Ольга Вольска - Сокровище двух миров
– Кажется, мы куда-то пришли, – констатировал Виктор, рассматривая добротную дубовую дверь. Кофе он, конечно, не учуял, а вот шаги различил. – Мышка, прекращай маскарад, нечего пугать своим экзотическим видом возможный ужин.
Радислава сдавленно хихикнула и отступила в темноту. Обратно в человеческий облик ее вышвырнуло с такой скоростью, что не помогли даже гасящие боль татуировки. Отдышавшись, она с трудом поднялась на ноги. Байкер тут же набросил ей на плечи свою рубашку. Путаясь в слишком длинных рукавах, менестрель зябко переступила босыми ногами.
– Ий! – пискнула она от неожиданности, когда Виктор подхватил ее на руки.
– Так ведь значительно лучше, а? – хитро подмигнул он и требовательно постучал ногой в дверь.
Шаги и шуршание по ту сторону немедленно стихли. Неизвестный обитатель подземелья постарался как можно тише подкрасться к входу.
– Кто там? – донесся до неурочных посетителей жеманный, довольно высокий, но явно мужской голос.
– Сто грамм, – грубовато откликнулся байкер, понимая, что от этих самых грамм он бы сейчас точно не отказался. В подземелье было не так уж тепло. – Давай наливай… тьфу, открывай!
– Я не пью, – сдавленно пискнули из-за двери.
– Значит, нам больше достанется! Открывай живее, замерзли в зюзю… – Оружейник еще раз недвусмысленно двинул ногой по двери, намекая, мол, а иначе выломаем.
Оборотничка чуть шевельнулась, пробормотав что-то невнятное. Виктор удивленно покосился на подругу: пригревшись у него на руках, Радислава умудрилась почти мгновенно задремать и теперь совершенно не желала возвращаться в реальность.
– Эй, за дверью, – на полтона тише, но не менее напористо продолжил байкер. – Открывай!..
– А-а зачем? – глупо спросили оттуда.
– Г-господи… – выдохнул сквозь зубы Виктор. – Затем, чтобы я зашел, дурень!
Под дверьми мялись и сопели, что-то лихорадочно обдумывая, затем раздался тяжелый, какой-то обреченный вздох.
– А вдруг вы станете меня грязно домогаться? – подозрительно спросил подземный житель.
– Чего?! – возмутился байкер. – Да на кой ляд ты мне сдался! Открывай, просвиру тебе в селезенку!
– Поклянитесь, что не будете меня домогаться! – надрывно донеслось изнутри.
– Еще слово – я выбью эту дверь к едрене фене и домогаться будет некого! – рявкнул доведенный до белого каления Виктор, от всей души въезжая берцем по доскам. Двери жалобно крякнули, отказываясь безропотно терпеть подобные надругательства.
– Ладно, ладно, – пошли на попятную там, – капитулирую перед грубой силой, на милость победителя. – Брякнул убираемый засов. – Но я буду кричать!
– Да ради бога, – буркнул Виктор, щурясь на яркий свет. – Кричи на здоровье…
Первое, что заметил байкер, когда глаза привыкли к освещению, – нишу с цветастым полосатым тюфяком. Хозяйски прошествовав через комнату, он осторожно уложил на тюфяк мирно посапывающую Радиславу. Менестрель что-то жалобно пробормотала и свернулась клубочком. Виктор машинально пошарил глазами по комнате, разыскивая, чем бы ее укрыть.
– Эй, это же моя ниша для медитаций! – обиженно возопили от дверей.
– Да не ори ты! Не видишь, человек спит! А нирване все равно, откуда ты в нее войдешь! – огрызнулся байкер, продолжая шарить взглядом вокруг, пока не наткнулся на гостеприимного хозяина… И это его предлагалось «грязно домогаться»?! У Виктора вырвался нервный смешок.
У двери, комкая громадный клетчатый носовой платок, стоял парень ростом едва ли выше Радиславы. Совсем еще мальчишка, хорошо если хоть годков двадцать с натяжкой наберется. Довольно длинные платиново-белые волосы стояли дыбом, словно их обладателя хорошенько стукнуло током или его прическу обработал безумный парикмахер. А посреди «взрыва» торчала лихо заломленная набок шляпка-цилиндр с изумрудно-зеленой лентой. На чем аксессуар держался, для Виктора осталось загадкой. Еще более дико смотрелся черный галстук-бабочка на худой голой шее. Огромные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, перепуганно изучали непрошеных гостей. Сиротливо болтался на длинной цепочке надтреснутый монокль. Поняв, что никто не собирается на него набрасываться, хозяин подземных апартаментов бочком проскользнул к низкому столику на гнутых ножках и проворно подцепил пол-литровую кружку, прятавшуюся среди разбросанных по столешнице книг. От кружки расползался горьковатый кофейный дух. Байкер наконец-то заметил валявшуюся в кресле-качалке кошму и заботливо укутал свернувшуюся клубочком оборотничку. Подземный житель, вцепившись тонкими пальцами в чашку, продолжал настороженно рассматривать Виктора. Худые руки чуть подрагивали от напряжения. Не выдержав такого издевательства, кофе выплеснулся через край, залив светло-серую жилетку, надетую прямо на голое тело. Дымчатым бриджам повезло чуть больше: на темном фоне пятна оказались не так заметны.
Оружейник опустился в качалку и устало вытянул ноги.
– Здравствуй, Кэрролл Новый год… – будто ставя диагноз, пробормотал байкер, разглядев завершающий штрих в облике парня: из-под бриджей выглядывали трикотажные гольфы в красно-белую полоску. На пальце левой ноги красовалась изрядная дырка.
Воплощение Безумного Шляпника стыдливо переступило с ноги на ногу и поспешно обуло растоптанные туфли с медными пряжками, стремясь сгладить конфуз.
– Я не Кэрролл, – вкрадчиво, как буйно помешанному, и максимально вежливо ответило чудо в шляпке, тоскливо глядя на свое любимое кресло, занятое здоровым жилистым грязным мужиком, чье пересеченное шрамом, заросшее черной щетиной лицо навевало мысли о кистенях и большой дороге. – Вполне вероятно, вы обознались и…
– Кэрролл – это писатель, балбес! Он помер, когда тебя еще в проекте не было. – Байкер подавился зевком и поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. – Кстати, а тебя-то как зовут, чудо в перьях?
– Жозеф Дезире, – гордо вздернув остренький подбородок, ответил парень. – Для друзей Жози, но к вам это не относится!
– Ну и слава богу, – пробормотал оружейник, тщетно пытаясь держать открытыми слипающиеся глаза. – А я – Виктор… Мы с подружкой выспимся у тебя, а поутру откатим… Не переживай… – Прекратив бороться с отяжелевшими веками, достойный сотрудник специального отдела при Дипломатическом корпусе Единой всеблагой матери-церкви расслабленно откинулся в кресле и заливисто захрапел.
Жози в безмолвном вопле поднял лицо к потолку. Затем душевно отхлебнул из кружки и тут же брезгливо скривился: пока он препирался с наглым пришельцем, кофе успел безнадежно остыть.
Тихое августовское утро, уже по-осеннему прохладное, неспешно принимало в свои объятия сонный Будапешт. Стелилась над Дунаем полупрозрачная туманная дымка, спешили на рынок еще сонные жители, зябко кутаясь в куртки и ежась от утренней свежести, изгонявшей остатки сна. От распахнутых дверей кондитерской расползался вкусный дух свежей выпечки. То тут, то там начинали петь колокола, призывая добродетельных граждан к заутрене. Мелкая лохматая собачонка, пулей вылетев из подворотни, пронзительно обгавкала проходившего мимо мужчину в сутане, даже попыталась цапнуть его за подол. Но не преуспела – прохожий поспешил ретироваться с ее территории, бормоча на немецком что-то нелестное в адрес беспардонной животины.
Досточтимый отец Габриэль Фарт никогда не питал особой любви к собакам, за что друзья человека с не меньшим энтузиазмом платили ему той же монетой. Вот кошки – другое дело. Казалось, не существовало на земле такого усатого-полосатого, с которым Габриэль не смог бы найти общий язык. Якоб фон Кройц частенько шутил, что уже за одно это отца Фарта стоит сжечь на костре. Новоиспеченный великий инквизитор Нейтральной зоны вспомнил друга и усмехнулся своим мыслям. В конце концов, знаменитый кардинал Ришелье тоже питал симпатию к кошкам, что не помешало почтенному прелату оставить яркий след в мировой истории, а заодно стать кумиром для весьма начитанного отца Фарта.
В силу полученного приказа о новом назначении на безусловно высокую и достойную должность вчера вечером святой отец Габриэль Фарт прибыл в Будапешт, дабы занять предложенное место. Отказавшись от предоставляемых апартаментов безвременно почившего Христобаля Саграды, он скромно разместился в гостинице, решив на досуге подыскать себе подходящее жилье. А сегодня господину инквизитору предстояло не только ознакомиться с новым местом службы, но и встретиться с представителями пресловутой «ложки дегтя», неизменно прилагающейся к бочке с медом, пусть и довольно сомнительной. «Ложкой дегтя» местные представители Серого ордена ничтоже сумняшеся именовали весь Дипломатический корпус при Единой всеблагой матери-церкви. Ни те ни другие не питали особой любви друг к другу, а после того, как почтенные дипломаты приложили руку к разрушению резиденции своих оппонентов, взаимная неприязнь только усилилась. И теперь Габриэлю предстояло стать хлипкой прослойкой между молотом и наковальней, чтобы хоть немного сгладить острые углы обоюдного неприятия.
