Галина Манукян - Ученица чародея
Расторопные служанки принесли из лавки обувщика изящные туфельки точно по моему размеру. Ну не чудо, ли? К тому же теперь на мне были даже шёлковые чулки с кружевными подвязками. Поддерживающие мягкие валики на хлопке приятно сжимали ногу чуть выше колена. И пусть чулки никому были не видны, надев их, я почувствовала, что изменилась будто по мановению волшебной палочки.
– Это, правда, я? – прошептала я поражённо.
– Вне всяких сомнений, милочка, – с не меньшим изумлением пробормотала мадам де Веруа, придирчиво разглядывая меня в зеркале. – Честное слово, если б я не знала, что ты служишь мсьё Годфруа, я бы решила, что ты родом из одной из лучших дворянских семей.
Я зарделась.
– Что такое, ангелочек? – у графини вопросительно изогнулась бровь.
– Отчасти так и есть, – выдала я свой секрет новой знакомой. – Мой отец – граф де Клермон-Тоннер.
Реакция графини была неожиданной, она нахмурила тонкие брови, и у неё вырвалось:
– Хм… это меняет дело.
– Какое дело? – удивилась я.
Но мадам де Веруа пропустила мой вопрос мимо ушей и, улыбаясь как ни в чём не бывало, защебетала с хозяйкой салона, выбирая мне ночную рубашку. Эйфория от покупок тут же прошла, и я насторожилась.
– Посмотри, ангелочек, какая прелесть! – воскликнула графиня, указывая на белоснежную батистовую рубашку с ажурной вышивкой.
– Мило, – признала я и, мысленно расставаясь со всеми покупками, спросила совершенно серьёзно: – Так о каком деле вы говорили, ваша светлость?
Графиня посмотрела на меня, будто не понимая, а затем снова сделала жеманный жест рукой – похоже, её коронный.
– Совершенные пустяки. Я подумала о том, чтобы подыскать тебе достойную партию. У меня есть на примете один купец. Весьма недурен собой, а богат – ах, как он богат! Натуральный Крёз! Так вот он поведал мне исключительно по дружбе, что непременно хочет в жены юную красавицу. Такую, как ты. Однако, учитывая благородное происхождение, к вопросу твоего замужества стоит подойти более щепетильно.
– Благодарю вас за заботу, ваша светлость, однако я – незаконнорожденная дочь. И к тому же, обстоятельства не позволяют мне выйти замуж, – сказала я уже мягче.
– Ах, ангелочек, – чуть ли не со слезами на глазах воскликнула графиня. – Неужели? Какая беда! Я уверена, можно что-то придумать. Такая красота не должна пропадать в девичестве.
Я вздохнула. Конечно, не должна. Но, наверное, пропадет. Ох, отчего же суждено мне вовек мучиться в старых девах? Я представила себя старую и беззубую в девичьем чепце, дряхлым голосом читающую Вергилия другим таким же розовощеким старушкам, сидящим вокруг меня в кружочек в богадельне. Фу, нет. Не хочу. Разве это может быть моей судьбой? Ни за что!
Я передернула плечами. Но тут меня опять настигли тревожные сомнения: а вдруг лекарь не соврал, и мне, правда, грозит смерть или безумие после мужских ласк? Внутри меня все сжалось. Не хотелось бы убежать из-под венца с дикими криками, порвать свадебное платье и бегать по округе нагишом. В одной фате и флердоранже. И не хотелось корчиться в предсмертных муках перед красавцем-любовником, судорожно хрипя и хватая воздух. Увы, мне не только женой, и любовницей не стать… А жить почему-то хотелось. Очень. Я снова тяжело вздохнула.
То ли от того, что меня переполнили жуткие картины, то ли от вспенившейся жалости к самой себе, сочувствие графини мне показалось искренним. Неловкость вместе с недосказанностью растворились в запахах новых тканей, оставив только неприятный осадок в душе, застывший, будто чересчур накрахмаленные кружева.
Рассеянно примеряя ночную рубашку, я подумала о том, что, возможно, в Савойе укроюсь от лекаря и его мерзкого сына и смогу начать новую жизнь. Я слышала, что некие светские особы берут себе компаньонок и оплачивают им пансион. Я могла бы стать секретарем для любой дамы – всем надо писать письма. К тому же справлюсь и с работой гувернантки для детишек графини или малышей её подруг. С ребятами Моник я хорошо ладила. В конце концов, я многое умею. Пусть знакомство с мадам де Веруа обошлось мне дорого, я отчаянно надеялась на то, что она отплатит мне добром, полезными знакомствами и связями.
Помню, как-то папенька говорил маман за ужином: «Дорогая, все в нашем мире зависит от связей». Фраза врезалась мне в память оттого, что я представила много-много важных господ, запутавшихся в веревках. Связанные военные и штатские человечки смешно дергали ручками и ножками, пинались и надували щеки, но выпутаться из клубка никак не могли. Маман фыркнула: «Главное, чтобы связи не были беспорядочными». И я решила: наверное, когда эти важные человечки распутают все связи большой веревки, тогда беспорядков больше не будет, и наступит рай на земле. Ах, как давно это было!
Единственное, чего не хотелось, – использовать свой дар. Он казался мне слишком опасным, необъяснимым, неправильным. Все же не дар это, а проклятие. Я отдала бы всё на свете, чтобы его у меня не было!
* * *Мы покинули салон мадам Шантильи с кучей свертков и коробок. Трясясь в карете, я прижимала к груди новое платье и думала, что вырвать его у меня сможет только пара великанов и то, если разойдется не на шутку. Графиня снисходительно улыбалась. Только пусть не думает, что меня можно купить вот так запросто. Это я еще не отошла от восторга обладания лазоревым нарядом принцессы.
Перужский особняк герцога был не слишком велик. Однако все в нем было не так, как в лекарском доме, начиная от кованых железных ворот, которые распахнул перед нами благородный седой старец, до широких коридоров. По углам стояли рыцарские доспехи, и, казалось, из-под тяжелых забрал за мной наблюдали глаза безмолвных воинов. Однако шлемы были пустыми. Каждое окно напоминало россыпь драгоценных камней – солнце проникало сквозь витражи, сверкало на стеклянной мозаике и оставляло на полу цветные полупрозрачные пятна. Из-за этого во всех комнатах особняка царило волшебное, немного загадочное умиротворение.
– В таком доме должны жить феи, – заметила я, засматриваясь на игру пылинок в разноцветных лучах, пронизывающих помещение.
Графиня довольно рассмеялась и ласково потрепала мою щеку рукой. Возможно, я зря думала о ней дурно? За несколько дней в обществе семейства Годфруа я начала видеть плохое во всех. А ведь это грех!
Портреты, пейзажи и гобелены в вычурных рамах висели вдоль стен. Их можно было рассматривать часами. Но графиня увлекла меня в обитую красным с позолотой шелком спальню и вверила трем служанкам. По правде говоря, почувствовать себя настоящей госпожой было великолепно. Сначала они согрели ванну, а потом меня, чистую и сияющую, как серебряную монетку, растерли мягкими полотенцами. Я совершенно размякла и, поддавшись, блаженству, думать забыла о лекаре. Он далеко. Пусть там и остается. А Этьен… Кто он такой? Лучше всего представить, что его и не было никогда.
Служанки занялись моими волосами. Я лишь с удовольствием наблюдала, как меняется в зеркале мое отражение – из городской простушки превращается в утонченную светскую мадемуазель. Изумительно, как украшают девушку завитые локоны, тонкая жемчужная нить в волосах и нежные розы.
– Мадам графиня передала вам это, – служанка раскрыла передо мной бархатную шкатулку, и я с восхищением коснулась пальцем жемчужных серег в виде застывших молочных капель и такую же подвеску на серебряной цепочке.
Когда девушки-служанки закончили мое убранство, я стала похожей на принцессу из сказки. Увидев свое невероятное преображение, я еле сдержалась – пожалуй, принцессам скакать, как зайцам, не следовало. Даже от большой радости. А так хотелось…
Затем лакей пригласил меня в обеденную залу. Весьма кстати, потому что, наверняка не предполагалось, чтобы у принцесс громко урчало в желудке. Мне же приходилось надавливать на живот руками, чтобы не позорил меня звуками, скорее подобающими голодному разбойнику, чем воспитанной девушке.
Благо, графиня обедала без друзей. Мы мило обменивались любезностями. Обслуживая нас, сновали по комнате красиво одетые слуги. А украшенный цветами, заставленный изысканной посудой стол вызвал у меня поначалу смущение неизвестными блюдами и воистину королевским изобилием. Но потом смущение переросло в восторг. Долговязый слуга объявлял каждое блюдо, словно важного гостя на балу:
– Перепела в ежевичном соусе. Мидии с экзотическим шафраном.
Я с округленными глазами следила, как тонкие, будто кружевные тарелки проплывают по воздуху в умелых руках прислуги и приземляются на льняную скатерть.
– Лосось, жареный с помидорами и маслинами, – и с благоговейным придыханием: – Куриное фрикасе со спаржей.
Затем на стол водрузили канапе из фиников и ветчины, а по соседству – фарфоровую супницу с изящным половничком, наполненную супом-пюре с сельдереем и шампиньонами. Овощи в ассорти на овальном блюде были разложены так искусно, что, право, мне было жаль нарушать гармонию этого шедевра от графского повара.
