Наталья Караванова - Сердце твари
– В ущелье?
– Нет… по реке прямо. Его ни с чем не спутаешь… он один. Голая скала. А под ней луг… трава… сеном пахнет… там…
Даль решился.
Вытащил священный знак Спасителя. Не тот, который ему вручил отец Леон, а свой, старый. В новом еще только предстоит насверлить отверстие, насыпать крупинки грязно-белого порошка. Секрет яда Геда не раскрывает никому. Он действует почти мгновенно.
Даль давно решил, что если попадется, то умрет именно так – до того, как его передадут в руки палача.
Вот только пастух вряд ли сможет проглотить сухие крупинки. Дальгерт нашел стакан, налил немного воды из кружки на столе, высыпал яд и тщательно размешал.
За окном садилось солнце.
Там, снаружи, стрекотали кузнечики, прощаясь с белым днем. Тихо…
В открытое окно долетал слабый запах овечьего навоза и травы.
Он отвернулся от окошка, сделал шаг к постели.
Пастух лежал, вытянувшись, слепо смотрел в потолок. Он не дышал.
Дальгерт с невыразимым облегчением выплеснул отраву за окно. Тщательно вымыл и вытер стакан. И только после этого открыл дверь в кухню.
– Хозяйка…
Женщина кивнула. Она не плакала и казалась очень худой в черном траурном платье. Она все знала еще утром, когда приходил лекарь.
Пришлось посторониться, пропуская ее в комнату.
И в этот момент в дверь застучали. Это вернулся Левик и привел священника.
Старое кладбище – узкая полоска земли, на которой кое-где лежат гранитные или мраморные плиты, испещренные надписями на незнакомых языках, – осталось позади. Дорога к Спи-камню действительно оказалась нахоженной и удобной. И камень в последних лучах уходящего дня Дальгерт узнал сразу. Он действительно там был один такой. Великан играл в камушки, один укатился на луг, да там и остался. Раза в четыре выше Даля, для того, чтобы называться скалой, он еще был слишком мал, но и с другими, рассыпанными неподалеку отголосками великаньей игры, ни в какое сравнение не шел. Вот и было у него свое, особое название. Может, пастухи и дали камню имя, заимев привычку отдыхать в тени его крутых боков.
Было тихо. Действительно, пахло сеном.
Но тишина была недоброй, ветер после жаркого дня казался слишком зябким, а запах – густым. Луг и лес за ним глядели на гостя настороженно.
Дальгерт шел как в разведку. Старался не торчать на открытой местности, от священных одежек избавился еще на кладбищенских плитах, и сам не слышал собственных шагов. Здесь, на севере, светло бывает и ночью. В августе это уже не тот свет, при котором можно читать книгу или разбирать карту, но Даль был рад и этому.
Он без труда нашел место, где на пастуха напали псы. Трава примята, кое-где вырвана, выворочены комья земли.
Легко представить, как здесь все случилось. Даль поежился.
Псы выскочили из зарослей глухого разнотравья, как из-за ширмы… бежать от них было некуда, разве на камень лезть. Но крутобокий камень не оставил жертве никакого шанса. Вот палка, разломанная и измочаленная собачьими зубами. Вот обрывок одежды. Трава, темная от крови. Вот шапка.
Почему псы оставили жертву? Решили, что человек мертв? Или услышали какой-то приказ? Теперь уже никто не ответит.
Даль обошел вытоптанное место, проверяя каждый ком земли. Письма не было. Значит, или забрали пастухи, или тот, кто отдал приказ собакам.
Напоследок Даль поднял шапку. Она намокла от крови, была порвана и вдавлена в грязь овечьим копытом, но под ней лежал порванный, измызганный полиэтиленовый пакет, а в пакете угадывалась бумага.
Даль отошел к камню, от зажигалки затеплил огарок. Торопливо размотал послание…
Пес, видно, трепал его вместе с шапкой. А потом все это вместе попало в кровь. Разобрать хоть что-то не получалось. Даль решил, что сделает это позже, когда встанет солнце. А пока – пора назад. В город. Ему в любом случае нужно вернуться до утренней мессы. В свою очередь, это означало, что Даль не может сейчас тратить время и заходить на Каменный Спуск.
Надо идти к Кузнецу.
Кузнец отворил на нетерпеливый стук, осветил гостя масляной лампой, поморщился, узнав.
– Дальгерт Эстан. Ждал вас вечером. Что вас задержало?
– Я расскажу…
– Пошли в дом. Но тихо! Младший приболел, только уснул.
У Кузнеца большая семья, четверо детей. Он осторожен и внимателен.
В кухне Кузнец поставил лампу на стол. Поправил плотные шторы. Посмотрел вопросительно. Это очень высокий, крепкий мужик с простоватым лицом в обрамлении густой, но короткой бороды. Даль на его фоне выглядел мальчишкой.
Он коротко рассказал о гибели пастуха.
– Плохо, – вздохнул собеседник. – У меня сейчас нет другого надежного человека.
– Он успел передать последние сообщения. Напали на него на обратном пути. Он нес письмо для меня. Письмо я нашел, но оно…
Он показал порванный лист, еще влажный от крови.
– Хочу попробовать разобрать хоть что-то. В город вернуться не успеваю.
– Хорошо. Работай. Я не буду мешать.
Хозяин ушел, а Даль просидел над письмом почти два часа. Смог разобрать лишь несколько слов, да и то не был уверен. «Остаться на месте» и «вероятность осады». Если со вторым все более-менее ясно, то первое вызывало сомнения. После этих слов стоит точка. Что там было до? Предостережение это или приказ? Или вовсе не имеет отношения к Дальгерту лично?
Даль решил, что послушается этих слов и пока останется. Он не любил быть далеко от событий.
Разбудил хозяина – в последнее время опасно оставлять двери незапертыми, распрощался. Короткая ночь тоже собралась уходить, над остатками старых заводских стен плыли сумерки.
Все было как обычно. Только Дальгерту показалось, что брат Рузан посмотрел на него странно, но ничего не сказал, и он отмел это наблюдение как не важное.
Отец Никула дозволил уставшему после бдения аколиту небольшой отдых, и Дальгерт сообщил, что отдохнет в городской квартире, подальше от монастырской суеты.
Усталость была такая, что он упал бы и в келье, но мысль об угрожающей Ильре опасности гнала вперед. В крайнем случае, заплатит Вилю за комнату. Даже если старик затребует двойную цену. Да хоть тройную! Лишь бы впустил.
Площадь пустовала, только горожанин в милицейской повязке околачивался на стороне дома Совета Старейшин.
Главный вход в таверну оказался заперт. Это было необычно, но и только. В этот час, как правило, Виль уже открывается. Даль решил, что хозяин вчера не смог договориться с поставщиком, вот и держит дверь закрытой. А в гостиницу есть и другой вход. Не от площади, а с улицы Старого Тарна. Это самая широкая и ухоженная улица городка, на ней стоят дома уважаемых горожан и старейшин. А с недавних пор – и старших чинов клира.
Даль толкнул дверь, она легко распахнулась. Лестница вела в жилую часть дома, короткий коридор – в зал таверны. Он, не раздумывая, отправился именно туда. Откуда еще начинать поиски хозяина, как не с кухни?
В зале было много света с улицы. В окна лило свет недавно вставшее из-за домов напротив солнце. Было совершенно пусто.
Даль хотел уже уйти, как вдруг увидел Виля.
Хозяин заведения сидел за одним из боковых столиков, перед ним стояла ополовиненная бутылка и стакан.
Что-то случилось, понял Дальгерт. С Ильрой?
– Виль, что слу…
Тот вскочил мгновенно, словно только и ждал услышать этот вопрос. И ударил – так же быстро.
Дальгерт едва успел увернуться, с него слетела вся усталость.
– Виль!
Теперь в него полетел, роняя последние капли прозрачного алкоголя, стакан. Дальгерт отпрыгнул в сторону.
Следующим орудием Добряк Виль избрал стул. Надежный дубовый стул, тяжелый и прочный, разлетелся на дощечки, соприкоснувшись со столом, за который отступил Дальгерт.
Оставшись в руках с единственной ножкой, хозяин так же молча продолжил наступать.
Даль снова увернулся, опасно шагнул вперед, перехватил и вывернул его локоть.
– Виль! Что с Ильрой?!
Он уже догадался, что никакая иная причина не смогла бы настолько вывести хозяина из равновесия.
– Она жива?
Хозяин только дернулся в захвате.
– Я тебя сейчас отпущу. Но обещай, что не будешь стульями кидаться.
– Я тебя убью.
– За что?
– Ты сказал монахам…
– Что?
– Сказал, что она… мастер Слова.
– Нет!
– Больше некому… – в голосе хозяина сквозила горечь. – Я тебе поверил. Думал, в тебе осталось что-то… человеческое. А ты…
Дальгерт отпустил его и на всякий случай отступил назад.
– Ее забрали сегодня утром. Будь проклят, Дальгерт Эстан. Двенадцать поколений твоих предков да отвернутся от тебя…
– Куда забрали? В монастырь?
Конечно в монастырь, куда же еще…
Виль замолчал. Кивнул.
– Это не тебе месть… – Дальгерт отчетливо вспомнил сальную ухмылку брата Евхарта.
А ведь они все уже знали. Весь монастырь. Когда я туда пришел. Когда я разговаривал с отцом Никулой, когда просил отдыха. Они знали. И никто не сказал… даже брат Рузан. Так вот что мог значить его взгляд.
