Виталий Башун - Звезды князя
– Слышь, ты, убогий, – процедил приземистый шкафообразный бык-произво… заводила. – Чё ты путаешься под ногами воинов? Чё ты забыл здесь, доходяга? Достал уже вконец! Из тебя воин, как из меня сиделка! Гы-гы! – Сообщество (правда, не всё), оценив юмор, заржало. – А чё, ребята? Может, и впрямь его в лазарет наладить? Будет сиделкой в свободное от клизмы – гы-гы – время. И корешкам нашим там послужит… А?
– Не! Брусок! Ну как его туда возьмут? – прогундел тощий и длинный парень с узким, носатым и прыщавым лицом.
– А мы ему руки-ноги переломаем, вот и возьмут. Куда денутся? Ы? Ну-ка, Рубило, оформи парню пропуск в лазарет!
– Да спокойно.
Вяло расслабленный Прыщавый вдруг резко метнулся в мою сторону, целя кулаком в голову. Я «в панике» отпрыгнул за ближайшую двухъярусную койку, а у Рубило вдруг спутались ноги. Он с размаху боднул лбом стойку и в полном очумении пожухлым листом постелился на пол.
– Вот так ля-ля-а-а! – растерянно протянул один из четверки, паренек среднего роста с живыми и умными глазами. – Это что ж Рубило пил, что его так занесло и вырубило. А главное, когда?!
Шкаф вместе с мосластым низколобым товарищем, все это время молча хмурившим брови, бросились ко мне, заходя с двух сторон.
Я достал амулет пневмоудара и активировал обе функции. Воздушной волной заводилу швырнуло через весь проход, который он по пути тщательно протер своей формой, и вмазало в дверь казармы. Раздался звук соударения двух пустых тел, и шкафчик затих. Низколобый, раскрыв рот, остекленевшими глазами тупо наблюдал полет своего вожака до самого препятствия и машинально среагировал на мою команду:
– Лови!
Реакция громилу не подвела. Амулет оказался зажатым в его руках и в тот же момент вспыхнул.
– А-а-а-а!! – заорал низколобый, разжал руки и стал ими яростно трясти.
В этот момент в казарму ворвался сержант, привлеченный шумом.
– Сми-и-ирно!! Что здесь происходит?!
Последний из четверки, самый умный, успел даже для меня незаметно скрыться и с видом полнейшей непричастности присоединился к толпе сослуживцев.
– Я повторяю! Что здесь произошло?!
Воины растерянно молчали, не зная, что сказать.
– Позвольте мне, господин сержант, – вылез я со своими комментариями. – Я все видел. Эти трое повздорили. Вон тот, что у дверей. Большой который…
– Для тебя тут все большие, – хмыкнул сержант. – Что дальше?
– Да, господин сержант. Так и есть. Так вот тот большой за что-то вдруг ударил этого длинного, а этот, который сейчас воет и руками трясет, достал амулет и кэ-э-э-к врежет большому. Тот и улетел аж до дверей. Потом этот… с обожженными руками который, наверное, хотел добавить, а амулет возьми и загорись. Говорили же нам: нельзя амулеты через лес. Говорили. А он, небось, не слушал. Теперь будет кричать, что не было у него никаких амулетов. Ага. Как же?! Все видели, что он его в руках держал. Правда ведь?
Сотня дружно кивнула. Держал же? Держал. Объяснение всех устраивало. Иначе…
– Почему сотня не вмешалась и не прекратила безобразие?! – Сержант грозно оглядел воинов.
– Так не успели, господин сержант. Все так быстро произошло.
Все опять дружными кивками подтвердили мои слова. Если рассказать, как все было на самом деле, пострадают сто парней, а так будет отвечать только эта тройка.
Сержант понял, что ему впаривают весьма отредактированную версию событий, но ему самому очень невыгодно копаться в грязном белье. А ну как всплывет что-нибудь такое, после чего ему предстоит поход на войну рядовым воином в составе маршевой сотни? Поэтому опытный вояка не стал добиваться истины, приказал оттащить пострадавших в лазарет в компанию их друзей, уже успевших «отдохнуть» на столе хирурга-целителя. Ага! Еще эмпата к ним приглашать! Чего не хватало!
Эту троицу мы больше не видели. Говорят, их отправили на фронт в штрафную сотню на самый горячий участок. А ко мне лезть перестали совсем. Злобно зыркали, но пакости строить боялись. Вроде я себя в драке никак не проявил и у инструктора по рукопашному бою на самом плохом счету, а все равно страшно. Те, кто пытался меня «воспитать», в конечном итоге оказались на больничной койке, а мне хоть бы что. Короче, лучше держаться от странного заморыша подальше. Так, видимо, решило большинство, и ко мне больше никто не цеплялся.
Однако отстали, как выяснилось потом, не все. Тот самый, из четверки, который оказался самым умным, подловил меня, когда я возвращался ночью в казарму после самохода.
Дело в том, что увольнительные в городок за невысоким забором предусмотрены были только в виде меры поощрения самым лучшим рекрутам. Самых лучших, разумеется, было немного, а в городке побывать и вдохнуть воздух воли хотели все. Тяжело, когда прямо под боком, но вне досягаемости, море соблазнов для воина, лишенного обычных житейских радостей. Я не только про женское внимание или выпивку – простое пирожное с чаем уже представлялось неземным счастьем.
Так что те, кто не попал в число счастливчиков, то есть большинство, упорно искали обходные пути. И находили. В частности, можно было за приличные деньги, около двадцати серебрушек, договориться с кем-нибудь из постоянного персонала лагеря и по его пропуску проникнуть за проходную. Другое дело – уже за пределами части не попасться патрулю. А форма-то яркая. Издалека видна и буквально кричит: «Это рекрут! Проверьте его!» Так что, бег по пересеченной местности и способы ухода от погони изучались нами на тренировках с особым рвением. Можно сказать, с настоящим фанатизмом, не покладая рук и ног. Если патруль поймает – наказание будет очень и очень суровым. Надолго, если не навсегда, отобьют охоту ходить в самоход.
Местное население относилось к нам, рекрутам, довольно терпимо и не интересовалось: есть у нас увольнительная или нет. В лавках и на рынке обслуживали наравне со всеми. Однако были и ограничения. Так, например, в трактирах (тавернах, кабаках, шинках, кафе и ресторанах) рекрутам не наливали ничего крепче морса. В магазинах и лавках не продавали спиртного и… гражданскую одежду. На предложение двойной и тройной оплаты фыркали, а самым упрямым предлагали услуги патруля. Объяснялось все очень просто – продавцам, нарушителям запрета, выписывали такой штраф, что и разориться в одночасье можно. Кому охота ради небольшой прибыли рисковать? Много ли у рекрута денег? Так что попить чаю с пирожными можно где угодно, а расслабиться под кружечку пива – уже никак. В остальном – плати деньги и получай любой товар. Услуги «девушек», большинство из которых давно забыли, когда ими были, в том числе. Повыше или пониже. Худышку или толстушку. Подешевле или подороже. На полчаса, на час, на два или на всю ночь. Опять же плати – и все пройдет приятно. К обоюдному удовольствию.
К сожалению, денег на руки нам не выдавали, хотя оклад в два золотых начислялся с момента поступления в карантин. Это без боевых, выслуги, доплат за мастерство и награды. С момента окончания учебы и зачисления в действующую часть плата должна сама собой подрасти до трех золотых. Но когда это будет? Главное, когда выдадут, наконец, амулет банка, где денежки, потом и кровью заработанные, лежат? Тогда, и никак не раньше, можно будет тратить золото в свое удовольствие. Если будет время и возможность.
Однако все равно деньги у воинов водились всегда. Иначе даже тем, кому дали увольнительную записку, делать в городе было бы совершенно нечего. Разве что покончить жизнь самоубийством, захлебнувшись слюной. С другой стороны, я с такими практически не общался, может, им в канцелярии части выдавали энную сумму? Но в основном каждый добывал денежки своими путями. Местным проще. У них либо с собой была небольшая заначка, либо родственники подкидывали. А вот тем, кто попал сюда с Той стороны, сложнее. Родни нет – побаловать небольшой суммой некому. Остается рассчитывать на то, что удалось пронести с собой, либо что-нибудь продать местным. А что продашь? Форму никто не купит, да и отвечать за нее придется. Поэтому все свое свободное время рекруты, у кого руки из нужного места растут, посвящали изготовлению всяческих поделок. В качестве материалов использовались бросовые железки, найденные на свалке рядом с оружейным складом. Куски дерева, оставшиеся от мебели, прикладов и лафетов. Кубики использованных ружейных накопителей. Кристаллы в них были настолько дешевые, что выгоднее их выбросить, чем перевозить в город, где производилась зарядка. Хотя и положено сдавать пустые на склад, но строго учета никто не вел. А уж поврежденные и вовсе выбрасывались на помойку.
Кстати, такой способ добычи денег, как воровство, популярностью не пользовался. Попытки пресекались быстро и очень жестко. Один раз такое случилось в соседней сотне через день после нашего прибытия. Всех без исключения выстроили на плацу, провели повальные обыски и, поскольку вор не сознался сам, начали допрашивать, не жалея заряда артефакта правды, всех подряд. Десяток за десятком. Через несколько часов нашли. Что с ним сделало командование, мы так и не узнали, но то, что его очень ждали в родной сотне, чтобы душевно пообщаться, это факт.