный тюфяк, полотняная постель, простое, даже бедное убранство. Чисто. Огонек в маленькой печке; Доминика тяжело опустилась на табурет.
В дверях встала Нижа с плащом в руках:
– Госпожа! Почему сжигать? Может, мне отдадите, если, это… опротивел он вам, или как?
Доминика облизнула сухие губы. Именно сейчас у нее не было сил на объяснения.
– Отнеси. К себе. Сожги. В печке. Проверю.
Нижа засопела, как ветер в печной трубе. Ни слова ни говоря, закрыла дверь.
Доминика обняла себя за плечи.
…Кто он? Наверняка маг. Разумеется. Может быть, он сам из тех, что шьют эти плащи… Хотя нет. Говорят, что золотых вшей, а также пауков и жаб вышивают исключительно женщины-ведьмы, да не всякие, а те, что живут по триста лет под землей, доят древесные корни, свисающие с потолка в их пещерах, и пьют зеленое молоко, а кто спилит доеное дерево и сделает из него хоть дом, хоть стол, хоть даже свистульку – занеможет и сляжет, и после смерти сам превратится в жабу…
Доминика перевела дыхание. Зачем незнакомому магу предупреждать ее насчет плаща с меткой? «Не мое дело»… Это точно. Не его дело. Пожалел? Ой, не верится, здесь никто никого просто так не жалеет. Тем более маг. Завтра, стало быть, подкатится снова – за вами, госпожа, должо-ок…
Она решила ни за что, ни при каких обстоятельствах не заговаривать больше с лохматым колдуном. Она не просила его о помощи – стало быть, ничем не обязана. Хотя, если подумать, что было бы, проноси она этот плащ еще хотя бы неделю…
Доминика глубоко вздохнула. Ее подташнивало, и неизвестно, чем более вызвано недомогание – скверной магией плаща или же страхом и отвращением.
Отвлечься, вяло подумала Доминика. Занять мысли чем-то другим.
На круглом столике оплывала свеча; Доминика не без брезгливости взялась за круглую ручку подсвечника. Ничего, вроде бы чистая; она подняла свечу повыше и огляделась.
Так. Замочная скважина входной двери. Сундук в углу; скоба для замка есть, самого замка не видно. Окно запирается на засов… И больше в комнате нет ничего, что можно было бы запереть и отпереть снова.
Дверная скважина слишком велика, не стоит и пытаться. Правда, в темном коридоре полным-полно дверей, не меньше десяти. И в каждой – замочная скважина…
Но мало ли кто там встретится, в коридоре. Давешний колдун вполне может там поджидать. Или кто похуже…
Не давая себе времени на раздумья, Доминика приоткрыла дверь и, держа перед собой свечу, выглянула.
Фонарь горел по-прежнему. Плаща на полу не было – Нижа его утащила. А что, подумала Доминика, если жадность служанки одолеет ее преданность… ерунда, какая там у Нижи преданность, видимость одна… и дуреха припрячет плащ для себя?!
Слышно было, как внизу – в зале – гудят и хохочут гуляки.
Не прикрывая дверь в комнату – и вообще стараясь от нее не удаляться, – Доминика быстро прошла по коридору, касаясь пальцем дверных скважин. Эта большая… Эта и того больше… Вот эта, разве что… да и то – сомнительно.
Привычным жестом она стянула с головы цепочку. Нервно огляделась: вряд ли кто-нибудь поверит вранью о том, что молодая госпожа ошиблась дверью…Сунула ключ в замок чужой комнаты; не влезает. Чего и следовало ожидать.
В этот момент коридором хлестанул отчаянный вопль. Доминика, чьи нервы и без того были напряжены, дернулась и чуть не сломала торчащий в чужом замке ключ.
